Надпись красным фломастером на двери Первой баптистской церкви в Атланте:
Дорогой Иисус! Скоро я увижу тебя!
P. S.
Надеюсь, до конца недели у тебя еще останутся свободные места?
26
27 июня утром Ларри Андервуд сидел на скамейке в Центральном парке, глядя под ноги. За его спиной тянулась улица, переполненная неподвижными автомобилями. Их владельцы были уже мертвы, либо умирали.
Рядом размещался зоопарк, и Ларри с его места было видно льва, антилопу, зебру и нескольких обезьян. Звери умерли не от пневмонии их убил голод: бог знает сколько времени никто не приносил им ни воды, ни еды. Все они были мертвы, кроме одной обезьяны; да и та за три часа, что Ларри сидел здесь, пошевелилась только четыре или пять раз. Обезьяна была неимоверно истощена, но супер пневмония абсолютно точно не коснулась ее.
Справа часы показывали половину одиннадцатого. Спешить было некуда, и Ларри лишь механически зафиксировал время в уме.
В парке были и другие люди; с некоторыми из них Ларри успел поговорить. Все они были беспомощны и растеряны, как и он сам. У всех у них дрожали руки. Все рассказывали разные случаи, похожие как две капли воды друг на друга. Их друзья и родственники умирали или умерли. Можно ли выбраться из Нью-Йорка? Правда ли, что все дороги заблокированы? Одна женщина переживала, что поголовье крыс увеличится и сожрет землю. Она напомнила, сама того не подозревая, Ларри о неприятных впечатлениях сразу после его приезда в город.
Многие в парке были больны. Похоже, среди них только Ларри устоял против болезни, и он был несказанно рад этому обстоятельству.
Обезьянка умерла в четверть двенадцатого.
Ларри больше не хотелось сидеть в парке, поэтому он встал и медленно пошел по тропинке, прислушиваясь к радостному пению птиц. Болезнь не коснулась пернатых. Им повезло.
На одной из скамеек сидела женщина. Ей было около пятидесяти, но она явно старалась выглядеть моложе. На ней красовалось экстравагантное серо-зеленое платье, а в волосах трепетала шелковая ленточка. Она оглянулась на звук шагов Ларри. В одной руке женщина держала таблетку и дрожащей рукой тут же отправила ее в рот.
— Привет, — сказал Ларри.
Ее лицо с яркими голубыми глазами было спокойно. В глазах светилась интеллигентность. На ней были модные очки. Пальцы обеих рук унизаны кольцами, три из которых — с бриллиантами.
— Не бойтесь, я не опасен, — добавил Ларри. Глупо так говорить, понимал он, но женщина, носящая на пальцах по меньшей мере 20000 долларов не может быть слишком доверчива к посторонним.
— Я и не боюсь, — улыбнулась она. — Вы не выглядите опасным. И вы не больны. — Последняя фраза прозвучала как вежливый полувопрос, полуутверждение. Хотя, конечно, она была не так спокойна, как Ларри показалось с первого взгляда. На шее ее быстро пульсировала жилка, а в глазах сквозил неприкрытый ужас.
— Да, кажется, не болен. А вы?
— Пока нет. Вам известно, что ваша обувь испачкана мороженым?
Он посмотрел вниз. Через секунду, стоя на одной ноге и пытаясь оттереть пятно, он с раздражением думал, что она могла бы этого не заметить.
— Вы напоминаете цаплю, — сказала она. — Это можно делать и сидя. Меня зовут Рита Блекмур.
— Рад познакомиться. Я — Ларри Андервуд.
Он сел. Она протянула ему руку, и Ларри легонько пожал ее тонкие пальцы, стараясь не надавливать на кольца. Оттерев пятно найденным в кармане кусочком салфетки, он выбросил салфетку в стоящую рядом урну. Ситуация показалась ему забавной, и он рассмеялся, откинув назад голову. За все время с тех пор, как, вернувшись домой, он обнаружил мать на полу комнаты, он рассмеялся впервые.
Рита Блекмур улыбнулась в ответ, и он вновь удивился выражению элегантной беспомощности на ее лице. Она напоминала героинь рассказов Ирвина Шоу, которые несколько лет назад частенько мелькали по телевизору.
— Знаете, в первую секунду, услышав ваши шаги, я действительно испугалась, — сказала она. — Здесь бродит немало странных людей. Есть один старик…
— Вообразивший себя заклинателем духов? Я тоже видел его. В сущности, он безвреден.
— Да, но сам похож на духа из страшной сказки, — возразила женщина, закуривая сигарету.
— И он, в отличие от многих других, не болен, — заметил Ларри.
— Прекрасно держится швейцар из моего дома, — сказала Рита. — Он все еще не оставляет свой пост. Сегодня я дала ему пять долларов. Как вы думаете, я правильно поступила?
— Я, право, затрудняюсь…
— Конечно, затрудняетесь. — Она положила пачку сигарет в сумку, и Ларри заметил выглядывающий оттуда пистолет. Рита проследила его взгляд. — Это пистолет моего мужа. Он умер два года назад. Знаете, он всю жизнь ненавидел этих нерях-арабов, потому что они вечно пахнут потом и никогда не бреются. Сам он перед смертью попросил одеть на него галстук. Он был банкир. Вам не кажется, что галстук может считаться эквивалентом старого выражения «умереть в башмаках»? Гарри Блекмур умер в галстуке. Мне это нравится, Ларри.
