Уолли придвинулся еще ближе к столу, как будто они собирались обменяться секретной информацией по ядерному вооружению.
— Подай на развод прямо сейчас. Немедленно. Это не сильно тебя обременит. Я проходил через это уже четыре раза. Уезжай из дома, сними квартиру, порви с ней все отношения. Я буду вести дело с твоей стороны, а она может нанять кого угодно. Мы составим контракт задним числом и присвоим ему дату шестимесячной давности. В нем будет говориться, что я получу восемьдесят процентов от компенсации по крейоксу, если таковую выплатят, а вы с Дэвидом разделите пополам двадцать процентов. Тебе придется показать хоть какой-то доход с крейокса, иначе ее адвокат будет рвать и метать. Но основная часть денег останется в резервном фонде, до тех пор пока не пройдет год или около того и бракоразводный процесс не завершится полностью. Тогда на каком-то этапе мы с тобой решим этот вопрос.
— Это же незаконный перевод активов.
— Знаю. И обожаю это. Я проворачивал такое уже тысячу раз, только не в таких масштабах. Подозреваю, и ты тоже. Весьма хитроумно, тебе не кажется?
— Если нас поймают на этом, то мы оба отправимся в тюрьму за неуважение к суду, даже без слушания.
— Нас не поймают. Она ведь думает, что крейокс — только мое дело, верно?
— Точно.
— Значит, сработает. Это наша юридическая фирма, и мы сами устанавливаем правила разделения денег. Это производится только по нашему усмотрению.
— Ее юристы вряд ли окажутся настолько глупы, Уолли. Они узнают об огромных компенсациях по крейоксу, как только их выплатят.
— Да ладно, Оскар, мы же не все время гребем деньги лопатой. За последние десять лет, полагаю, твой средний заработок до налогообложения составлял около семидесяти пяти тысяч?
Оскар пожал плечами.
— Как и твой. Жалкая сумма, не правда ли? Тридцать лет на мели.
— Суть не в этом, Оскар. Суть в том, что при разводе они будут учитывать твой заработок в прошлом.
— Знаю.
— Если деньги по крейоксу достанутся мне, мы сможем утверждать с предъявлением доказательств, что твой доход не изменился.
— Что ты сделаешь с деньгами?
— Похороню их в офшоре, пока развод не закончится. Черт возьми, Оскар, мы могли бы и оставить их в офшоре, наведываться на Каймановы острова раз в год проверять их. Поверь, никто ничего не узнает. Но тебе нужно подать на развод сейчас и выехать из дома.
— Почему ты так настаиваешь на моем разводе?
— Потому что ненавижу эту женщину. Потому что ты мечтал о разводе со времен медового месяца. Потому что ты заслуживаешь счастья и, если выгонишь эту суку и спрячешь деньги, твоя жизнь резко изменится к лучшему. Подумай, Оскар, каково быть холостым в шестьдесят два года с кучей наличных в банке.
Оскар не сдержал улыбку. Он осушил третий бокал. Немного поел. Очевидно, его беспокоила какая-то мысль, и наконец-то он решился спросить:
— Как мне сказать об этом ей?
Уолли коснулся салфеткой уголков губ, выпрямился и заговорил с авторитетным видом:
— Что ж, существует множество способов сделать это, и я испробовал их все. Вы когда-нибудь говорили о расставании?
— Не припоминаю.
— Полагаю, легко устроить крупную ссору.
— О, очень легко. Она вечно чем-то недовольна, как правило, деньгами, и мы ссоримся почти каждый день.
— Так я и думал. Сделай это следующим образом, Оскар. Придешь сегодня домой и сбросишь на нее бомбу. Скажешь, что ты несчастлив и пора с этим покончить. Коротко и ясно. Никаких ссор, никаких стычек, никаких переговоров. Скажи, что она может забрать дом, машину, мебель и все остальное, если согласится на развод без обвинений.
— А если не согласится?
— Все равно уходи. Можешь остаться у меня, пока мы не найдем тебе квартиру. Увидев, как ты шагнул за порог, она разозлится и начнет строить планы, тем более что это не кто-нибудь, а Пола. Ей не нужно много времени, чтобы взорваться. Дай ей сорок восемь часов, и она раздуется как кобра.
— Она и так кобра.
— И уже много лет. Мы подадим документы, она получит повестку в суд и тогда разъярится. К концу недели наймет адвоката.
— Наверное, я давал такие рекомендации раньше, но никогда не думал о том, что в один прекрасный день придется выполнять их самому.
— Оскар, иногда для того, чтобы уйти, нужно мужество. Сделай это сейчас, пока еще можешь получать удовольствие от жизни.
Оскар вылил в бокал остатки вина из бутылки и заулыбался. Уолли не помнил, когда в последний раз видел своего старшего партнера таким довольным.
— Ты сможешь это сделать, Оскар?
— Да. На самом деле, я пойду домой пораньше, начну собирать вещи и покончу с этим.
— Великолепно! Отметим это сегодня за ужином. В фирме.
— Договорились, но этой девицы сегодня не будет, верно?
— Я займу ее чем-нибудь.
Оскар выпил вино залпом, как текилу.
— Черт возьми, Уолли, я сто лет так не волновался!
