— С матерью?
— Почему ты так думаешь?
— Прочитал это в ее глазах при знакомстве, Франни.
Она ничего не ответила.
— Прости. Я не хотел обидеть тебя.
— Ты не обидел меня, — спокойно ответила она. Слово-то какое странное, обидел! И вдруг она вывела для себя постулат: когда любовники начинают говорить об «обидах», они перестают быть любовниками, перестают любить друг друга.
— Франни, мое предложение остается в силе. Если ты скажешь да, я положу сейчас трубку и к обеду буду у тебя.
На своем мотоцикле, хихикнула про себя Франни.
— Не нужно, Джесс, — вслух сказала она.
— Ты ведь знаешь, что я имею в виду!
— Знаю, — устало ответила она, — но я еще не готова к замужеству. Я поняла это про себя, Джесс. И тут ничего не поделаешь.
— А ребенок?
— Я намерена родить его.
— И сама воспитывать?
— Да, и сама воспитывать.
Он на мгновение умолк, и до Франни донеслись чьи-то голоса из соседнего номера. Там у людей тоже были какие-то проблемы, решила Франни. Дитя, мир — это ежедневная драма. Нам нравится жить, и мы всегда надеемся, что завтра будет лучше, чем вчера.
— Я все время думаю о ребенке, — сказал наконец Джесс.
— Джесс…
— Что же ты собираешься делать? — робко спросил он. — Ты же не сможешь жить в «Харборо» все лето? Если тебе нужно жилье, я присмотрю в Портленде что-нибудь подходящее.
— У меня есть жилье.
— Где же оно, или я не имею права интересоваться?
— Не имеешь.
Франни не хотела отвечать так грубо, но как сказалось, так сказалось.
— Что ж, — сказал он. Его голос задрожал. — Я хотел бы спросить тебя, Франни, но боюсь рассердить. Но я должен знать. И это не риторический вопрос.
— Спрашивай.
Он помолчал, как бы набираясь решимости.
— Скажи, Фран, во всей этой истории я имею какие-нибудь права? Имею я право принимать решения или хотя бы участвовать в принятии тобой решений?
Боже, как ему объяснить? Почему он не хочет оставить ее в покое?
— Джесс, — сказала Франни, — никто из нас не хотел этого ребенка. Я принимала противозачаточные таблетки, и ты отлично знал об этом. Мы были уверены, что ничего не случится. Поэтому у тебя нет никаких прав.
— Но…
— Нет, Джесс, — спокойно отрезала она.
Он вздохнул.
— Ты сообщишь мне, когда устроишься?
— Думаю, что да.
— И ты все еще собираешься продолжать учебу?
— Да. Мне останется один семестр.
— Если я понадоблюсь тебе, Франни, ты знаешь, где меня найти. Я не собираюсь убегать.
— Я знаю это, Джесс.
— Если тебе нужно что-то…
— Да?
— Позвони мне. Не хочу давить на тебя, но… мне так хочется увидеться с тобой.
— Ладно, Джесс.
— До свидания, Франни.
— До свидания, Джесс.
Она с облегчением повесила трубку. Ах, какие мы стали вежливые! И все же ей было немного грустно: за весь разговор Джесс так и не сказал, что любит ее.
Последний звонок был сразу после обеда. Звонил отец. За день до этого они вместе завтракали, и он выражал беспокойство по поводу состояния Карлы после того, как она узнала о беременности дочери. Прошлой ночью она не стала ложиться в постель, до утра перебирала старые семейные фотографии. Питер сказал, что она выглядит несколько не в себе. Он уговаривал ее прилечь, но она даже не удостоила его взглядом, сказав, что не хочет спать. Ее знобило, она кашляла и чихала. Когда Питер предложил ей стакан горячего молока, она и вовсе не ответила. Наутро он обнаружил ее спящей в кресле в неудобной позе.
Проснувшись, Карла выглядела лучше, хотя ее все еще знобило. К врачу она отказалась обращаться, сказав, что озноб ее носит чисто нервный характер. Но Питер был уверен, что температура у нее повышена.
Сегодня он позвонил Франни сразу же после начала грозы. Пурпурно-черные облака затянули небо, тишину прорезал раскат грома — и полил дождь, сперва не очень сильный, но вскоре ставший настоящим ливнем. Говоря с отцом, Франни выглядывала в окно, но сквозь пелену дождя не было видно ничего даже в метре от нее.
— Сегодня она не вставала из постели, — говорил тем временем Питер. — И она согласилась наконец, чтобы Том Эдмонтон осмотрел ее.
— Он уже приезжал?
— Только что уехал. Он сказал, что у нее воспаление легких.
— О Боже! — прошептала Франни, прикрыв глаза. — В ее возрасте это не шутка!
— К сожалению. — Он промолчал. — Я все рассказал Тому, Франни. О ребенке и о твоей с Карлой ссоре. Том знает тебя с пеленок и, конечно же, был поражен. Я спросил его, могла ли Карла заболеть вследствие нервного потрясения. Он сказал, что нет. Воспаление легких есть воспаление легких. Сейчас таких случаев много, сказал он. Похоже, что возникает эпидемия. Болезнь идет к нам с юга, и ею уже охвачен весь Нью-Йорк.
— А что еще он…
— Он недоволен хрипами в ее бронхах и легких. Больше он не сказал ничего, хотя мог бы добавить, что безумные общественные нагрузки давно должны были доконать ее. Он просто сказал, что ей необходим покой. Франни, она сразу постарела и сдала.
