– Как насчет Судьи? – прокричал кто-то.
– Да, Судья, именно так! – раздался другой голос.
Люди начали вертеть головами в поисках Судьи. Всем хотелось увидеть, как он поднимается и берет на себя ответственность в присущей ему чуть вычурной манере. Шепот побежал по рядам: люди вспоминали историю о том, как Судья осадил мужчину, утверждавшего, что про летающие тарелки написано в Библии. Впрочем, все скоро замолчали, приготовившись хлопать. Стью встретился взглядом с Гленом. Оба, похоже, упрекали друг друга: кому-то из членов комитета следовало предусмотреть такой вариант.
– Его нет, – озвучил кто-то очевидное.
– Кто-нибудь его видел? – огорченно спросила Люси Суонн. Ларри встревоженно посмотрел на нее, но она оглядывала аудиторию в поисках Судьи.
– Я видел.
Все с интересом повернулись к Тедди Уайзаку, который поднялся в глубине аудитории. Он нервничал и протирал очки в металлической оправе шейным платком.
– Где?
– Где ты его видел, Тедди?
– В городе?
– Что он делал?
Тедди Уайзак сжался под этой лавиной вопросов.
Стью постучал молотком.
– Тише, пожалуйста.
– Я видел его двумя днями раньше, – объяснил Тедди. – Он ехал на «лендровере». Сказал, что собирается провести день в Денвере. Не сказал почему. Мы перекинулись насчет этой поездки парой шуток. Он пребывал в прекрасном настроении. Это все, что я знаю. – Он сел, продолжая протирать очки, красный как рак.
Стью вновь постучал молотком.
– Я сожалею, что Судьи здесь нет. Я думаю, он идеально подходит для этой работы, но раз уж его нет, я полагаю, у нас есть другие кандидатуры?..
– Нет, нельзя этого так оставлять! – поднявшись, запротестовала Люси. На собрание она пришла в обтягивающем джинсовом комбинезоне, так что теперь мужчины с интересом разглядывали ее. – Судья Феррис – пожилой человек. Вдруг в Денвере ему стало плохо и он не смог вернуться?
– Люси, Денвер – большой город, – напомнил ей Стью.
В аудитории повисла тяжелая тишина: люди обдумывали последнюю фразу председателя собрания. Люси – очень бледная – села, и Ларри обнял ее. Встретился взглядом со Стью, и тот отвел глаза.
Предложение отложить выборы законодательной комиссии до возвращения Судьи отклонили после двадцатиминутной дискуссии. Среди них оказался еще один адвокат, двадцатишестилетний молодой человек по имени Эл Банделл. Он прибыл в день собрания в группе доктора Ричардсона. Банделл принял предложение возглавить комиссию, но выразил надежду, что в течение следующего месяца не произойдет ничего чрезвычайного, поскольку на создание ротационной судебной системы потребуется некоторое время. Судью Ферриса выбрали в комиссию заочно.
Брэд Китчнер, бледный, нервничающий и нелепый в костюме и при галстуке, подошел к трибуне, выронил листки с заготовленной речью, поднял их, сложив не в том порядке, и ограничился лишь несколькими словами о том, что они надеются и будут стараться восстановить подачу электроэнергии ко второму или третьему сентября.
Это известие встретили громом аплодисментов, которые придали Брэду достаточно уверенности, чтобы сойти с трибуны, расправив плечи.
Следующим выступил Чэд Норрис, и позже Стью сказал Фрэнни, что Чэд подошел к проблеме правильно: они хоронили мертвых ради соблюдения приличий, и никто не мог считать, что все хорошо, пока последний труп не будет предан земле, а уж тогда жизнь может продолжаться, и, наверное, будет еще лучше, если они сумеют завершить эту работу до начала сезона дождей. Он попросил еще пару добровольцев – и получил бы три десятка, если бы захотел. Закончил Чэд тем, что попросил каждого члена Лопаточной бригады (так он их назвал) встать и поклониться.
Гарольд Лаудер встал и тут же сел, и многие участники собрания, когда расходились, отметили в разговорах, что он не только умный, но и скромный. Но на самом деле Надин как раз шептала ему на ухо разные скабрезности, и он боялся, что сможет только кивнуть. Да еще, по понятной причине, ему приходилось прикрывать промежность рукой: очень уж выпирал вставший член.
Когда Норрис покинул трибуну, ее занял Ральф Брентнер. Он сообщил, что у них наконец-то появился врач. Джордж Ричардсон поднялся, и его приветствовали громкими аплодисментами, а когда он победно вскинул руки, аплодисменты перешли в радостные крики. Потом Ральф сообщил собравшимся, что, насколько ему известно, в ближайшие пару дней к ним должны присоединиться еще шестьдесят человек.
– Что ж, на этом повестка дня исчерпана. – Стью оглядел собравшихся. – Я хочу, чтобы Сэнди Дюшен вновь поднялась на трибуну и сообщила, сколько же нас, но прежде чем я это сделаю, нет ли у кого вопросов, которые мы могли бы сегодня обсудить?
Он ждал. Видел среди зрителей и Глена, и Сью Штерн, и Ларри, и Ника, и, разумеется, Фрэнни. На их лицах читалось напряжение. Если бы кто-то захотел упомянуть Флэгга, спросить, что делает и думает комитет по этому поводу, то время пришло. Но стояла тишина. И, выждав пятнадцать секунд, Стью предоставил слово Сэнди, которая торжественно огласила число собравшихся. А когда люди начали расходиться, Стью подумал: «Что ж, и на этот раз пронесло».
