Потому что это ее проблема, пронеслась мысль, заставив его насторожиться.
Нет, ложь. Это была его проблема. Потому что Рита не знала, что их ждет. Если уж он собрался взять ее с собой (а ведь он начал думать, что без нее жизнь стала бы существенно проще, только сегодня), то и ответственность за нее целиком и полностью лежала на нем.
Будь я проклят, если возьму на себя такую ответственность, пробурчал угрюмый голос.
Его мать: Ты можешь только брать.
Специалистка по гигиене рта из Фордэма, кричащая ему вслед: Я думала, ты хороший парень! Никакой ты не хороший!
В тебе чего-то не хватает. Ты можешь только брать.
Это ложь! Это чертова ЛОЖЬ!
– Рита. Извини.
Она села на мостовую, в тунике без рукавов и белых брюках, ее волосы выглядели седыми и старыми. Наклонила голову и обхватила руками кровоточащие ноги. Не глядя на него.
– Извини, – повторил он. – Я… послушай, я не имел права такого говорить. – На самом деле имел, но сейчас речь шла не об этом. Извиняются для того, чтобы наладить отношения. Так уж заведено в этом мире.
– Иди, Ларри. Я не хочу тебя задерживать.
– Я же сказал – извини! – В его голосе послышалось раздражение. – Мы найдем тебе другую обувь и белые носки. Мы…
– Мы ничего не будем делать. Иди.
– Рита, извини…
– Если ты повторишь это еще раз, я закричу. Ты – говно, и твои извинения не принимаются. А теперь иди.
– Я сказал, я…
Она откинула голову и пронзительно заорала. Ларри отступил на шаг, огляделся посмотреть, не слышит ли кто ее, не спешит ли к ним полицейский, чтобы проверить, чем этот молодой парень обидел пожилую даму, которая сидела на тротуаре, сняв обувь. «Пережитки прошлого, – рассеянно подумал он. – Смех, да и только».
Она перестала кричать и посмотрела на него. Небрежно махнула рукой, словно прогоняя надоедливую муху.
– Ты это прекрати, а не то я действительно уйду.
Она продолжала смотреть на него. Он не смог заставить себя встретиться с ней взглядом и отвел глаза, ненавидя ее за то, что она заставила его это сделать.
– Хорошо, получай удовольствие, когда тебя будут насиловать и убивать.
Он поправил карабин на плече и двинулся вперед, на этот раз забирая влево, к забитому автомобилями выезду на шоссе номер 495, которое чуть дальше уходило вниз, к въезду в тоннель. Увидел, что на выезде произошла жуткая авария. Водитель «мейфлауэра», большущего фургона для перевозки мебели, попытался проложить путь и разбросал легковушки, как кегли для боулинга. Сгоревший «пинто» лежал под фургоном. Сам водитель грузовика наполовину вывалился из кабины, голова висела, руки болтались. На асфальте и на двери засохли кровь и блевотина.
Ларри оглянулся, в уверенности, что Рита идет следом или стоит, обвиняюще глядя на него. Но Рита исчезла.
– И хрен с тобой! – воскликнул он нервно и негодующе. – Я пытался извиниться.
Несколько секунд он не мог идти дальше. Чувствовал, что его пригвоздили к месту сотни сердитых мертвых глаз, которые смотрели из всех этих автомобилей. В голову пришли строки из песни Дилана: Я жду тебя среди застывших машин… ты знала, куда я мог пойти… но где ты сегодня, милая Мари?
Впереди Ларри видел четыре полосы шоссе, уходящие в черную арку, и с внезапно нахлынувшим ужасом он осознал, что флуоресцентные лампы под потолком тоннеля Линкольна не горят. Получалось, что ему предстояло идти по автомобильному кладбищу. Они позволят мне пройти половину, а потом начнут шевелиться… оживать… я услышу хлопанье автомобильных дверей, они приблизятся… их шаркающие шаги…
На его теле выступил пот. Над головой хрипло каркнула ворона, и Ларри подпрыгнул. «Не тупи, – сказал он себе. – Детские сказочки, вот что это такое. Все, что тебе нужно, – это оставаться на пешеходной дорожке, и очень скоро…»
…тебя задушат ходячие мертвяки.
Он облизал губы и попытался рассмеяться. Получилось плохо. Он прошел еще пять шагов к тому месту, где выезд вливался в шоссе, и остановился. Слева застыл «кадиллак-эльдорадо», и женщина, лицо которой превратилось в почерневшее рыло тролля, таращилась на него из кабины. Нос расплылся, вжавшись в стекло. На окне остались потеки крови и соплей. Мужчина-водитель навалился на руль, будто что-то рассматривал на полу. «Кадиллак» стоял с поднятыми стеклами, то есть салон напоминал теплицу. Если бы он открыл дверь, женщина вывалилась бы и разбилась о мостовую, как мешок гнилых дынь, а на него пахнуло бы жаркой и влажной гнилью.
Должно быть, и в тоннеле его ждал тот же запах.
Ларри резко развернулся и затрусил в ту сторону, откуда пришел, чувствуя, как ветерок охлаждает пот на лбу.
– Рита! Рита, послушай! Я хочу…
Слова смолкли, когда он добрался до верхней точки съезда на шоссе номер 495. Риты по-прежнему не было видно. Тридцать девятая улица уходила вдаль до самого горизонта. Он перебежал с южного тротуара на северный, протискиваясь между бамперами и перепрыгивая через капоты, достаточно горячие, чтобы обжечься. Но и северный тротуар пустовал. Он рупором сложил ладони у рта и закричал:
– Рита! Рита!
