Ее шестеро сыновей произвели на свет тридцать двух внуков. Тридцать два внука подарили ей девяносто одного правнука, а к моменту, когда разыгралась эпидемия, у нее даже были праправнуки. Их было бы гораздо больше, если бы не эта мода у девушек принимать таблетки. Противозачаточные таблетки. Для них, молодых, секс — только игра. Абигайль это не нравилось, но она никогда не заговаривала с ними об этом. Делом Господа было судить, правильно они поступают или нет, но Абигайль была уверена, что они ошибаются: мужчина и женщина созданы для того, чтобы венцом их любовного экстаза становились дети.
Ах, эти старые добрые дни…
Ей хотелось пить, ей хотелось оказаться дома в своем кресле-качалке. Ей хотелось остаться одной. Вдали показалась освещенная солнцем крыша курятника. Осталось не больше мили. Без четверти десять — совсем не плохо для такой старой калоши, как она. Она сможет отдохнуть до вечера и даже поспать. В ее возрасте это просто необходимо. Она слегка распрямила плечи, стараясь не волочить по земле ноги.
Что ж, она нарожала достаточно детей, чтобы было кому позаботиться о ней на старости лет. Были среди них такие, как Линда с ее торговцем, которые не появлялись никогда, но были и хорошие, как Молли и Джим, и Давид, и Кэтти, и их было достаточно, чтобы забыть о Линде и ее глупом торговце. Последний из ее братьев, Люк, умер в 1949 году, когда ему перевалило далеко за восемьдесят, а последний из ее детей, Сэмюэль — в 1974 году, в возрасте пятидесяти пяти лет. Она пережила всех своих детей, и казалось, что Господь готовит для нее какую-то особую миссию.
В 1982 году, когда она праздновала столетие, ее фотографию поместили в газете Омахи, и приезжал телерепортер, чтобы снять о ней передачу.
— Кому вы посвящаете вашу славную жизнь? — спросил он, и был совершенно сбит с толку ее неожиданным ответом:
— Господу.
Репортера интересовало все: и как она ест, и как готовит, и как кладет ноги, когда спит. Ей не хотелось рассказывать об этом. На все воля Божья, и он, рассердившись, может вмиг забрать все, что прежде щедро дал.
Кэтти и Давид подарили ей телевизор, и она смогла увидеть себя в вечерних известиях, и еще она получила письмо от президента Рейгана с поздравлениями по случаю «почтенного юбилея» и еще с тем, что она никогда не меняла своих убеждений, оставаясь республиканкой. Что ж, кем она еще могла оставаться? Рузвельт и его шайка все были коммунистами.
Она получила удостоверение старейшего жителя Небраски, и ее освободили от уплаты налогов. Особенно радовало, что больше не придется платить налог на земельную собственность, хотя этой самой собственности осталось всего четыре акра. Остальное было продано… или ушло за долги, о чем она стеснялась сказать своим сыновьям.
В прошлом году она получила из Нью-Йорка письмо, в котором говорилось, что она шестая в списке старейших жителей США и третья из самых старых женщин. Самым старым был парень из Санта-Розы в Калифорнии. Ему стукнуло сто двадцать два года. Именно когда пришло это письмо, вспомнила Абигайль, она в последний раз видела Джима и Молли.
Она дошла до фермы Ричардсона. Остановившись у калитки, долгим взглядом окинула дом. Она засыпала на ходу от усталости. И все же, прежде чем уснуть, ей предстояло кое-что сделать. Эпидемия унесла множество животных — лошадей, собак, крыс, — и ей хотелось знать, постигла ли та же участь цыплят. Было бы смешно, если бы после утомительного пути ей удалось найти только мертвого цыпленка.
Она приблизилась к курятнику и остановилась, услышав внутри квохтание. Мгновением позже кукарекнул петух.
— Отлично, — прошептала она. — Просто замечательно.
Увидев посреди двора труп Билла Ричардсона, двоюродного брата Эдди, она отвернулась.
— Бедняга, — пробормотала она. — Бедняга. Мир праху твоему, Билли Ричардсон.
Она вошла в дом, едва держась на ногах от усталости.
— Не покидай меня, Господь! — сказала она и, пристроившись в уголке дивана, мгновенно уснула.
Солнце светило прямо в окно гостиной, когда Абигайль проснулась. Сперва она никак не могла понять, почему свет так ярок; то же самое было с Ларри Андервудом, когда он проснулся у подножья скалы в Нью-Хэмпшире.
Она села, ощущая как ноют все мышцы и кости.
— Боже! Мыслимо ли это — проспать весь день и затем всю ночь?
Сон не помог. Она чувствовала усталость. Ей понадобилось почти десять минут, чтобы встать с постели и добраться до ванной; еще десять — чтобы натянуть на отекшие ноги старенькие туфли. Ходьба казалась пыткой, но Абигайль знала, что должна идти. Если она останется здесь, будет только хуже.
Постанывая, она заковыляла к курятнику и вошла в него; в нос ей ударил запах теплого помета. Вода подавалась сюда автоматически, подведенная с помощью насоса из артезианской скважины, но вокруг лежали тушки птиц, умерших от жары. Они валялись вокруг кормушек и поилок, покрывая пол своим поблекшим оперением.
