– Бог свел вас вместе не для того, чтобы создать комитет или сообщество, – продолжила матушка Абагейл. – Он свел вас вместе, чтобы послать дальше, в поход. Он хочет, чтобы вы попытались уничтожить этого Князя Тьмы, этого человека дальних дорог.
Тишина, нарушаемая биением сердец. И наложившийся на нее вздох матушки Абагейл.
– Я думала, вас поведет Ник, но Он забрал Ника к себе – хотя, как мне кажется, Ник еще не совсем покинул нас. Нет, не совсем. Но теперь вести должен ты, Стюарт. И если Бог решит забрать Стью, дальше поведешь ты, Ларри. Если он заберет и тебя, тогда ты, Ральф.
– Похоже, что я – всего лишь балласт, – начал Глен. – Что…
– Вести? – холодно спросила Фрэн. – Вести? Вести куда?
– Естественно, на запад, маленькая девочка, – ответила матушка Абагейл. – На запад. Ты не пойдешь. Только эти четверо.
– Нет! – Она поднялась, несмотря на боль. – Что вы такое говорите? Эти четверо должны отдать себя в его руки? Сердце, душу и волю Свободной зоны? – Глаза Фрэн полыхнули. – Чтобы он смог повесить их на крестах, а следующим летом просто прийти сюда и всех убить? Я не допущу, чтобы моего мужчину принесли в жертву вашему Богу-убийце. Да пошел Он на хер!
– Фрэнни! – ахнул Стью.
– Бог-убийца! Бог-убийца! – выплюнула она. – Миллионы – может, миллиарды – погибли в эпидемию. Еще миллионы – после. Мы даже не знаем, будут ли теперь рождаться здоровые дети. Этого Ему мало? Все так и будет продолжаться, пока земля не достанется крысам и тараканам? Он – не Бог. Он – демон, а вы – Его ведьма!
– Прекрати, Фрэнни.
– Нет проблем. Я закончила. Я хочу уйти. Отвези меня домой, Стью. Не в больницу, а домой.
– Мы должны послушать, что она скажет.
– Прекрасно. Ты послушаешь за нас обоих. Я ухожу.
– Маленькая девочка.
– Не зовите меня так!
Рука матушки Абагейл вытянулась, пальцы сжали запястье Фрэнни. Та застыла. Ее глаза закрылись. Голова откинулась назад.
– Не-е-ет… О ГОСПОДИ… СТЬЮ…
– Эй! Эй! – проревел Стью. – Что вы с ней делаете?
Матушка Абагейл не ответила. Мгновение, казалось, растянулось на века, а потом старуха отпустила руку девушки.
Медленно, ошеломленно Фрэн начала массировать запястье, которое сжимали пальцы матушки Абагейл, хотя на нем не осталось ни следа. А потом глаза Фрэнни широко раскрылись.
– Милая? – озабоченно спросил Стью.
– Ушло, – пробормотала Фрэн.
– Что?.. О чем ты говоришь? – Стью, недоумевая, оглядел остальных. Глен только покачал головой. Он побледнел еще сильнее, но на его напряженном лице не было недоверия.
– Боль… хлыстовая травма… растяжение мышц спины. Ушло. – Фрэн посмотрела на Стью, в ее глазах застыло изумление. – Все ушло. Смотри. – Она наклонилась и легко коснулась руками пальцев ног, раз, другой. А наклонившись в третий раз, прижала к полу ладони, не согнув колен.
Вновь выпрямилась и встретилась взглядом с матушкой Абагейл.
– Это взятка от вашего Бога? Если да, то Он может взять Его излечение назад. Я предпочту боль, лишь бы Стью остался со мной.
– Бог не раздает взяток, дитя, – прошептала матушка Абагейл. – Он посылает людям знак и позволяет толковать его, как им того хочется.
– Стью не идет на запад! – отрезала Фрэн, но теперь на ее лице недоумение смешалось с испугом.
– Сядь, – предложил ей Стью. – Мы выслушаем все, что она должна сказать.
Фрэн села, потрясенная, не верящая случившемуся, потерянная. Ее руки продолжали ощупывать поясницу.
– Вы пойдете на запад, – прошептала матушка Абагейл. – Не возьмете с собой ни еды, ни воды. Вы должны уйти в этот самый день, в одежде, которая на вас. Вы должны идти пешком. Мне дано знать, что один из вас не дойдет до цели, но я не знаю, кто именно падет. Мне дано знать, что остальные предстанут перед этим Флэггом, который не человек, а сверхъестественное существо. Я не знаю, будет ли Божья воля на то, чтобы вы победили его. Я не знаю, будет ли Божья воля на то, чтобы вы вновь увидели Боулдер. Но он в Лас-Вегасе, и вы должны идти туда, и там вы схватитесь с ним. Вы пойдете туда, и вы не испугаетесь, потому что всегда сможете опереться на вечную руку Господа Всемогущего. И с Божьей помощью вы выстоите. – Она кивнула: – Это все. Я сказала.
– Нет, – прошептала Фрэн. – Быть такого не может.
– Матушка, – с трудом прохрипел Глен. Откашлялся. – Матушка, нам «не дано понять», если вы знаете, о чем я. Мы… мы не облагодетельствованы вашей близостью к тому, кто всем этим заправляет. Это не наш путь. Фрэн права. Если мы пойдем туда, нас убьют, возможно, это сделает первый же патруль.
– У тебя нет глаз? Ты не видел, как через меня Бог излечил Фрэн от ее недуга? Ты думаешь, Он позволит вам пасть от пули мелкого приспешника Князя Тьмы?
– Но, матушка…
– Нет. – Она подняла руку, отсекая его слова. – Мое дело – не спорить с вами или убеждать, а донести до вас план Господа. Послушай, Глен.