Ответило ему лишь мертвое эхо:
– Рита… ита… ита… ита…
К четырем часам темные облака начали собираться над Манхэттеном, раскаты грома отдавались эхом от городских утесов. Молнии вилами впивались в здания. Казалось, что Господь пытается запугать немногих оставшихся в живых, выгнать из нор, в которые они забились. Свет стал желтым и чужим, и Ларри это не нравилось. Желудок скрутило, а когда он закуривал, сигарета в его руке дрожала точно так же, как утром – чашка с кофе в руке Риты.
Он сидел у выезда с Тридцать девятой улицы на шоссе, привалившись спиной к нижнему рельсу ограждения. Рюкзак лежал на коленях, карабин он прислонил к ограждению рядом с собой. Он думал, что Рита скоро испугается и все-таки вернется, но она не возвращалась. Пятнадцатью минутами раньше он перестал выкрикивать ее имя. От эха у него по коже бежали мурашки.
Опять гром, уже ближе. Ветер холодной рукой прошелся по спине, где мокрая от пота рубашка прилипла к телу. Ларри понимал, что надо или искать убежище от дождя, или переставать валять дурака и идти в тоннель. Иначе придется провести в городе еще одну ночь, а утром топать к мосту Джорджа Вашингтона, расположенному в ста сорока кварталах к северу.
Он попытался заставить себя взглянуть на ситуацию трезво. В тоннеле нет ничего такого, что могло бы его укусить. Он забыл взять с собой хороший большой фонарь – Господи, всего же никогда не упомнишь, – но в кармане лежала бутановая зажигалка «Бик», а пешеходную дорожку и мостовую разделяли перила. Все остальное… к примеру, мысли о мертвецах во всех этих автомобилях… это всего лишь панические мысли, материал для комиксов, страх перед ними сродни страху перед монстром в шкафу. «И если это все, о чем ты можешь думать, Ларри, – вычитывал он себе, – тогда ты не создан для этого дивного нового мира. Не создан. Тебе…»
Зигзаг молнии расколол небо чуть ли не над головой, заставив его скривиться. За молнией последовал оглушительный раскат грома. «Первое июля, – рассеянно подумал он. – В такой день положено отвезти свою девушку на Кони-Айленд, десятками есть хот-доги. Сшибить одним шаром три деревянные молочные бутылки и выиграть приз – куклу Кьюпи. А вечером – фейерверк…»
Дождь плеснул пригоршней воды ему в лицо, вторую вылил на шею, и вода потекла за воротник. Капли диаметром с десятицентовик начали падать вокруг. Ларри поднялся, надел рюкзак, повесил карабин на плечо. Он все еще не решил, куда же ему идти, обратно на Тридцать девятую или в тоннель Линкольна, но понимал, что надо искать укрытие от ливня.
Гром оглушительно бабахнул прямо над ним, и он пискнул от ужаса – звук этот не слишком отличался от писка кроманьонцев, который те издавали в аналогичной ситуации двумя миллионами лет ранее.
– Ты гребаный трус! – прикрикнул на себя Ларри и быстрым шагом направился вниз к пасти тоннеля, наклонив голову, потому что дождь прибавил силы. С волос капало. Он прошел мимо женщины, прижавшейся носом к стеклу «эльдорадо», стараясь не смотреть на нее, но все равно заметив краем глаза. Дождь барабанил по крышам, как палочки джазового ударника – по барабанам и тарелкам. Капли падали с такой силой, что отскакивали вверх, создавая легкую дымку. Справа Ларри увидел ограждение пешеходной дорожки, уходящей в тоннель.
Он на мгновение остановился у самого входа, вновь испуганный, не зная, что же делать. Но тут пошел град, и это решило дело. Большие градины больно жалили. Гром оглушал.
Хорошо, подумал Ларри. Хорошо, хорошо, хорошо, мне все ясно. И вошел в тоннель Линкольна.
Под землей оказалось куда темнее, чем он предполагал. Поначалу в тоннель вливался мутно-белый свет, и Ларри различал автомобили, стоявшие бампер к бамперу («Это ужасно – умирать здесь, – подумал он, когда толстые, невидимые пальцы клаустрофобии начали сначала поглаживать, а потом сжимать его виски, – действительно ужасно, просто гребаный кошмар»), и зеленовато-белые кафельные плитки закругляющихся кверху стен. По левую руку уходящие вдаль перила отделяли пешеходную дорожку от мостовой. Надпись на подвешенном к потолку щите посоветовала ему «НЕ МЕНЯТЬ ПОЛОСУ ДВИЖЕНИЯ». Он видел темные флуоресцентные лампы, утопленные в потолок тоннеля, и невидящие объективы камер слежения. Увы, когда он проходил первый плавный поворот, медленно забирая вправо, свет начал тускнеть, и вскоре Ларри мог различить только редкие отблески на хроме. А чуть дальше свет просто исчез.
Ларри полез за зажигалкой, поднял руку, крутанул колесико. Жалкий огонек только усилил его тревогу. Даже при максимальной высоте пламени диаметр круга видимости не превышал шести футов.
Он вернул зажигалку в карман и двинулся дальше, скользя рукой по перилам. Его шаги отдавались эхом, и оно нравилось ему куда меньше эха наружного. Здесь оно создавало ощущение, будто кто-то идет за ним… преследует его. Несколько раз он застывал, склонив голову, с широко раскрытыми глазами (пусть и в полной темноте), и прислушивался, пока эхо не затухало. Через какое-то время трогался с места, скользя ногами по полу, чтобы не отрывать каблуки от бетона, производить меньше шума.