Взяв себя в руки, Франни подошла к покойному и, нагнувшись, поцеловала его в лоб.
— Я люблю тебя, папочка! — сказала она. — Я люблю тебя, Франни любит тебя. — По щекам ее текли слезы. Достав из шкафа его лучший костюм, Франни переодела отца. С трудом приподняв окаменевшую шею, повязала галстук. В ящике комода, под стопкой носков она отыскала награды отца — «Пурпурное сердце», дюжину медалей, наградные ленты… и Бронзовую Звезду, которой он был удостоен за Корею. Она прикрепила все эти награды к пиджаку. Найдя в ванной детскую присыпку, она припудрила лицо, шею и руки отца. Запах пудры, светлый и ностальгический, вызвал новую бурю слез. Успокоившись, Фран посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась: она была непохожа на себя, с красными глазами и синими полукружьями под ними.
Затем она нашла старое одеяло и с трудом переложила на него труп. Держа за два конца одеяло и отчаянно борясь с невыносимой головной болью, Франни осторожно стащила труп на пол и поволокла по ступенькам вниз, в холл, и дальше — через сад, к выкопанной ею могиле. Несколько раз ей изменяли силы, и, казалось, она не сумеет выполнить намеченное, но каждый раз она брала себя в руки.
Наконец дело было сделано. Последнюю горсть земли девушка бросила, когда часы в доме пробили половину девятого. Она вся была перепачкана землей, и только на щеках остались белые полоски, вымытые слезами. Волосы спутались и растрепались. Франни буквально падала с ног от усталости.
Она отнесла лопату в сарай и направилась в дом. Добравшись до стоящего в гостиной дивана, она рухнула на него и сразу же уснула.
Во сне она снова поднималась по ступенькам, направляясь к отцу, чтобы исполнить свой долг и предать его земле. Но когда она вошла в комнату, то увидела, что тело зачем-то прикрыто скатертью, и ей стало страшно. Она пересекла постепенно темнеющую комнату, сама того не желая, и желая только одного — бежать отсюда — но не в состоянии остановиться. Скатерть почему-то шевелилась в полумраке, и тут до Франни дошло:
Там, под скатертью, не ее отец. И то, что скрыто под ней, не мертво.
Что-то — кто-то, полное темных жизненных сил, лежит там, и даже во имя спасения собственной души она не хотела бы снять скатерть, но она… не могла… остановиться.
Ее руки, дрожа, потянулись к краю скатерти — и сорвали ее.
Лежащий под скатертью улыбался, но Франни не видела его лица. Могильным холодом пахнуло на нее от этой улыбки. Нет, она не могла рассмотреть это страшное, это кошмарное лицо; это могло быть вредно для ее неродившегося ребенка.
Она бежала, бежала прочь из комнаты, от страшного видения, от кошмарного сна…
Проснувшись в три часа ночи в темной гостиной, Франни некоторое время все еще была в плену своего страшного сна. В этот момент полу-сна, полу-бодрствования она подумала вдруг: Он, это Он, человек без лица.
Потом Франни вновь уснула, на этот раз без единого сновидения, и, проснувшись на следующее утро, совершенно не помнила свой сон. Лишь когда она вспомнила о будущем ребенке, все ее внутренности будто сковало лютым холодом, не давая пошевельнуться.
28
В тот самый вечер, когда Ларри Андервуд впервые переспал с Ритой Блекмур, а Франни Голдсмит приснился ее страшный сон, Стьюарт Редмен не спал. Он ждал Элдера. Он ждал уже три вечера — и рассчитывал сегодня наконец дождаться его.
24 июня, около полудня, Элдер с двумя подручными вошли к нему и вынесли телевизор. Медсестры увозили его по коридору, а Элдер все это время стоял с наведенным на Стью револьвером. Хотя сам Стью не высказал никакого недовольства тем, что телевизор забирают, будто он вовсе ему не нужен. Единственное, что делал в это время Стью, — стоял у окна и смотрел сверху на город над рекой. Как поется на пластинке, «Не нужно быть синоптиком, чтобы знать, куда дует ветер».
Со своего места Стью мог определить, что жизнь в городе замерла: не дымились трубы заводов, не было видно машин, да и прохожих на улицах он не заметил.
Стью предполагал, что у Элдера имеется приказ убить его — а почему бы и нет? Он единственный, кто с самого начала не заразился, не заболел и не умер. Он знает все их секреты. Следовательно, им есть повод его бояться.
Стью знал, что только на экране телевизора герой находит способ выйти из подобной ситуации, в жизни ему оставалось только ждать Элдера и постараться подготовиться к его приходу.
Элдер явно имел отношение к Голубому Проекту и «суперпневмонии». Медсестры величали его «доктор Элдер», но он не был врачом. Ему было лет сорок пять; его взгляд всегда был тяжелым и неулыбчивым. Никому из врачей до Элдера не приходило в голову целиться в Стью из пистолета. Элдер раздражал Стью, потому что причин для такого поведения Стью не видел. Элдер явно ожидал какого-то приказа. Очевидно, какие-то приказы поступали, и Элдер их выполнял. Он был, несомненно, превосходным исполнителем, армейским вариантом мафиози-киллера, и ему даже в голову не приходило нарушить или подвергнуть сомнению приказ.
Глядя в глаза Элдера, Стью чувствовал, что воля покидает его. Элдеру даже не был нужен пистолет; он наверняка владел каратэ, саватэ, а также разными подлыми приемами. Что можно сделать против подобного человека? Даже при мысли об Элдере у Стью начинали дрожать поджилки.
