взять лекарство для Тома.
— Нет-нет, — Том отрицательно покачал головой. — Нет, не буду. Том Каллен не любит лекарства, право слово, они плохие на вкус.
Ник настойчиво протягивал ему таблетку, но Том продолжал качать головой. Ник оглянулся на Джули, надеясь, что она поддержит его, но девушка повела себя совсем странно.
— Правильно, Том, — сказала она. — Не пей таблетки, они — яд.
Ник растерянно моргнул. Она подмигнула ему, давая понять, что пошутила. Желая убедить Тома, что таблетки не ядовиты, Ник достал еще одну и принял ее. Тома это не убедило.
Нет-нет, Том Каллен не станет принимать яд, — сказал он, и Ник, в душе проклиная девушку, увидел, что Том испуган. — Папа не велит. Папа говорил, что если яд убивает крыс, то он убьет и Тома! Никакого яда!
Резко повернувшись к Джули, Ник, на мгновение заколебавшись, отвесил ей пощечину. Том широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на него.
— Ты… — начала она, не в состоянии подобрать подходящие слова. Ее лицо потемнело от гнева. — Ты мерзкий ублюдок! Это была просто шутка, кретин! Ты не смеешь бить меня! Не смеешь, черт тебя побери!
Она бросилась на Ника, но он отшвырнул ее. Она упала на землю и заверещала:
— Я убью тебя! Не смей трогать меня!
Раскалывалась голова. Ник достал из кармана ручку и дрожащими руками написал печатными буквами записку. Затем вырвал листок и протянул его Джули. Девушка оттолкнула его руку. Тогда, схватив правой рукой Джули за шею, левой он поднес записку к ее глазам. Том с ужасом наблюдал за происходящим.
Она воскликнула:
— Хорошо! Я прочту! Я прочту твою вонючую писульку!
Там было всего четыре слова: «Ты нам не нужна».
— Будь ты проклят! — воскликнула Джули, заливаясь слезами. Поднявшись, она сделала несколько шагов по дороге. В ее глазах сверкала ненависть. Ник почувствовал усталость. Почему именно она, из всех возможных вариантов?
— Я не останусь здесь! — обернулась к нему Джули Лори. — Я ухожу. И ты не сможешь остановить меня.
Неправда, может. Как она до сих пор этого не поняла? «Странно», — подумал Ник. Она воспринимала все происходившее как голливудский сценарий, в котором ей была отведена главная роль. Фильм, в котором Джули Лори, известная также под прозвищем «ангельское личико», всегда добивалась того, чего хотела.
Он достал из кармана револьвер и направил его Джули под ноги. Она замерла, и по ее лицу пробежала судорога. Теперь ее взгляд изменился, и она сама сразу стала другой, стала впервые со времени их знакомства настоящей. В ее мир вошло нечто, с чем она не могла совладать. Пистолет. Внезапно Ник почувствовал себя не только усталым, но и больным.
— Я не это имела в виду, — торопливо заговорила девушка. — Я сделаю все, что ты захочешь, честное слово.
Ник сделал рукой с пистолетом жест, означающий одно: уходи.
Она повернулась и начала идти, оглядываясь через плечо. Она шла все быстрее и быстрее, затем перешла на бег. Наконец она завернула за угол и исчезла из виду. Ник спрятал пистолет. Он весь дрожал. Ему было настолько не по себе, будто Джули лори была не человеком, а инопланетянкой с враждебными намерениями.
Он оглянулся в поисках Тома, но Тома нигде не было видно.
Поиски бедняги заняли минут двадцать. Том сидел на скамейке двумя улицами ниже. К груди он прижимал свою железную дорогу. Увидев Ника, он начал плакать.
— Пожалуйста, не заставляй меня принимать это, не заставляй Тома Каллана принимать яд, право слово, папа говорил, что если яд убивает крыс, то он убьет и меня… Пожалуйста!
Ник понял, что все еще держит в руке таблетки. Он отбросил их в сторону и показал Тому пустые ладони. Похоже, его диарея прошла сама собой. Спасибо, Джули.
Тяжело поднявшись со скамейки, Том направился к нему.
— Извини, — повторил он. — Извини. Извини Тома Каллена.
Вместе они вернулись к главной улице… и замерли там, пораженные. Оба велосипеда были безнадежно испорчены. Все содержимое их рюкзаков валялось по обе стороны дороги.
Затем совсем рядом с лицом Ника что-то пролетело — Ник кожей почувствовал это — и Том вскрикнул и бросился наутек. Ник остановился, озираясь по сторонам в ожидании второго выстрела. Стреляли, как он понял, из окна гостиницы. Порох опалил воротник рубашки, но сейчас это было неважно.
Он повернулся и помчался вслед за Томом.
Он не знал, выстрелит ли Джули снова; все, что он знал — что пока ни он, ни Том не убиты. «Мы и так в достаточной степени убиты самой жизнью», — думал он, и это было почти правдой.
В эту ночь они спали в амбаре в трех милях севернее Пратта, и Тому приснился кошмарный сон, из-за чего он проснулся и разбудил Ника. На следующее утро, часам к одиннадцати, они добрались до Юки, где нашли в местном магазинчике пару отличных велосипедов. Ник постепенно отходил от пережитого потрясения.