И внезапно изо рта матушки Абагейл послышался голос Глена Бейтмана, испугавший их и заставивший Фрэн с тихим вскриком прижаться к Стью.
– Матушка Абагейл называет его сыном Сатаны, – вещал сильный мужской голос, каким-то образом возникающий во впалой старушечьей груди и исторгающийся из беззубого рта. – Возможно, он последний маг рациональной мысли, собирающий орудия технического прогресса, чтобы обратить их против нас. А может, есть что-то еще, куда более черное. Я только знаю, что он есть, и ни социология, ни психология, ни какая-то другая логия не остановят его. Я думаю, это под силу белой магии.
У Глена отвисла челюсть.
– Это правда или слова лжеца? – спросила матушка Абагейл.
– Я не знаю, правда это или нет, но слова мои. – Голос Глена дрожал.
– Веруйте. Все вы, веруйте. Ларри… Ральф… Стью… Глен… Фрэнни. Ты особенно, Фрэнни. Веруйте… и повинуйтесь слову Божьему.
– Разве у нас есть выбор? – с горечью спросил Ларри.
Матушка Абагейл повернулась, чтобы в изумлении посмотреть на него.
– Выбор? Выбор есть всегда. Таков путь Господа. У вас по-прежнему свободная воля. Поступайте, как вы того пожелаете. Никто не заковывает вас в кандалы. Но… Бог хочет от вас этого.
Вновь наступила тишина, опять комнату словно засыпало глубоким снегом. Наконец заговорил Ральф:
– В Библии сказано, что Давид справился с Голиафом. Я пойду, если ты говоришь, что так надо, матушка.
Она взяла его руку.
– И я, – поддержал его Ларри. – Я тоже. Хорошо. – Он вздохнул и прижал руки ко лбу, словно у него разболелась голова. Глен открыл рот, чтобы что-то сказать, но, прежде чем успел произнести хоть слово, из угла донесся тяжелый, усталый вздох и глухой удар.
Люси, о присутствии которой все забыли, лишилась чувств.
Заря коснулась края мира.
Они сидели за столом на кухне Ларри, пили кофе. Часы показывали без десяти пять, когда в дверном проеме, за которым начинался коридор, появилась Фрэн. Ее лицо опухло от слез, но при ходьбе она больше не хромала. Полностью исцелилась.
– Думаю, она уходит.
Они все пошли к старой женщине, рука Ларри обнимала Люси.
Матушка Абагейл дышала хрипло и тяжело, совсем как жертва «супергриппа». Они молча сгрудились вокруг кровати, в благоговейном трепете и страхе. Ральф не сомневался, что в самом конце что-то должно случиться и Господь явит пред ними чудо. То ли тело матушки Абагейл исчезнет во вспышке света, то ли ее душа, обратившись в сияние, покинет дом через окно и вознесется на небо.
Но матушка Абагейл просто умерла.
Сделала окончательный вдох, последний из миллионов. Втянула в себя воздух, задержала в груди, наконец выпустила. И ее грудь застыла.
– Она ушла, – пробормотал Стью.
– Да благословит Господь ее душу. – Ральф больше не боялся. Он скрестил руки матушки Абагейл на ее впалой груди, и его слезы падали на них.
– Я пойду! – внезапно вырвалось у Глена. – Она права. Белая магия. Это все, что осталось.
– Стью, – прошептала Фрэнни. – Пожалуйста, Стью, скажи «нет».
Они посмотрели на него – они все.
Теперь вести должен ты, Стюарт.
Он думал об Арнетте, о старом автомобиле с Чарльзом Д. Кэмпионом и грузом смерти, сшибающем заправочные колонки Билла Хэпскомба, как ящик Пандоры на колесах. Он думал о Деннинджере и Дитце, о том, как начал ассоциировать их с врачами, которые лгали, и лгали, и лгали ему и его жене о ее состоянии. Возможно, они лгали и самим себе. Но больше всего он думал о Фрэнни. И о словах матушки Абагейл: Бог хочет от вас этого.
– Фрэнни, – ответил он, – я должен идти.
– И умереть. – Она с горечью, даже с ненавистью посмотрела на него, потом на Люси, словно рассчитывая на поддержку. Но ошарашенная Люси полностью ушла в себя.
– Если мы не пойдем, то умрут все, – медленно, словно нащупывая нужные слова, произнес Стью. – Она права. Если мы будем выжидать, наступит весна. И что тогда? Как мы собираемся его останавливать? Мы этого не знаем. Не имеем ни малейшего представления. И никогда не имели. Мы прятали головы в песок, вот и все. Мы можем остановить его только одним способом, как и говорит Глен. Белой магией. Или силой Божьей.
Она расплакалась.
– Фрэнни, не делай этого. – Он попытался взять ее за руку.
– Не прикасайся ко мне! – крикнула она. – Ты мертвец, ты труп, так что не прикасайся ко мне!
Они стояли вокруг кровати, когда взошло солнце.
Стью и Фрэнни отправились на Флагштоковую гору около одиннадцати утра. На середине склона остановились. Стью нес корзинку с едой, Фрэн – скатерть и бутылку «Синей монахини». Идея пикника принадлежала Фрэн, но почти всю дорогу оба молчали.
– Помоги мне расстелить скатерть, – попросила она. – И смотри, чтобы под нее не попали шишки.
Они расположились на небольшой наклонной лужайке на тысячу футов ниже Рассветного амфитеатра. Боулдер лежал под ними в голубой дымке. День выдался абсолютно летним. С неба ярко светило жаркое солнце. В траве стрекотали цикады. Подпрыгнул кузнечик, и Стью поймал его ловким движением правой руки. Почувствовал, как он возится в кулаке, щекоча кожу, испуганный.