огород, семья. У него, наконец, твердый оклад! Ему выгодно на работу придти попозже, а уйти пораньше. Мучился я с ним я неделю, пока понял, что не доходят и никогда не дойдут до него слова. Дал студентам неформальную команду воздействовать на крановщика как-то иначе, а студенты – народ горячий, поняли команду по-своему. Они Ивана Федоровича, товарища Петрищева и не сильно-то и побили, и с крана вовсе не собирались сбрасывать, как он потом кипятился, да ведь все равно начались разборки. К счастью, пронесло. Заменили этого крановщика, сел на верхотуре человек с редкой фамилией – Депутат. Тоже Иван, только Депутат. Этот оказался более сговорчивым, но все равно как удержать человека после смены, если он сидит на окладе, а дома у него, опять же, огород и семья? Думал я думал и додумался до собственную рацухи: решили принимать бетон без подъемного крана. И потребовались нам для этого всего-то сущие пустяки – шесть дорожных плит да грунт для подсыпки. Договорился втихомолку с шоферней. Они народ понятливый, стали нам подвозить грунт вне всякой очереди. Сразу так круто пошли дела, что мы своего крановщика стали отпускать со смены часа на два раньше. Иди, мол, депутатствуй с семьей своей и домашними животными! Но, конечно, всем этим занимались втихаря, чтобы начальство не узнало.
– Почему?
– Как почему? Узнают, срежут заработок.
– А прораб?
– Вот с прорабом мы подружились. Прораб оказался толковый мужик. За полтора месяца, не поверишь, положили мои студенты пять тысяч тонн бетона. Инструктор из ЦК комсомола, курировавший стройотряды, как услышал про такой объём, так прослезился.
Сергей обогнал плетущийся по дороге грузовик:
– Пришел я в плановый отдел закрывать зарплату, а начальник говорит: «Ты это что? Откуда это? Я не могу так много! Да за такую вашу выработку, мать вашу, упекут меня, куда не надо!» Я к начальнику СМУ. Объясняю, что так, мол, и так… Неделю мозговали, как все оформить… По официальным меркам выходило, что подобный объем работ за указанное время выполнить могли только сто пятьдесят человек, не меньше. Ну, догадались, указали задним числом, что якобы долбились всей бригадой несколько месяцев… Такие вот дела… А зимой, понятно… Зимой – работа обыкновенного научного сотрудника. Да и там дергают: то на стройку, то на сдачу жилого дома, то на какой-нибудь свинокомплекс. Ну, само собой, на разборку картошки, святое дело. Я как-то провел учет рабочего времени, получилось, что за год чистой наукой я занимался четыре месяца. Запомнилась фраза второго секретаря обкома партии, услышал ее однажды на стройке. «Нам виднее, – сказал тот умный секретарь, – чем наши ученые должны заниматься!» Вот и вырастили себе могильщиков.
– Ученые?
– Да нет, партократы! Это я о них! – выругался Сергей. – Если, не дай Бог, что-то случится и они вновь вернутся, на последние деньги куплю винтовку. Это правильно, что митинги красных показывают по всем каналам, – взглянул он на Валентина. – Люди должны видеть, откуда у мертвецов желчь сочится… Вот есть у нас в области такой депутат Госдумы – Суламоров Степан Андрианович. Этот совсем уже зацикленный, с нарезки слетел. Все, кричит, полетело в тартарары, страну распродали, разворовали! Других слов у него нет. Такое впечатление, что вышел спозаранку человек на засеянное пшеницей поле, кругом тучные зеленые побеги, а ему видятся только сорняки. Один знакомый банкир сказал мне как-то: «Вот погоди, Серега, увидишь, что не пройдет и десятка лет, как мир снова вздрогнет». – «Почему?» – спрашиваю. А он: «Представь себе, что в железную бочку бросили десяток крыс. Не надо сильно объяснять, что которая всех сожрет, она-то и окажется самым страшным крысоловом». Я так думаю, Валя, – сказал Сергей, – что такой крысолов уже бьется в железной бочке. У нас ведь в стране десятилетиями выращивали особую породу людей. Привыкли ко всему готовому, отсюда столько Суламоровых.
Сергей задумался.
– Вот смотри, – сказал он. – Возьмем проблему раздела собственности. В любой стране она является самой сложной, самой неблагодарной. А у нас к тому же, какой опыт? Важно было начать. Ни на кого сейчас так сильно не катят бочку, как на Чубайса, а российские бизнесмены всегда будут его помнить. Ведь, по большому счету, у нас давно назрела необходимость в появлении среднего класса и крупного капитала. С первым очень не просто – нет традиций среднего бизнеса, за семьдесят с лишним лет все извели под корень, а вот что касается крупного капитала… Тут, правда, есть некоторые сложности… Сам понимаешь, что крупный капитал трудно заработать законно. По крайней мере, я таких примеров не знаю, – покосился Сергей на напрягшегося Валентина. – А вот приватизацию средних предприятий я бы провел самым простым способом. Вот, скажем, ты директор, ну и дели сам всю принадлежащую предприятию собственность. Если сможешь полностью обеспечить производственные процессы да стабильные заработки для персонала, тогда хоть один все забирай. Но вот если не можешь… Тогда не цепляйся ручонками, делись с народом…
– Да кто ж будет делиться?
