«С какой-то ласковой и хрупкой чистотой…»
С какой-то ласковой и хрупкой чистотой
Серьезный вечер встал, как море грусти, в мире.
Он струны трогает на несказанной лире,
Шуршит, как женщина, шелками за спиной.
Ах, на асфальте дна, сквозь вечера видны
Под створками сердец все жемчуги страданья!
С вершин влюбленности, утонченности, знанья,
В слезах гляжу на дно, на сказку глубины.
Он трогательно-свят, кинематограф дней!
Да, я тебя достиг, вершина, безотчетно…
Но ведь она жалка, нежна и мимолетна!..
И это maximum… О, maximum людей!
ПЬЯНЫЙ ФОРДЕВИНД
Фордевинд свирепый воет,
Море пеной бороздит,
Яхта волны носом роет,
Опьянела и летит.
Паруса раскрыты ровно,
Ветер дует за кормой,
На два раковина словно
Растворилась белизной.
Словно в белом бальном платье
Бодро, весело, легко
Мчится девушка, объятья
Раскрывая широко.
Вверх и вниз! Мы в вечной смене
И ныряет, кверху нос,
Наш челнок за яхтой в пене,
Точно в мыле черный пес.
Растравите больше тали!
Пусть сорвется сзади челн…
Я люблю быть на штурвале
На галопе диких волн.
Веет призраком знакомым,
Фея смерти надо мной…
Разбивайте флягу с ромом,
Первым выпьет рулевой!
Фея бешеного танца,
Я не выпущу штурвал!
В честь Летучего Голландца
Подымаю я бокал.
Фея, prosit! Я киваю,
Под вуаль гляжу твою…
Я давно тобой играю,
Я давно тебя люблю…
ЗАТМЕНИЕ
Там, где-то в небесах, медлительно и просто
Спокойные миры вершат свои движенья,
Лазурные пути и предопределенья
Кому-то нужного старения и роста.
И, позабытые, они полны мечтанья…
Но в час безумия и всенародных бедствий,
Как грусть прозрения и знаменье последствий,
На землю падают с небес напоминанья.
Тогда темнеют дни и засыпают травы,
Зверье тревожится и звезды проступают,
И змеи прячутся, и пчелы не летают,
И мир, заслушавшись, пьет звездные отравы.
Род homo sapiens один не пал пред Богом.
Собравшись в тучи войск, бесчисленная стая
Гремит, гудит, ползет, бряцая, уставая,
Как нити серые, по тягостным дорогам.
Колышутся, как рожь, блестя, штыки стальные
Мильоны наших сил и вражьих сил мильоны…
И шлепают в грязи ритмично легионы
Однообразные, суровые, густые…
О, их сведут с ума своим весельем грозным
Железные плевки хохочущих орудий!
Но в полдень павшие на поле брани люди
Mane, fakel, fares прочтут по знакам звездным.
«Когда-то в небе раз Мадонна заскучала…»
Когда-то в небе раз Мадонна заскучала
И вдруг расплакалась, не зная почему…
Ей показалася ненужной никому
Торжественных небес классическая зала.
Секрет ее души Мурильо был разгадан!
Ей нравились духи и разный милый вздор…
А здесь был правильный и вечно-сладкий хор,
Разумные отцы, акафисты и ладан.
Пусть бы она совсем не делалась Мадонной!
И вот обиженно расплакалась она
И две ее слезы упали из окна
И стали глазками одной новорожденной.
И та, наивная, всю жизнь с душой шепталась:
Ты какова сейчас? А, ты дурная… Пусть!
И, хоть в ее глазах светилась Божья грусть,
Болтала, плакала, грешила и смеялась…
«Бродяга-музыкант с смешною обезьянкой…»
Бродяга-музыкант с смешною обезьянкой,
Пугливым существом, прижавшимся к плечам,
Бродил по улицам с хрипящею шарманкой,
По равнодушнейшим и каменным дворам.
Скучая, музыка банально дребезжала,
Пока на мостовой не зазвенит пятак,
А обезьяночка по-детски танцевала,
Покорно веруя, что людям надо так.