Глава 27
Было непросто убедить семью Хаингов, что они искренне хотят помочь, но после многократных ужинов из бигмаков с ними установились весьма доверительные отношения. Каждую среду, предварительно поужинав более здоровой пищей, Дэвид и Хелен заезжали в один и тот же «Макдоналдс», заказывали те же самые гамбургеры и картофель фри и ехали в комплекс квартир у Роджерс-парка навестить семью своих подопечных. Зоу, бабушка, и Лю, дедушка, тоже присоединялись к ним, потому что им нравился фаст-фуд. Все остальные дни недели они жили на диете, главным образом, из риса и курятины, но по средам Хаинги питались, как настоящие американцы.
Хелен, находившаяся на седьмом месяце беременности и следившая за собой каждый день, сначала сомневалась в необходимости этих еженедельных визитов. Если в воздухе содержался свинец, ей следовало подумать о еще не родившемся ребенке. Поэтому Дэвид проверил все. Он осаждал доктора Биффа Сандрони до тех пор, пока тот не сократил свой гонорар с двадцати до пяти тысяч, при том что Дэвид взял на себя всю работу, связанную с разъездами. Дэвид сам ходил по квартире и собирал образцы краски со стен, воды, керамических покрытий, чашек и блюдец, тарелок, мисок для приготовления пиши, семейных фотоальбомов, игрушек, обуви, одежды, практически всего и вся, с чем вступали в контакт члены семьи. Он отвез эту коллекцию в лабораторию Сандрони в Акроне, оставил и, забрав через две недели, вернул семье. Судя по отчету Сандрони, в образцах обнаружили лишь следы свинца, так что семье было не о чем беспокоиться. Хелен и малыш могли спокойно приезжать домой к Хаингам.
Туйя отравился «страшными клыками», и доктор Сандрони был готов подтвердить это под присягой в любом суде страны. Дэвид держал в руках многообещающий иск, оставалось только найти ответчика. Они с Сандрони составили короткий список из четырех китайских компаний, которые, как им было известно, делали подобные игрушки для американских импортеров, но пока не могли определить производителя. И если верить Сандрони, весьма высока была вероятность того, что они никогда его не найдут. Набор «страшных клыков» могли произвести двадцать лет назад и еще десять хранить на складе, прежде чем отправить в США, где они еще лет пять спокойно пролежали на полке какой-нибудь розничной сети. Возможно, производитель и импортер до сих пор остаются в бизнесе или же давным-давно разорились. На китайцев постоянно давили американские сторожевые псы, следящие за уровнем свинца в самых разных продуктах, и часто не удавалось отследить, кто что произвел в этом лабиринте дешевых фабрик, разбросанных по стране. Доктор Сандрони располагал бесконечным списком источников, участвовал в сотнях исков, но после четырех месяцев поисков остался с пустыми руками. Дэвид и Хелен, обойдя каждый блошиный рынок и магазин игрушек в центре Чикаго, собрали потрясающую коллекцию фальшивых зубов и вампирских клыков, но не обнаружили ничего похожего на «страшные клыки». Их поиски не были завершены, но пыл несколько охладел.
Туйя уже находился дома, он выжил, но серьезно пострадал. Его мозг был сильно травмирован. Он не мог ходить без посторонней помощи, внятно разговаривать, самостоятельно принимать пищу и контролировать физиологические потребности. Круг его зрения был ограничен, и он едва реагировал на общие просьбы. Если кто-то спрашивал, как его зовут, мальчик открывал рот и издавал звук, похожий на «Тей». Он проводил большую часть времени в специальной кровати с поручнями, и поддержание ее в чистом виде было непростой задачей. Ежедневный уход за мальчиком требовал огромных сил, в нем участвовали все члены семьи и многие соседи. О будущем не задумывались. На улучшение состояния надеяться не приходилось, если верить весьма тактичным замечаниям докторов. В неофициальном разговоре в отсутствие членов семьи они по секрету сообщили Дэвиду, что организм и ум Туйи не будут развиваться нормально и больше ничего нельзя сделать. К тому же нет места, куда его можно было бы поместить, заведения для детей с поврежденным мозгом.
Туйю кормили с ложечки специальной пищей, состоявшей из тщательно перемолотых овощей и фруктов, обогащенных необходимыми питательными веществами. Он носил специальные подгузники для таких детей. Пища, подгузники и лекарства обходились в шестьсот долларов в месяц, из которых половину давали Дэвид и Хелен. У Хаингов не было медицинской страховки и если бы не благородство врачей детской больницы «Лейкшор», мальчик не получил бы такого высококачественного обслуживания и, вероятно, умер бы. Короче говоря, Туйя стал почти непосильной обузой.
Сои и Луин настаивали, чтобы за ужином он садился за стол. У мальчика был специальный стул, также подаренный больницей, и, когда его правильно пристегивали и усаживали, он выпрямлялся и ждал еды. Пока вся семья поглощала гамбургеры с картофелем фри, Хелен осторожно кормила Туйю с детской ложечки, говоря, что ей нужна практика. Дэвид сидел по другую сторону стола с бумажным полотенцем и болтал с Сои о работе и жизни в Америке. Сестрам Туйи, называвшим себя на американский манер, Линн и Эрин, было восемь и шесть соответственно. Они в основном молчали за ужином, но было ясно, что они в восторге от фаст-фуда. Если они все-таки высказывались, то говорили на великолепном английском без акцента. По словам Луин