— И как она сейчас, папа?
— Лежит в постели, пьет сок и принимает таблетки, которые назначил Том. Я взял выходной, а завтра с ней посидит мисс Холлидей. Она сама так захотела. — Питер глубоко вздохнул и через силу пробормотал: — Иногда мне кажется, что твоей матери хочется умереть.
— Неужели ты думаешь, что…
— Да, Франни. Хотя, конечно, я могу и ошибаться.
Попрощавшись, отец повесил трубку.
Лил дождь, и Франни не хотелось никуда выходить. Закутавшись в одеяло, она села у окна и задумалась. О матери, об их ссоре, о будущем ребенке. О том, как воспримет мать его появление на свет…
Зазвонил телефон.
Секунду она непонимающе смотрела на него. Ведь ей уже звонили сегодня трижды! Кто же это может быть? Вряд ли Дебби, да и Джесс, вероятно, не перезвонил. Тогда кто же?
Уже собираясь снять трубку, она вдруг ощутила странную уверенность, что это отец и что он хочет сообщить ей плохие новости. Заставить выпить до дна чашу стыда и раскаяния.
— Алло?
В трубке не было слышно ни звука, и, испуганная, Франни еще раз повторила:
— Алло? Алло?
Тогда она услышала голос отца:
— Фран?
И он издал странный булькающий звук.
— Франни?
Булькающий звук прозвучал снова, и Фран со внезапным ужасом поняла, что отец захлебывается в слезах. Она стиснула свободной рукой горло:
— Папа? Что случилось? Что с мамой?
— Франни, я должен забрать тебя. Я… я сейчас приеду и заберу тебя. Я должен это сделать.
— С мамой все в порядке? — крикнула она в трубку. За окном гремели раскаты грома. Они были какими-то зловещими, и Франни заплакала. — Скажи мне, папа!
— Ей стало хуже, вот все, что мне известно, — ответил Питер. — Около часа назад я уже говорил тебе, что ей стало хуже. У нее подскочила температура и началась рвота. Я попытался дозвониться до Тома… но его жена сказала, что он ушел, что вокруг очень много больных… и я позвонил в Сэнфордскую больницу, и они сказали, что все их машины и врачи на вызовах и что они внесут Карлу в список заказов. В список, Франни, и я размышляю до сих пор, что это за список. Я знаю Джима Уоррингтона, он — водитель одной из карет скорой помощи, и обычно за день бывает не более двух-трех вызовов. Так что же это за список?!
Голос отца прервался рыданиями.
— Успокойся, папочка. Успокойся. Возьми себя в руки. — Франни едва держалась, чтобы не зареветь в голос. — Если она все еще дома, отвези ее в больницу сам.
— Нет… нет, около пятнадцати минут назад они уже приезжали. И, Франни, представь себе, в машине у них уже лежали шесть человек! Один из них был Уилл Ронсон, водитель грузовика. И Карлу… твою мать… они тоже забрали с собой. Уезжая, она говорила: «Мне трудно дышать, Питер! Почему так трудно дышать?» О Боже!
— Ты можешь вести машину, папа? Сможешь доехать до меня?
— Да, — ответил он. — Да, конечно. — Она поняла, что отец совсем растерян.
— Я выйду на крыльцо.
Она повесила трубку и быстро спустилась вниз по ступенькам. Ее коленки дрожали. Дождь заканчивался, но небо не прояснялось. Подумав о совпадении происходящего в природе с происходящим в ее душе, Франни горько разрыдалась.
Пей свою чашу, говорила она себе, ожидая отца. Ее содержимое безобразно на вкус, и все же ты должна испить ее. Пришло время, Франни. Испей же ее, каждый глоток.
21
Стью Редмен был здорово напуган.
Он выглянул в зарешеченное окно своей новой комнаты в Стовингтоне, штат Вермонт, и то, что он увидел, было маленьким городком со всеми принадлежащими маленькому городку атрибутами, присущими западной части Новой Англии — Грин Маунтинс.
Испуган же он был потому, что все это напоминало скорее тюремную камеру, чем больничную палату. Он был испуган, потому что Деннингер исчез. Он не видел Деннингера с тех пор, как его перевели из Атланты сюда. Дейтц тоже не появлялся. Стью решил, что, наверное, Деннингер и Дейтц заболели или даже мертвы.
Кто-то ошибся. Или же болезнь, завезенная Чарли Д.Кампионом, оказалась более заразной, чем можно было ожидать. В любом случае, думал Стью, каждый, кто соприкоснулся с болезнью, подцепит этот чертов вирус, который врачи называют «А-прим», или суперпневмония.
Здесь его продолжали обследовать, но безрезультатно. Организм Стью будто издевался над врачами, демонстрируя полную невосприимчивость к вирусу.
Конечно, это было не самое худшее. Самым худшим было оружие. Теперь медсестры, берущие у Стью анализы крови или мочи, заходили в палату только в сопровождении солдата, вооруженного ружьем с пластиковыми пулями. Ружья были армейского образца, 4-го калибра, и Стью не сомневался, что, если ему захочется повторить ту же шутку, которую он проделал в отношении Дейтца, первый же выстрел навсегда отучит его не только шутить, но и дышать.
Плохо быть подопытным кроликом. Еще хуже жить под постоянной охраной. Но жить под постоянной охраной и быть при этом подопытным кроликом — это очень плохо.