Несколько цыплят сидели кружком и сонно смотрели на нее бессмысленными глазами. На свете существует немало болезней, убивающих цыплят, но с этими как будто все было в порядке. Господь милостив.
Она взяла сразу троих и заставила их засунуть голову под крыло. Цыплята немедленно начали засыпать. Тогда она посадила их в заранее принесенную корзинку.
Остальные цыплята внимательно следили за ее действиями. Потом, утратив интерес к старой женщине, заковыляли к полупустой кормушке.
Было около девяти часов утра. Абигайль села на скамейку у калитки, чтобы спокойно все обдумать. Мысль отнести домой всех цыплят понравилась ей. Она потеряет целый день, но ожидаемое ею общество все еще не прибыло. Она сможет использовать этот день, чтобы получше устроить цыплят.
Мускулы болели несколько меньше, и еще она поняла, что ужасно проголодались. Сегодня она, хвала Господу, действительно была голодна, тогда как все предшествующие дни скорее заставляла себя есть, нежели руководствовалась чувством голода. Наскоро перекусив ветчиной из найденной в доме банки, она взвалила на спину корзину и задумчиво глядя в небо, обратилась к Господу.
— Итак, Боже, ты дал мне силы прийти сюда, и я верю, что Ты дашь мне силы на обратную дорогу. Твой пророк Исайя сказал, что Господь дает крылья тем, кто верит в него. Крылья орла. Я мало знаю насчет орлов, мой Бог, кроме того, что эти птицы парят высоко в небе, но в корзине у меня сидят три бройлера, и мне хотелось бы, чтобы не моя рука свернула им шею. Но мы не вольны в своих поступках. Аминь.
С этими словами Абигайль поставила корзину на землю и быстрым движением поочередно свернула цыплятам шеи. Три отличных цыпленка, которых можно теперь нести домой.
Положив мертвых птиц в корзину, она медленно двинулась в направлении дома.
Пройдя половину пути, Матушка Абигайль присела передохнуть. Вокруг царила тишина, изредка нарушаемая пением птиц. В такие минуты человек начинает прислушиваться к биению собственного сердца, ощущая себя частью Вселенной. Кажется, что ты снова молод и…
«На моих руках — твоя кровь».
В корзине вдруг что-то громко зашуршало, и сердце старой женщины учащенно забилось.
— Эй! — вскрикнула она дребезжащим старческим голосом. Перед ней внезапно вырос волк. Один, затем другой, третий… Звери не сводили с нее красноватых горящих глаз.
Это он послал их — темный человек.
Ужас охватил Абигайль. Вокруг были сотни волков-черных, серых, белых, и всех их, очевидно, привлек запах цыплят. Они выстроились в ряд по обе стороны дороги, готовые в любой момент броситься на нее.
«Я должна отдать им цыплят. Иначе они разорвут меня на куски. Лучше это, чем ничего».
В ее сознании возникла улыбка темного человека и его воздетые к небу руки с окровавленными пальцами.
В корзине что-то зашуршало еще раз. И еще раз.
Находящийся к ней ближе других волк сделал шаг вперед, тихонько завывая при этом.
Внезапно Абигайль поняла, что должна делать. Страх отступил.
— Прочь! — закричала она. — Да, это цыплята, вы угадали, но это для моих гостей! Пошли вон, твари!
Волки начали пятиться назад. Их маленькие глазки выдавали их нежелание упустить добычу. И тут вдруг они исчезли, рассеялись, как дым. Мираж, подумала Абигайль и вознесла благодарственную молитву Господу. И внезапно похолодела.
Где-то на западе, скрываясь за линией горизонта, она почувствовала, что за ней наблюдает глаз — гигантский Глаз. И она явственно услышала слова того, кому принадлежал этот глаз:
— Кто здесь? Это ты, старая женщина?
— Он знает, что я здесь, — в ужасе прошептала Абигайль. — Боже, помоги мне! Помоги мне, помоги всем нам!
Подхватив корзину, она заковыляла к дому.
Они показались только через два дня, 24 июля. Она дремала, и ей снился ужасный Глаз, смотрящий на нее сквозь тьму. Это был он, и он смотрел на нее.
Проснувшись, она снова вознесла к небу молитву защитить ее или, на худой конец, указать правильный путь.
«Скажи, куда, Боже — на север, на юг или на восток — и я не колеблясь, отправлюсь туда. Но только не на запад, только не к этому темному человеку. Никакие горы не спасут нас от него. Тут не помогут даже Анды».
Но все это не имело смысла. Раньше или позже, когда человек чувствует себя достаточно сильным, он встает против того, кто противостоит ему. Не в этом году, так в следующем. Собаки умерли, но остались волки, готовые служить дьяволу.
Дьяволы были готовы служить не только волки.
Утро того дня, когда, наконец, прибыли ее гости, началось у Абигайль в семь часов. Господь послал обычный, прохладный день, первый на этой неделе. К ночи мог даже пойти дождь. Это подсказывал ее приобретенный в 1958 году ревматизм.
Сперва она сходила в сад и нарвала малины. Малина, хвала Господу, как раз подоспела, и это показалось очень кстати. Она собиралась что-нибудь приготовить. Кухня была ее жизнью, и Абигайль тихо радовалась, что теперь кому-то понадобятся ее кулинарные таланты. Смородиновый пирог, малиновый бисквит и яблочный мусс. Эти запахи заполнили кухню. При