Перед ними на землю сел воробей и принялся что-то клевать.
— Он всегда боялся воров, поэтому и приобрел пистолет. Скажите, Ларри, это правда, что пистолеты убивают людей, причем делают это с большим шумом?
Ларри, которому никогда в жизни не приходилось стрелять из пистолета, пробормотал:
— Я не думаю, что у пистолета этого калибра большая убойная сила. Это 38-й?
— По-моему, 32-й.
Рита достала из сумки пистолет, и Ларри увидел на дне сумочки множество упаковок с таблетками. На этот раз Рита не стала следить за его взглядом; она смотрела на ствол молодого деревца в пятнадцати шагах от скамейки.
— Мне хочется попробовать. Как вы думаете, я попаду?
— Не знаю, — удивленно сказал Ларри. — Я действительно не…
Она нажала на курок, и пистолет неожиданно громко выстрелил. В стволе образовалась небольшая дыра. Из дула пистолета потянулся легкий дымок.
— Действительно неплохо! — сказал Ларри, и Рита спрятала пистолет. Сердце Ларри, при выстреле учащенно забившееся, постепенно восстанавливало свой привычный ритм.
— Но человека из него я не смогу убить. В этом я почти уверена. И потом, скоро будет некого убивать, верно?
— Ну, этого я не знаю.
— Вы все смотрите на мои кольца. Они вам нравятся?
— Что?! Нет! — Ларри вновь начинал нервничать.
— Как любой банкир, мой муж верил в бриллианты. Он верил в них, как баптист верит в спасение души. У меня множество бриллиантов, и все они настоящие. Они дают чувство обладания миром. И все же это только камни. Если они понадобятся кому-нибудь, я сниму их и отдам. Стоит ли цепляться за какие-то камни?
— Мне кажется, вы правы.
— Конечно, — сказала она, и жилка на ее шее запульсировала вновь. — И все же, если ко мне придут грабители, я не только отдам им свои драгоценности, но и подскажу адрес Картье. У него гораздо более ценная коллекция камней, чем у меня.
— Что вы собираетесь делать? — спросил женщину Ларри.
— А что вы посоветуете?
— Пока не знаю, — со вздохом сказал Ларри.
— Могу ответить теми же словами.
— Вам что-нибудь известно? Я имею в виду, о положении дел в городе?
— То же, что и вам, — она залезла в сумочку, извлекла очередную таблетку и отправила ее в рот.
— Что это?
— Витамин Е, — с фальшиво-смущенной улыбкой сказала Рита. Тик на ее шее повторился раз или два и прекратился.
— В барах пусто, — сказал вдруг Ларри. — Я зашел в один на Сорок третьей улице — там совсем никого не было. Я налил себе стакан виски и ушел — не хотел дольше там оставаться.
Они, как по команде, одновременно вздохнули.
— Вы очень милы, — сказала она. — Вы мне очень нравитесь. И я страшно рада, что вы не сумасшедший.
— Благодарю вас, миссис Блекмур. — Ларри был приятно удивлен.
— Рита. Просто Рита.
— Ладно. Рита.
— Вы хотите есть, Ларри?
— Должен сознаться, что очень.
— Почему бы вам не пригласить даму на завтрак?
— С радостью делаю это.
Она встала и с легкой усмешкой протянула Ларри руку. Он заметил на ее руке саше. Ему сразу стало уютно и тепло. С саше были связаны самые приятные воспоминания его детства. Когда они с матерью ходили в кино, миссис Андервуд всегда брала с собой вышитое бисером саше.
Затем он встал, и они пошли по дорожке в сторону Пятой авеню. Они разговаривали, но позже Ларри так и не мог вспомнить, о чем (на самом деле она шутливо говорила ему, что всегда мечтала перейти Пятую авеню под руку с молодым человеком, годящимся ей в сыновья). Она улыбалась загадочной улыбкой с налетом цинизма, и ее платье шуршало на ходу.
Они зашли в закусочную, в которой никого не было, включая и повара, и Ларри, найдя в холодильнике какие-то продукты, на скорую руку приготовил легкий завтрак — картофель «фри», растворимый кофе, яблочный пирог. Она с восторгом встречала каждое предложенное им блюдо.
27
С тех пор как в половину девятого вечера умер ее отец, Франни только отрывочно могла воспроизвести происходящие события. Питеру стало плохо еще утром, но он наотрез отказался от предложения Франни отвезти его в больницу. Если ему суждено умереть, сказал он, он хочет сделать это у себя дома.
И вот все кончено. Впрочем, не только с Питером. Франни подумала, что единственным человеком в городе, как и она, не заразившимся страшной болезнью, был шестнадцатилетний брат Эми Лаудер, Гарольд. Сама Эми уже давно была мертва, хотя в ванной ее дома все еще висел ее любимый махровый халат.
Сегодня Фран никуда не выходила и никого не видела. Утром она пару раз слышала звуки проезжающих машин, а один раз ей показалось, что кто-то выстрелил из автомата, но это было все, что она слышала. Гнетущая тишина создавала впечатление нереальности происходящего.
А может, это и к лучшему. Франни было о чем подумать.
Вот уже час она сидела за столом с отсутствующим выражением лица. Ее мозгом владели две мысли, казавшиеся одновременно взаимосвязанными и совершенно не относящимися друг к другу. Первой мыслью было, что ее отец мертв; он умер дома, как и хотел.