О чем, о чем он пел мертво и монотонно?
Романсы нищеты и песеньки рабов…
А обезьяночка мечтала удивленно
О Ганге, Индии, фантастике лесов…
Случалось, что ее бивал ее хозяин,
Случалось, что и он бывал побит толпой,
И звался музыкант – поэт великий – Каин,
А обезьяночка звалась его душой.
АЛЛЕГОРИИ
Голодный ветер в тьме, пьянея, завывает,
Как чья-то наглая, бездарно-злая боль.
Ни двор, ни гвардия, ни городская голь
Не знают, как в степи, блуждая, распевает.
Как романтически смеется и рыдает
Давно низвергнутый король!
Взлетают в степь, и в мрак, и к тучам небосклона
Лохмотья мантии, седины косм и смех…
Сегодня нищего бумажная корона,
Больной и гордый взор, и шубы тертый мех,
Надменность, вычурность, высокопарность тона
На рынке рассмешили всех.
О, ты, беспомощность! О, черная бездонность!
Зачем не лопнешь ты, студеная земля,
Когда к тебе на грудь, о гибели моля,
Седого старика кидает утомленность?
Послушай! Глупость, чернь, гроши и обыденность,
Все оскорбляют короля!
Седой, косматый Лир – нет, ты не сон поэта!
Есть в мире нищие, лежащие в пыли –
То величайшие властители земли –
Империи ночей и королевства света!
И это короли воздушных замков. Это –
Несчастнейшие короли…
«Мои желания подобны пьяной банде…»
Мои желания подобны пьяной банде
Воров-разбойников, неслышных в сердце гор.
Оставив честный плуг, отдавшись контрабанде,
Они в пещерах скал, нахмурив темный взор,
Швыряют картами и пьют вино, ругаясь.
Храм, общество, любовь – всё это глупый вздор.
Но наконец они выходят, озираясь,
Трусливы и наглы, добычу отыскать;
По чащам и тропам страдальчески скитаясь,
Ища хоть что-нибудь, хоть что-нибудь достать,
Они, устав, ревут жестоко и ужасно,
И, наконец найдя, ползут в нору опять.
Ах, Dei gratia в их жизни всё напрасно!
В душе, как сталактит, застыв, нависло Зло!
Но я открою вам: они угрюмо, страстно
И тайно любят всё, что просто и светло.
«Темно сознание и сердце не согрето…»
Темно сознание и сердце не согрето
У Dei gratia великого поэта.
В лохмотья Красоты одетое увечье!
Поэт – обман и яд. Поэт – противоречье:
Прославленный таит к себе одно презренье,
Лишенного труда терзает утомленье,
Бессильный полюбить, он вечно молит страсти
И, жажда Целого, цепляется за части…
Он раз в году творит, он пишет две недели,
Как дикий пьяница, без воли и без цели…
На людях он красив, он про себя измучен,
А в буднях он тяжел, презрителен и скучен.
И девушки, все те, что черствого полюбят,
Все чистые душой навек себя погубят.
Бегите же его! Пусть злой и прокаженный
Влачится и молчит в пустыне раскаленной!
Бегите же его! Холодный и проклятый
Пусть он неведомым творит свои кантаты!
«Я видел взгляд, серьезно-строгий…»
Я видел взгляд, серьезно-строгий,
В котором холод жил в огне.
Меж благородных складок тоги
Так меч сверкает при луне.
С моей великой пустотою,
Как гордый раб на жертву в храм,
Иду покорною стопою
К ее опущенным глазам.
О, подыми свои ресницы,
О, подыми их, я прошу!
И я великие страницы
Потом угрюмо напишу.
«Любил задумчивый король…»
Любил задумчивый король,
Насмешливый и юный.
Любовь, как миг, любовь, как боль,
Как порванные струны.
Любила долго короля
Прелестная принцесса…
Любовь, как звоны хрусталя,
Любовь, как шелест леса.
Зачем в крови ушел король
И умерла принцесса?
Судьба, как меч, судьба, как тролль,
Судьба, как злой повеса.