ручку.
— Стой! — послышался окрик со стены. — Куда прешь? — Лучники на стене идеально играли свою роль. Прижавшись к двери, я слышал, как на ломаном языке Русов псевдодикари говорили имя «Акрам», «добыча», «принести», «обмен».
— Стойте там, сейчас позову Акрама, — лучник на стене четко следовал инструкции. Прождав около десяти минут, я кивнул Акраму:
— Твой выход!
— Открыть калитки! Лучники! Слезайте вниз, помогите занести животных, — громким зычным голосом отдал команду градоначальник.
Обе калитки распахнулись. Неся животных на жердях, «дикари» просачивались внутрь, попадая в руки моих воинов. Половина ошеломленных немцев даже не успела оказать сопротивление, их сразу тащили за баррикады, передавая пехотинцам. Около десятка немцев успели схватиться за ножи, спрятанные в тушах животных. Но им не дали шанса этим воспользоваться, раскромсав буквально за секунды. Обе калитки стояли открытыми, но шума копыт или криков атакующей толпы не было слышно. "Неужели Ганс раскусил«,— подскочив к Акраму, с силой встряхнул его:
— Сигнал, какой сигнал к атаке?
— Я должен выйти и помахать рукой, — промямлил подонок.
— Вперед, выполняй! И помни: твоя жизнь и жизнь твоей жены зависит от того, поверят тебе или нет.
Акрам как ошпаренный выскочил в калитку и вернулся обратно через пару десятков секунд. И сразу послышался шум копыт:
— Всем — за баррикады!
Подгоняя отстающих, мы пробежали сто метров до ближайшей баррикады в тот момент, когда первые всадники достигли стены. Ворвавшись внутрь, конники на мгновение опешили, видя трупы своих сородичей. Командовал кавалерией мужчина сорока лет: его лицо исказилось, он отдал команду и пришпорил коня, стараясь выбраться из ловушки. Но пешая масса отряда, добежавшая до стены, двумя ручьями стала вливаться внутрь, заполняя всё пространство. Конское ржанье, крики людей, пыль, поднятая лошадьми — всё смешалось, создавая хаос. Подняв шест с куском ткани, я подал сигнал: несколько секунд спустя с грохотом упали решетки, закрывая ловушку.
— Нарм, огонь! — перекричал шум и крики людей.
Пушка рявкнула, посылая смертоносные куски металла в гущу человеческого столпотворения. С некоторым интервалом прогрохотало еще три выстрела. Выстрел четвертой пушки был сигналом для лучников и арбалетчиков: они высунулись из укрытий. С трех сторон понеслись стрелы и арбалетные болты, находя цель. Выстрелы артиллерии на мгновение дезориентировали врага: отчаянно ржали раненые лошади. Крики, стоны людей слились в один многоголосый шум. Пушечные выстрелы проложили просеки в толпе. Но в основном вражеские воины были ранены, многие снова поднимались на ноги.
В бой вступили лучники и арбалетчики, находившиеся на стене. Послышались ружейные выстрелы: оправившиеся от неожиданности воины Ганса пытались организовать отпор. Надо отдать должное немцам: находясь в окружении и расстреливаемые со всех сторон, они смело атаковали баррикады, пытаясь прорваться между двумя из них. Но здесь находились копейщики, встречавшие врага длинными копьями. Несколько всадников пало, напоровшись на острия копий.
Перезарядившиеся арбалетчики произвели второй залп, стреляя уже прицельно. Из порядка двадцати всадников только один еще оставался верхом, стараясь организовать сопротивление. Изрядно поредевшее количество врагов по его команде сгруппировалось «черепахой». Уцелевшие лучники врага периодически посылали стрелы в сторону моих воинов. На мгновение стена щитов распалась, и около семи мужчин произвели выстрелы из ружья, окутавшись клубами белого дыма. По всей площади лежали убитые и раненные: на ногах осталась меньше трети от общего числа врагов. Удивительно, но всадник не был даже ранен, непрерывно гарцуя на лощади.
С каждой минутой положение немцев становилось безнадежным: стрелы находили незащищенные части тела, а тяжелые арбалетные болты с глухим стуком входили в тела, пробивая доспехи.
Я поднял свой шест над баррикадой, размахивая им: это был сигнал к прекращению огня. В наступившей тишине, отчетливо проорал, обращаясь к немцам:
— Аufgebt! — слово заучивал несколько минут под контролем Наты.
— Nie! — прилетело в ответ из уст всадника. Снова взмахнув своим полотнищем на шесте, возобновил обстрел. Один за другим падали немцы, но всадник оставался цел. Арбалетный болт убил лошадь под ним, но, соскочив с нее, он успел укрыться среди своих щитоносцев. Когда немцев оставалось не больше сорока человек, отдал приказ на рукопашную. Этого сигнала ждали всё, а больше всех — братья Лутовы, вырвавшиеся вперед со своими огромными топорами.
— Командира взять живым! — успел прокричать, но рвануться в эпицентр боя мне не дали: Арн и Мерс просто силой удержали меня на месте, выполняя указание Богдана.
Бой, — а точнее, избиение, — закончилось довольно быстро: около десяти раненых добили воины Шрама. Пятеро легкораненых немцев были связаны. Стоя на коленях, они ожидали своей участи.