В 22:00 над дверью вспыхнула красная лампочка, и Стью почувствовал, что у него перехватило дыхание и онемели руки. Это происходило с ним всякий раз, когда лампочка загоралась, потому что в один прекрасный момент Элдер мог войти к нему сам. Тогда никаких свидетелей не будет. Умер — и концы в воду.
Элдер вошел в комнату. Один.
Стью сидел на больничной кровати, держась одной рукой за спинку стоящего рядом стула. При виде Элдера ему стало страшно и в жилах как будто застыла кровь. В лице за прозрачной маской он не мог прочитать никакого намека на пощаду.
Теперь все стало ясно для Стью, особенно, когда он увидел в руках Элдера револьвер.
— Как ты чувствуешь себя? — спросил Элдер, и даже сквозь маску Стью услышал, что голос изменился: Элдер явно был болен.
— По-прежнему, — сказал Стью, удивленный обыденности собственного голоса. — Скажите, когда я смогу выйти отсюда?
— Теперь уже очень скоро, — пообещал Элдер. Он направил револьвер дулом в сторону Стью, хотя и не на него конкретно. Он кашлял и сморкался. — Ты ведь не слишком много болтаешь, так?
Стью вздрогнул.
— Мне нравится это качество в мужчинах, — сказал Элдер. — Вокруг слишком много болтунов с длинными языками. Двадцать минут назад я замолвил за вас словечко, мистер Редмен. Им это не слишком понравилось, но я заверил, что все будет в порядке.
— Какое словечко?
— Что ж, мне приказали…
Внезапно глаза Стью метнулись влево, за спину Элдера.
— Боже правый! — крикнул он. — Это же чертова крыса! Какого дьявола вы приволокли сюда крысу?
Элдер оглянулся. Стью вскочил с кровати и двумя руками схватился за спинку стула, занеся стул над головой. Элдер вновь повернулся к нему, и в глазах убийцы появилась тревога.
— Прекрати это! — крикнул Элдер. Брось…
Стул резко опустился на его правую руку. Пистолет с грохотом упал на пол и выстрелил; отдачей его отбросило на ковер, и он выстрелил еще раз.
Элдер пытался поднять ушибленную руку, но не мог. Ножка стула разорвала его белоснежный халат, а пластиковая маска сползла с переносицы, закрывая глаза. Элдер вскрикнул и упал.
Поднявшись на четвереньки, он попытался подползти к пистолету, но тут Стью сильно ударил его стулом по голове. Элдер обмяк. Стью, не мешкая, схватил пистолет и прицелился в лежащего перед ним мужчину, но Элдер не шевелился.
На мгновение безумная мысль пронизала мозг Стью: а что, если Элдеру приказано не убить, а наоборот, освободить его? Но в этом не было никакого смысла. Если бы речь шла об освобождении, Элдер вряд ли держал бы его под прицелом.
Нет, Элдер, безусловно, пришел убить его.
Дрожа всем телом, Стью смотрел на телефонный аппарат. Если бы Элдер сейчас попытался подняться, то Стью всадил бы в него все пули. Но Элдер явно не собирался ни вставать, ни даже просто приходить в себя. Во всяком случае, сейчас.
Внезапно Стью почувствовал непреодолимое желание выйти из этой тюрьмы. Он был под замком почти неделю, и ему было просто необходимо глотнуть свежего воздуха, а потом мчаться, бежать как можно дальше отсюда.
Но к этому нужно было подойти с осторожностью.
Стью подошел к двери и осторожно нажал кнопку, которую, как он заметил, всегда нажимал Элдер. Дверь открылась. Она вела в крошечную комнатку, вся обстановка которой состояла из одного стола, на котором лежали стопка историй болезни и… его одежда. Та, в которой он прилетел в самолете из Брейнтри в Атланту. Холод пронизал все его члены. Не иначе, все это должно было сгореть вместе с его трупом в печи крематория. Его история болезни, его одежда. И привет, Стьюарт Редмен! Стьюарт Редмен вычеркнут из списков живых. Фактически…
Сзади раздался легкий шум, и Стью резко оглянулся. Позади зашевелился Элдер. Он почему-то улыбался.
— Не двигайся, — приказал Стью, прицелившись в лежащего на полу мужчину.
Элдер никак не показал, что слышит. Он продолжал пытаться встать.
Выругавшись, Стью спустил курок. Пистолет щелкнул, и Элдер остановился. Улыбка сменилась гримасой боли. В его белом халате образовалась крошечная дырочка, потом ее края окрасились кровью — и Элдер рухнул мертвый.
Секунду Стью испуганно смотрел на него, потом быстро начал переодеваться, хватая разложенные на столе вещи.
Натягивая брюки, он заметил в углу комнатки дверь и, закончив с экипировкой, попытался толкнуть ее. Она открылась… Перед Стью был длинный слабо освещенный коридор, оканчивающийся лифтом. Неподалеку кто-то надрывно раскашлялся.
Стью решился. Сжимая пистолет в руке, он тихо двинулся по коридору. Когда он почти добрался до лифта, то вдруг почувствовал неестественную тишину. Кашель прекратился. Потом, через пару секунд, возобновился. Стью увидел того, кто кашлял. У стены сидел санитар — Стью вспомнил, что его зовут Вик, — и, испуганно глядя на Стью, кашлял. Перед ним лежали три трупа, чуть поодаль — еще один.