— Обязательно, — пообещал он. Потом подошел к матери и прижался щекой к ее плечу, как совсем маленький мальчик. Она смотрела в пол. Он потерся об ее щеку и поцеловал. — Я люблю тебя, мама…
Она выглядела обескураженной внезапным признанием.
— Мне это известно, Ларри, — прошептала она.
— И еще, о том, что ты сказала мне… О неприятностях. У меня действительно есть неприятности, но…
Внезапно ее голос стал холодным и равнодушным, и это испугало Ларри:
— Я ничего не хочу об этом слышать.
— Что ж, ладно, — согласился он. — Слушай, ма, какой здесь есть самый хороший театр?
— Театр «Люкс Твин», — ответила она, — но я не знаю его репертуара.
— Неважно. Знаешь, что я думаю? Существует три вещи, которые на территории Америки можно получить где угодно, но по-настоящему — только в Нью-Йорк-Сити.
— И что же это такое?
— Кинофильм, бейсбол и сосиски от Недика.
Она рассмеялась.
— А ты совсем не так глуп, как кажется, Ларри!
И он спустился в туалет. И смыл с лица кровь. И вернулся к матери, чтобы поцеловать на прощание. И взял у нее из кошелька пятнадцать долларов. И посмотрел фильм про мистического маньяка Фредди Крюгера, убийцу подростков, приходящего к ним во сне и убивающего своими пальцами, на которых вместо ногтей растут бритвы. Конец фильма был Ларри неясен: удалось ли главной героине убить Фредди, или же он возникнет снова. Правда, если бы он каждый раз не восставал из мертвых, не было бы стольких серий этого фильма.
В ряду позади Ларри кашлял какой-то человек.
12
Они сидели на обвитой плющем веранде, Франни Голдсмит и Карла Голдсмит, мать и дочь.
— Итак, ты беременна, — повторила Карла.
— Да, мама. — Голос Франни прозвучал очень сухо, но она не хотела облизывать губы. Наоборот, она крепко сжала их.
— Ох, Франни, — сказала ее мать; слова, как из пулемета, выскакивали из нее одно за другим. — Как — это — случилось?
Этот же вопрос задал ей Джесс. Теперь она разозлилась по-настоящему: это был тот же самый вопрос, который задал ей он.
— Имея двух детей, мама, ты должна отлично знать, как это случается.
— Не хами! — прикрикнула на нее Карла. Ее глаза расширились и засверкали, что всегда в детстве приводило Франни в ужас. — Как ты посмела преподнести такой подарок мне и твоему отцу? И кто этот парень — Джесс?
— Да, это Джесс. Отец ребенка — Джесс.
Карла подавилась собственной слюной.
— И как же ты пошла на это? Ведь мы воспитывали тебя совершенно по-другому! Это… это…
Она подняла руки к лицу и начала рыдать.
— Как ты посмела? — кричала она. — Это твоя благодарность за все, что мы для тебя сделали? За это ты пошла и… как последняя шлюха… с этим мальчишкой? Мерзкая девчонка! Мерзкая девчонка!
— Мама…
— Не смей обращаться ко мне! Ты уже достаточно сказала!
Франни встала и выпрямилась. Ее ноги, затекшие за время долгого сидения, казались сделанными из дерева, но они еще и дрожали. Из глаз вытекли первые капли слез, но Франни изо всех сил сдерживала их.
— Сейчас я уеду.
— Ты ела за нашим столом! — внезапно заорала прямо ей в лицо Карла. — Мы любили тебя… и поддерживали тебя… и вот что мы получили за это! Мерзавка! Мерзавка!
Больше Франни не могла сдерживаться. Она захлебывалась слезами. Внезапно пол поплыл у нее под ногами, и, чтобы удержать равновесие, она ухватилась руками за край стола, но не устояла на ногах и рухнула на стул, больно ударившись при этом.
— И что же вы намереваетесь делать теперь, мисс? Собираетесь остаться здесь? Ожидаете, что мы будем кормить тебя и оказывать всякую поддержку, а ты тем временем будешь спать со всем мужским населением города? Ну уж нет! Я этого не допущу! Не допущу!
Схватив со стола вазу, Карла Голдсмит запустила ею в дочь.
— Я не хочу оставаться здесь, — прошептала Франни. — Почему ты решила, что я хочу здесь остаться?
— А куда тебе идти! К нему? Сомнительно.
— Думаю, я найду куда. Это не твое дело. — Франни все еще плакала, но постепенно ее охватывала ярость.
— Не мое дело? — Эхом подхватила ее слова Карла. Ее лицо стало белым, как пергамент. — Не мое дело? То, что ты вытворяешь под моей крышей, не мое дело? Ах ты, маленькая сука!..
Она отвесила Франни пощечину, и голова девушки от сильного удара дернулась назад. Но Франни не сдвинулась с места, ненавидящими глазами глядя на мать.
— И это за то, что мы отдали тебя в хорошую школу? После того, как ты выйдешь за него замуж…
— Я не собираюсь выходить за него замуж.
Карла изумленно уставилась на дочь:
— О чем ты говоришь? Об аборте? Ты в своем уме?
— Я собираюсь родить ребенка. Мне придется взять для этого академический отпуск, но к следующей весне я снова продолжу учебу.
— Продолжать учебу? На чьи, интересно, деньги? На мои? Напрасно надеешься! Современные девушки, вроде тебя, не должны ждать поддержки от родителей.
— Поддержка мне, конечно, нужна, — тихо сказала Франни. — Деньги… или мне придется начать зарабатывать самой.