— Пленных не убивать! — приказал Шраму, покрытому чужой кровью.
Отыскав глазами Богдана, подозвал к себе:
— С братьями соберите ружья и отнесите в мой дом, пусть никто к ним не притрагивается, пока я их не осмотрю.
По всей площади валялись трупы, кровь текла струйками по пыльной земле, собираясь в ямках в небольшие лужицы. Я искал глазами командира всадников, это скорее всего был сам Ганс. Раненых немцев было много, периодически слышались крики распаленных Русов, добивавших врага. Добивать немцев казалось более гуманным, чем оставлять их мучиться с такими страшными ранениями.
Немца, командовавшего наступлением, я нашел под двумя телами. Позвав на помощь двоих пробегавших мимом воинов, вытащил окровавленного вражеского командира из-под тел убитых.
— Отнесите его в мой дом и сторожите, пока я не подойду!
Не особо церемонясь с раненым, воины понесли немца в сторону моей резиденции.
— Макс Са, это был Великий Бой, — пытаясь отдышаться Борд остановился рядом со мной.
— Великое избиение, — буркнул я, оглядывая площадь, усеянную вражескими телами.
Я никогда не был кровожадным, но реалии каменного века диктовали быть беспощадным. Молодые тела немцев и их потомков на площади констатировали, что нет зверя более жестокого, чем человек.
— Среди Русов есть погибшие?
— Точно погиб предатель. Еще видел троих раненых, не успел всё проверить, — виновато потупил голову Борд.
— Проверь наши потери, не думаю, что мы обошлись смертью Акрама.
Я оказался прав: даже окруженные и истребляемые, немцы смогли несколько раз укусить моих воинов. Двое Русов пали от огнестрельных ранений: пули прошили доски баррикад. И еще трое погибли в рукопашной, опрометчиво кинувшись вперед и забыв о защите. Вместе с Акрамом число погибших было шесть. Еще два десятка были легко ранены стрелами, а двое словили пули по касательной.
— Что делать с пленными? — Шрам успел почистить свое лицо, забрызганное кровью врага.
— Сколько пленных?
— Девять человек, но двое из них сильно ранены. Наверняка не выживут.
— Пленных — в подвал, где раньше содержался Акрам. Дай им воду и немного еды, поставь хорошую охрану. Мне надо поговорить с их командиром, прежде чем он умрет. Собери всё оружие, пусть Русы не растаскивают его. Оно нам пригодится, чтобы вооружить новобранцев. И придумай, что делать с трупами.
— Утопить в болотах, — как само собой разумеющееся ответил Шрам.
— Хорошо, но подсчитай их прежде. Хочу знать, сколько человек у врага погибло. И пусть песком засыпят кровь на площади, вся земля стала красного цвета.
Уже направившись в сторону дома, остановился:
— Шрам, куда делись выжившие лошади врага?
— Ускакали в город, Макс Са.
— Лошадей поймать и передать Гурану, пусть формирует кавалерию. Передай ему мои слова: пусть набирает всадников из тех, кто хорошо ездит верхом.
Направляясь к дому, куда унесли раненого командира немцев, радовался, что судьба Акрама решилась. Я дал ему слово не убивать, но и отпустить его не мог после предательства. А судьба сама решила за меня, решив, что предателю не жить.
Богдан с братьями покинул поле боя, унося все ружья. Но Баск не спускал с меня глаз, помня о своей работе охранять меня. Отставая на шаг, он молча шел сзади с окровавленным клинком наготове. Любопытные жители Мехика потянулись на место боя: проходя мимо, кланялись, неизменно сопровождая поклон словами: — «Макс Са».
У моего дома стоял заслон в лице братьев Богдана: клинки их топоров были в высохшей крови. Демонстративно закинутое на плечи оружие внушало ужас прохожим, огибавшим группу здоровяков по максимальной дистанции.
— Где Богдан? — спросил одного из братьев. Они всё были так похожи друг на друга, что я постоянно путался в именах.
— В доме, разбирает и чистит ружья, — братья посторонились, освобождая проход.
Богдан чертыхался, сидя на каменном полу, перед ним лежали разложенные ружья. Гнев великана был понятен: с первого взгляда было ясно, что ружья пострадали. У двух ружей отсутствовали курки, ствол одного, вероятно, не выдержал удара копыта лошади: кольцо ствола разошлось, образовав щель по всей длине ствола.
— Это всё можно исправить, — успокоил вскочившего Богдана. — Теперь у нас есть образцы, будем их улучшать и производить сами. Думаю, что пора всерьез заняться огнестрельным оружием, время топоров и луков проходит.
— Надо сделать патроны, эти ружья долго заряжать, — прогудел Богдан. Выдержав паузу в несколько секунд, добавил: — Это была страшная резня. Я рад, что на твоей стороне, Макс Са!
Глава 10. Послевкусие победы
Командир немцев был без сознания: воины принесли его в мой дом и оставили под присмотром Наты, для охраны которой я оставлял Селида и Генда. Ната не была брюзгой и белоручкой: еще до моего прихода она промыла раны у пленного и перетянула их куском ткани. Поговорив с Богданом насчет трофейных ружей, — семь из них были в полном порядке, — перешел в комнату, где лежал немец.