Я отвернулся в сторону, не желая видеть гибель своего бойца, но громкий крик Борда, заставил обратить внимание на бой. Ситуация изменилась: Богдан держал гиганта прижатым к земле, заведя руки под подбородок. Немец сучил ногами, даже умудрился привстать на колени, но не смог устоять. Прошла целая вечность, прежде чем его руки и ноги затихли. Отпустив поверженного врага, Богдан встал: со стороны леса донесся недовольный вой. Подобрав свой топор, мой боец схватил немца за ногу и поволок его в сторону крепости. Примерно полминуты он тащил немца к нам, прежде чем из леса показались всадники.
— Открыть ворота! Арбалетчики, лучники — к бою! — проорал я, скатываясь по лестнице.
Со скрипом открылись ворота, вместе с группой арбалетчиков и лучников выбежал из крепости.
— Брось его, беги! — закричал Богдану. Тот оглянулся и ускорился: голова немца подпрыгивала на неровностях почвы, тело оставляло широкий след на земле.
— По всадникам — огонь! — скомандовал арбалетчикам и лучникам. Два десятка всадников, предпринявших попытку отбить тело своего поверженного воина, попали под тучу стрел и болтов. И если стрелы рикошетили от доспехов, то арбалетные болты сбили с лошадей семерых всадников. Несмотря на потери, враги почти догнали Богдана почти у самых ворот. Но здесь их встретили воины, вышедшие вместе со мной, лучники уже стреляли в упор. Из двух десятков всадников осталось четверо: трое развернулись и поскакали в сторону леса. Четвертый, с красными от ярости глазами, крупом коня сшиб меня с ног, но сразу был убит Бордом, принявшим его на копье.
Лошадь задела меня по касательной, не причинив вреда. Вскочив на ноги, отдал команду, чтобы убитых немцев затащили внутрь. Когда мы уже почти закончили, из леса пошла коричневая лавина немцев: всадники, пешие, лучники. Немцы шли в атаку клином: на острие — конница, а по краям — пехота.
Закрыв ворота, мы полезли на стену, забыв о первоначальном плане навесной стрельбы. События развивались так быстро, что ни о какой выверенной стратегии речь не могла идти.
— Пушкари — приготовиться! — мой приказ продублировал Шрам, в то время как Борд оказался ближе ко второй башне.
Подскакав на сто метров, конница ушла влево и вправо, освобождая дорогу пехоте. Как я и предсказывал, прикрывшись щитами, в середине пехоты шел небольшой отряд с огромным бревном.
— Нарм! — подозвал к себе пушкаря. — Видишь вон ту группу с бревном? — это твоя цель. Стреляй именно в них.
Шесть пушечных выстрелов с интервалами в несколько секунд разметали штурмовую группу, задев воинов рядом с ними. Выстрелы пушек деморализовали немцев: их ряды смешались, лучники стали выпускать стрелы со ста метров. Те падали на излете, не причиняя заметного вреда. Первой на выстрелы отреагировала конница, мгновенно отступившая к лесу. Около тридцати немецких воинов оказались вплотную к стене в мертвой зоне. Остальная масса отхлынула назад, оставляя три десятка на верную смерть.
Со стены мы не могли попасть в немцев, прильнувших к стене снаружи. Едва неприятельская армия отступила в лес, как отдал команду Богдану и Шраму:
— Открыть ворота и перебить немцев у стены.
Немцы из леса видели, как геройски сражались и пали их товарищи. Убитых оказалось двадцать семь: в отличных доспехах и с хорошими мечами. Армия Дитриха не предпринимала попыток атаковать, хотя на их глазах отбирали оружие и снимали доспехи с убитых у стены немцев.
— Борд, посчитай наши потери, — велел майору, лицо которого было в чужой крови.
А убитые у нас были: немцы у стены дрались отчаянно, дорого продавая свою жизнь. В схватке у стены мы потеряли семерых, ещё один был убит стрелой на стене во время атаки. Раненых — четверо, но все были легкие. Потери немцев — куда внушительнее: двадцать семь — у стены, около сорока убитых пушечными выстрелами и арбалетами, а также семнадцать всадников. И это не считая более полусотни раненых, некоторые ползли в сторону леса и сейчас, но выйти и добить их я не рискнул.