– Найдутся такие, жизнь заставит, – убежденно заявил Сергей. – Уже сегодня случается, что приходит в частную фирму толковый человек и его сразу берут в состав учредителей – без всяких разговоров и денег. Понимают, что главное – умная голова. Сегодня поделился частью прибыли, отдал часть доходов, зато завтра у тебя – новый подход, новые идеи, а значит, все новые и новые прибыли. Коллективный разум – вообще великая вещь. Причем, нужен такой разум прежде всего рабочим людям. Люди у нас привыкли к более или менее стабильным условиям. Помнишь, нам каждый день вдалбливали, что это именно мы все являемся истинными хозяевами страны? А на самом деле настоящих хозяев никогда у нас не было, всеми благами пользовались считанные функционеры. А большинство людей просто привыкло ходить на работу. Ну, какая у них мечта? Ну, обеспечить себя, ну, обеспечить детей, и при этом ни за что не отвечать. Так спокойнее. И всем глубоко плевать, что рабочий человек своей фабрике не хозяин… Впрочем, ты ведь не хуже меня знаешь, что активная часть населения в любой стране составляет абсолютное меньшинство. Ну, там пять, ну, семь процентов. Зато именно эти пять-семь процентов любят рисковать, зачастую даже собственным имуществом. Понятно, что именно они чаще всего и прогорают, но жизнь есть жизнь… Зато только у них есть шанс приобрести настоящий капитал, только они обеспечивают стабильность общества, о которой у нас все так тоскуют. Ты, может, не знаешь, но на место брокеров сейчас на нормальной бирже принимают только молодежь, людей не старше двадцати пяти лет, как раз по той причине, что на работе они вкалывают по-настоящему и постоянно подвергаются огромным стрессам… Ну, а процесс обретения крупного капитала вообще осложнён всяческими трудностями… Во-первых, должны появиться настоящие собственники, такие, что умеют вовремя проводить реальные кадровые перестановки, вовремя определять стратегию и тактику развития производства. Во-вторых, должен появиться класс управленцев, способных на очень точные, выверенные, нетрадиционные и, как это ни парадоксально, зачастую даже на рискованные решения. И, в-третьих, людей надо накормить, людей надо устроить. Самая понятная проблема. Ведь любому человеку нужны, как минимум, более или менее приличное жилье, приличная машина, хорошее питание и нормальные условия для отдыха. Все это легко перевести на язык цифр. В зависимости от региона, получается в год в среднем от ста тысяч долларов на периферии до пятисот в центре. Ведь пока человек не насытится, у него вольно или невольно будет срабатывать хватательный рефлекс. Этим, к сожалению, болеют все. Нормальная работа начинается только после удовлетворения первых минимальных потребностей человека. Заметь, кстати, что указанную болезнь подхватывают прежде всего банкиры. Это не удивительно, ведь у них живые деньги под руками… После банкиров – управленцы крупных фирм и производств… Наконец, политики – их доходы впрямую зависят от результатов различных решений на уровне городов, областей, регионов… Я тут как-то листал старый учебник. Одно время, оказывается, много писали у нас о так называемом имущественном цензе при занятии любой общественно значимой должности. Если вдуматься, это верно. Я за введение такого ценза. Я бы ввел такой ценз в России. Уверен, что это сразу решило бы проблему карманных депутатов, для которых, как правило, организуют специальное финансирование выборных компаний… Сам понимаешь, что такие депутаты всегда будут принимать решения прежде всего в пользу своих благодетелей… Впрочем, чего это я? – засмеялся Сергей. – Ты, кажется, задавал конкретный вопрос?
– А ты на него уже ответил, – кивнул Валентин. – В твой истории не хватает только одной детали…
– Это какой?
– Крепкого пинка под зад.
– Пинка? – удивился Сергей.
Но до него тут же дошло:
– А что? Ты прав. Такой пинок был. Я ведь с кафедры ушел не совсем по собственному желанию. Скорее, по прозрачному намеку своего профессора. Никак он не мог понять, почему я, как все другие его сотрудники, не прошу повышения заработной платы. А мне зачем это было? – рассмеялся Сергей. – Я к тому времени создал кооператив, в котором получал раза в три больше, чем мой профессор, и на работу приезжал в классной тачке. Ну, перешел на другой факультет, чтобы не мучить хорошего человека неразрешимыми вопросами, а потом, когда разница в заработке в институте и в кооперативе стала превышать разумное, бросил и институт.
– Но там ты был ученым!
– Скорее, считался.
– Пусть даже считался. Разве не тянет тебя назад?
– Раньше тянуло…
Вокруг тебя шумят дела… Бегут твои года…
Валентин рассмеялся.
– Ты чего? – удивился Сергей.
– Судя по указателю, скоро будем проезжать Эммаус. Когда-то здесь жил один мой знакомый перец. Его из Конторы уволили сразу после путча, что-то он там не так сделал, не так, как надо отреагировал. Я с ним познакомился еще в школе… Не думаю, что увольнение его расстроило, сам хотел уйти на вольные хлеба, только до перестройки такая инициатива не сильно поощрялась. Она, правда, не поощрялась и при Горбачеве… Для начала устроился этот перец охранять склад с взрывчаткой. Не в Москве, конечно, и не под Эммаусом. Склад находился в тундре. Вахтовая команда летала туда самолетом. Удобно. Отпашешь в тундре полмесяца, потом столько же отдыхаешь. Моего перца это очень устраивало. В дни отдыха он успевал прокручивать в Москве десятки других своих дел, а потом, так сказать, улетал на побывку в тундру.