После собрания несколько человек подошли, чтобы поздравить его, в том числе и новый врач.
– У вас все отлично получилось, шериф, – сказал Ричардсон, и Стью едва не оглянулся, чтобы посмотреть, к кому тот обращается. Потом вспомнил и перепугался. Представитель закона? Он чувствовал себя мошенником.
Год, сказал себе Стью. Год, не больше. Но страх не уходил.
Стью, Фрэн, Сью Штерн и Ник неторопливо шагали в центр города, их шаги гулко отдавались от бетонного тротуара, когда они пересекали кампус Колорадского университета, направляясь к Бродвею. Другие люди, негромко разговаривая, тоже расходились по домам. До полуночи оставалось чуть больше тридцати минут.
– Холодно, – пожаловалась Фрэн. – Жалко, что я не надела куртку, помимо свитера.
Ник кивнул. Он тоже чувствовал холод. Вечера в Боулдере всегда были прохладными, но сегодня температура опустилась градусов до пятидесяти[84]. Холод напоминал, что это ужасное жаркое лето близилось к концу. Не в первый раз он подумал о том, что матушка Абагейл, или Бог, или Муза, или Кто-бы-то-ни-был мог бы отдать предпочтение Майами или Новому Орлеану. Но возможно, и те варианты обладали определенными минусами. Высокая влажность, частые дожди… и множество трупов. В Боулдере хотя бы преобладала сухая погода.
– Они застали меня врасплох, потребовав включить Судью в законодательную комиссию. – Стью покачал головой. – Нам следовало это предусмотреть.
Фрэнни кивнула, а Ник быстро написал в блокноте: Конечно. Людям будет недоставать и Тома, и Дейны. Факты жизни.
– Ник, у людей могут возникнуть подозрения? – спросил Стью.
Ник кивнул и снова написал: Они зададутся вопросом: а не подались ли эти трое на запад? По собственной инициативе.
Они все обдумывали эти слова, когда Ник достал бутановую зажигалку и сжег листок.
– Тяжелое дело, – вздохнул Стью. – Ты действительно так думаешь?
– Конечно, он прав, – мрачно ответила Сью. – А что еще они могут подумать? Судья Феррис поехал в Фа-Рокуэй, чтобы покататься на «Гигантской русской горке»?
– Нам еще повезло, что удалось избежать долгой дискуссии о происходящем сейчас на западе.
Ник написал: Безусловно, повезло. Думаю, в следующий раз разговор пойдет именно об этом. Вот почему я хочу как можно дольше не проводить следующее большое собрание. Скажем, три недели. 15 сентября?
– Мы сможем продержаться так долго, если Брэд восстановит подачу электроэнергии, – предположила Сью.
– Думаю, восстановит, – уверенно заявил Стью.
– Я иду домой. – Сью посмотрела на остальных. – Завтра большой день. Отъезд Дейны. Я провожу ее до Колорадо-Спрингс.
– Ты думаешь, это безопасно, Сью? – спросила Фрэн.
Та пожала плечами:
– Безопаснее для нее, чем для меня.
– Как она это восприняла? – задала Фрэн новый вопрос.
– Что ж, девушка она необычная. В колледже много занималась спортом, знаете ли. Делала упор на теннис и плавание, хотя участвовала во всех соревнованиях. Училась в небольшом муниципальном колледже в Джорджии и первые два года продолжала встречаться со своим школьным бойфрендом. Из детин, что ходят в кожаных куртках. Я Тарзан, ты Джейн, так что вали на кухню и греми всеми этими кастрюлями и сковородками. Потом соседка по комнате в общежитии, из ярых феминисток, затащила ее на пару женских собраний.
– И в результате она стала еще большей феминисткой, чем соседка по комнате, – догадалась Фрэн.
– Сначала феминисткой, потом лесбиянкой.
Стью остановился как вкопанный. Фрэн не без удивления взглянула на него.
– Пошли, великолепие в траве[85], – сказала она. – И давай поглядим, сможешь ли ты починить шарнир, на котором крепится твоя челюсть.
Стью закрыл рот, да так, что лязгнули зубы.
– Эти две новости она сообщила своему пещерному бойфренду одновременно. Он, конечно же, озверел и попытался ее пристрелить. Она его обезоружила. Говорит, что именно это событие стало поворотным пунктом ее жизни. По словам Дейны, она всегда знала, что сильнее его и проворнее, – но знала умом, а чтобы это доказать, пришлось проявить характер.
– Ты говоришь, что она ненавидит мужчин? – Стью пристально вглядывался в Сью.
Сюзан покачала головой:
– Теперь она би.
– Би? – переспросил Стью.
– Она счастлива и с мужчинами, и с женщинами, Стюарт. И я надеюсь, что ты не начнешь убеждать комитет ввести запрет на однополые отношения наряду с заповедью «не убий».
– Мне хватает проблем и без того, чтобы вникать, кто с кем спит, – пробормотал Стью, и все рассмеялись. – Я спросил только потому, что не хочу, чтобы кто-то рассматривал это задание как крестовый поход. Там нам нужны глаза и уши, а не партизаны. Это работа для ласки – не для льва.