— Ни стыда, ни совести! Думает только о себе! — заорала Карла. — Боже, что ты только вытворяешь со своим отцом и мной! Это разобьет сердце твоего отца и…
— Пока оно еще не разбито, мое сердце, — послышался спокойный голос, и Питер Голдсмит вошел на веранду.
— Что ты здесь делаешь? — гневно поинтересовалась Карла. — Мне казалось, что после обеда ты обычно работаешь!
— Я отпросился, — ответил Питер. — Фран уже все рассказала мне, Карла. Скоро мы с тобой станем дедушкой и бабушкой.
— Бабушкой! — фыркнула она. — Ну, конечно! Она рассказала тебе обо всем первому, и ты скрыл это от меня. Ладно. Лучшего я от тебя и не ждала, Питер. А сейчас выйди и закрой за собой дверь. Мы хотим поговорить. — И она вдруг улыбнулась Франни: — У нас есть свои маленькие тайны.
Питер, вместо того чтобы выйти, подошел к столу и сел в кресло.
— Питер, предоставь это мне.
— В прошлом я предоставлял тебе слишком многое. Сейчас другие времена, Карла.
— Это не твоя территория.
Он медленно ответил:
— Моя.
— Папочка…
Карла резко обернулась к Франни, и девушка испугалась, увидев ее побелевшее лицо с красными пятнами на щеках.
— Не смей разговаривать с ним! Он — не тот человек, который может поддержать тебя! Хотя, конечно, он всегда защищал тебя и поддерживал твои самые бредовые идеи!
— Перестань, Карла…
— Пошел вон!
— Нет. Ты…
— Пошел вон из моего дома!
И она бросилась на мужа. Какое-то время Питер пытался ее сдерживать, но она яростно вцепилась в него и все время кричала:
— Вон! Вон! Пошел вон! Скотина, я ненавижу тебя! ПОШЕЛ ВОН! ВОН!
И тогда он ударил ее.
Раздался глухой звук, и Карла отлетела в сторону. Она упала на колени и умолкла от неожиданности и боли.
— Нет, о, нет! — умоляющим голосом прошептала Франни.
Карла прижала руку к груди и уставилась на мужа.
— Ты заслужила это за последние десять лет, — заметил Питер. Его голос звучал удивительно спокойно. — Я всегда говорил тебе, что этого делать нельзя. Нельзя бить женщин. Но когда человек — мужчина или женщина — становится собакой и начинает кусаться, необходимо ударом вернуть этого человека к действительности. Мне жаль, Карла, что я не сделал этого раньше. Тогда сегодня кое-что могло бы быть по-другому.
— Папа…
— Заткнись, Франни, — приказал Питер, и она умолкла.
— Ты сказала, что наша дочь — эгоистка, — все еще глядя прямо в глаза жены, сказал Питер. — Это ты — эгоистка. Ты совершенно прекратила интересоваться Франни, когда умер Фред. Тогда ты решила не растрачиваться и жить для себя. Именно так ты и жила в последнее время. Ты помнила о покойных членах семьи и напрочь забыла о живых. И когда твоя дочь пришла к тебе за помощью, я уверен, что первой твоей мыслью было: «Что скажут мои подруги по клубу?!» Нет, Карла, это ты — эгоистка.
Он нагнулся и помог жене подняться. Как во сне, она встала на ноги. Но выражение ее лица не изменилось — оно было, как и прежде, неуступчивое и гневное.
— Это я виноват, что упустил тебя. Я тоже был эгоистом. Но теперь я хочу сказать тебе, Карла, я — твой муж, и решать буду я. Если Франни понадобится где-то жить, она сможет жить здесь, как это было всегда. Если ей понадобятся деньги, я дам ей их, как давал и прежде. И если ей понадобится помощь в воспитании ребенка, она сможет получить ее здесь. И еще кое-что я хочу сказать тебе, Карла. Если Франни решит крестить младенца, это тоже произойдет в этом доме.
Губы Карлы задрожали, и она с трудом выдавила:
— Питер, твой собственный сын лежал в этом доме в гробу!
— Да. Вот почему я считаю, что именно здесь должно произойти крещение новой жизни, — сказал он. — В этом ребенке будет течь и кровь Фреда. Значит, Фред будет жить в нем, Карла. Ты хочешь выжить свою дочь из нашего дома. Что же у тебя тогда останется? Ничего, кроме твоей комнаты и мужа, ненавидящего тебя за то, что ты совершила. Если же Франни придется уйти, то вместе с ней уйду и я.
— Мне нужно подняться к себе и прилечь, — пробормотала Карла. — Я плохо себя чувствую.
— Я помогу тебе, мама, — вскочила со стула Франни.
— Не прикасайся ко мне! — завизжала Карла. — Оставайся со своим папашей! Похоже, вы с ним прекрасно отрепетировали весь этот спектакль! Скоро ты выживешь меня отсюда, Франни! Тебе ведь только это и нужно!
Она начала истерически смеяться. Она производила впечатление пьяной бабы. Питер попытался положить ей на плечо руку, но она сбросила ее и зашипела, как кошка.
Потом Карла нетвердым шагом принялась взбираться по лестнице в свою комнату. Оказавшись у двери, она бросила на мужа и дочь прощальный, преисполненный ненависти взгляд и захлопнула за собой дверь.
Франни и Питер обменялись взглядами.
— Это поможет, — тихо сказал Питер. — Она придет в себя.
— А если нет? — спросила Франни, медленно подходя к отцу. — Мне почему-то кажется, что нет.