Только двенадцатого июля, где-то в три часа дня Ник заметил огонек фары. Остановившись (Ник при этом, от неожиданности не справившись с управлением, упал с велосипеда в кювет), он пристально вгляделся в дорогу. Огонек приближался со стороны возвышающегося неподалеку холма. Ник не верил собственным глазам. Это был грузовичок-«пикап», и он медленно приближался.
Подъехав, «пикап» остановился. Последней мыслью Ника перед тем, как открылась дверца и из кабины вылез водитель, было: сейчас он увидит Джули Лори, победно улыбающуюся. В руках у нее будет пистолет, из которого она раньше пыталась пристрелить их, и тогда у них не останется никаких шансов остаться в живых. Нет ничего страшнее женщины в гневе.
Однако вместо Джули они увидели сорокалетнего мужчину в широкополой шляпе, а когда тот улыбнулся, из его глаз во все стороны разбежались солнечные зайчики.
И сказал этот мужчина буквально следующее:
— Боже правый, как же я рад видеть вас, ребята! Скорее залезайте в кабину, и мы уедем отсюда к чертовой матери.
Так Ник и Том встретились с Ральфом Брентнером.
41
Раскалывалась голова.
Мир перед глазами то тускнел, то вновь начинал играть красками. А чего еще он мог хотеть, если всю последнюю неделю не было такой ночи, чтобы его не посещал один и тот же кошмар, из-за которого он просыпался в холодном поту?
Мысли возвращались к туннелю Линкольна. Именно туннель и снился ему. Там все время кто-то находился позади него, но во сне это была не Рита. Это был дьявол, и он сталкивал Ларри в пропасть с бесстрастной усмешкой на лице. Чернокожий человек не был ожившим трупом; он был хуже, чем оживший труп. Ларри пытался убежать от этого кошмара, но как убежишь, если чернокожий дьявол, черный колдун, видит в темноте, как кошка? И еще видение звало: «Иди ко мне, Ларри, иди же; мы вместе отправимся тудааааааааа…»
Ларри чувствовал, как дыхание чернокожего опаляет его плечи; это чувство не покидало его и после пробуждения. Впору в один прекрасный день не проснуться вовсе!
Днем видение исчезало. Чернокожий был порождением тьмы. Днем оставалось только Большое Одиночество, разъедающее его мозг. Днем его мысли часто возвращались к Рите. Милая Рита, женщина-девочка. Смерть ее, наступившая во сне, была легкой и безболезненной, и вот теперь он…
Да-да, сходит с ума. Именно так, не правда ли? Именно это с ним и происходит. Он сходит с ума.
— Сумасшедший, — простонал он. — Боже, я становлюсь сумасшедшим.
После того, что случилось с Ритой, он не мог вести мотоцикл. Перед ним будто возник внутренний барьер. Поэтому он шел теперь пешком — сколько же дней? Четыре? Восемь? Девять? Он не знал.
Когда же он отказался от мотоцикла? Не вчера, и, наверное, не позавчера, да и какое это имеет значение? Постой, это, кажется, было в городке под названием Госсвиль, хотя и это не важно. Факт остается фактом: он не может пользоваться мотоциклом. Велосипед тоже не для него. Попробовав проехать пятнадцать миль, Ларри всю ночь потом корчился от боли в суставах.
С тех пор он шел пешком. Он прошел несколько маленьких городков, расположенных вдоль шоссе 9. Там были магазинчики, в которых стояли новенькие мотоциклы с ключами, висящими на руле, но если он смотрел на них слишком долго, перед глазами появлялась картина автокатастрофы и он сам, лежащий в луже крови и обсиженный мухами. Тогда Ларри торопился уйти подальше от магазина.
Он потерял вес — а как иначе? Он шел целыми днями напролет, от рассвета до заката. Он не спал. Кошмар будил его задолго до четырех часов, и он, включив фонарик, с нетерпением ждал первого луча солнца, готовый снова тронуться в путь. Ел он теперь очень мало, хотя уже давно перестал испытывать чувство голода. Лицо его потемнело, а глаза запали.
В тот день ему с самого утра было как-то не по себе, и увидев на дороге старый развесистый клен, Ларри, не задумываясь, лег в его тени на землю, решив — поскольку торопиться некуда — полежать и передохнуть.
В тени было градусов на пятнадцать прохладнее, чем на солнце, и Ларри с блаженством потянулся. Болела голова: было трудно повернуть шею.
— Парень, ты болен, — сказал Ларри и откинувшись на теплую, пахнущую летом землю, прикрыл глаза. Где-то неподалеку журчала вода. Звук ее манил и успокаивал одновременно. Через минуту он встанет и подойдет к воде, умоется и вдоволь напьется. Через минуту.
Он уснул.
Шли минуты, а сон его становился все глубже. По небу, отбрасывая на лицо Ларри отблески, медленно катилось солнце.
Неожиданно рядом в кустах что-то зашуршало — и все тут же стихло. Затем через некоторое время в зарослях появилась голова мальчика лет десяти-тринадцати, слишком высокого для своих лет. Все тело мальчика было покрыто укусами москитов и комаров, застарелыми и свежими. В правой руке мальчик держал мясницкий нож. Лезвие было длиной не менее фута, с заостренным концом. На гладкой стальной поверхности отражалось солнце.
Медленно и осторожно мальчик приблизился к Ларри. Голубые глаза, слишком маленькие для детского лица, были посажены чуть наискось, что делало мальчика похожим на китайца. Это были очень выразительные глаза, и сейчас они выражали решимость. Мальчик поднял нож…