Восемь Русов против порядка восьмидесяти немцев. Соотношение один к десяти, но даже такое соотношение в данный момент не в нашу пользу. Если наши потери превысят сто человек, нам стену не удержать. Тем более что неорганизованная и глупая атака уже не повторится: немцы будут хитрее.
Перевязав раненых, поручил Борду распределить трофейные доспехи между Русами. В первую очередь они полагались тем воинам, которые находились на стене и первыми вступали в контакт с врагом. Часть лошадей тоже досталась нам, не всех немцы сумели увести с собой.
Количество костров в лесу утроилось: подходящие силы врага устраивали временный лагерь. Повсюду был слышен стук топоров, а в лесной чаще появлялись новые прогалины.
Русы, опьяненные первым столкновением, сгрудились вокруг трупа немецкого гиганта, задушенного Богданом. Страх перед противником окончательно пропал, что было одновременно и хорошо и плохо. Найдя глазами Богдана, подозвал его:
— Зачем тебе труп немца, ты мог погибнуть из-за него?!
— Я знал, что это их заденет, и они кинутся в атаку без подготовки, и мы сможем бить немало немцев, — Богдан выглядел помятым, но довольным.
— Ты не ранен? Иди отдохни, у тебя был тяжелый бой. Откуда такое чудовище? — Я оглядел поверженного немца: в жизни не приходилось видеть такого страшного и здорового врага. Размерами он превосходил моего приемного сына Санчо, а лицо было обезображено шрамами и оспинами.
— Очень силен оказался, думал — мне каюк, — простодушно признался Богдан, тяжело опираясь на топор. Мне не понравилась его поза. Игнорируя протесты, раздел его и увидел огромный кровоподтек на уровне нижних ребер справа. Пальпация ясно показала, что как минимум одно ребро сломано. Как Богдан ни держался, терпя боль, но мышцы его выдали.
— У тебя сломано ребро, возможно, даже несколько. Пару недель будешь отдыхать, никакого боя, никаких резких движений. Баск, — позвал заместителя Богдана, — проводи его в дом и не выпускайте, пока я не распоряжусь.
Виновато улыбнувшись, Баск забрал топор у Богдана и, подхватив его за талию, повел в сторону дома. До меня доносился разговор великана, уверявшего Баска, что с ним всё нормально. Но Богдану это не помогло: выполняя мое указание, Баск уводил его дальше по направлению к дому.
— Макс Са, — позвал меня Шрам, находившийся на стене. Поднявшись, проследил за направлением его руки. У самой кромки леса стояло несколько всадников: один из них восседал на абсолютно белой лошади, что само по себе удивляло. Белой масти я ещё не встречал, ее просто не существовало в природе в этом промежутке времени развития одомашненного животного мира. Но самое удивительное — не это: от лучей заходящего за моей спиной осеннего солнца у лица всадника что-то блеснуло.
"Бинокль, подзорная труба, линза", — вариантов много, но определенно всадник смотрел на крепость вооруженным глазом. Иногда возникает чувство, что тебе смотрят в глаза, даже если ты не видишь чужого взгляда. Именно такое чувство возникло у меня в этот момент. Сомнений не было: на белой лошади мог быть только сам король Дитрих.
Ментально чувствуя на себе его пристальный взгляд, сжал руку в кулак и вытянул вперед большим пальцем вниз: так именно граждане Римской империи обрекали на смерть побежденных гладиаторов. Дитрих, или, вернее, всадник на белой лошади, знак увидел. Более того, думаю, что даже понял его, потому что белый конь встал на дыбы. Всадники скрылись в лесу, где в наступающих сумерках виднелись десятки — если не сотни — костров.
— Завтра будет тяжелый день, пусть воины хорошо отдохнут сегодня.
Звук топоров со стороны леса раздражал. "Они на месяц дрова готовят, ведь там и так навалом хвороста«,— мысленно отреагировал на многочисленный перестук топор и замер на лестнице, пораженный пришедшей в голову мыслью: «Это не дрова рубят, немцы сколачивают штурмовые лестницы для приступа». Почему мне ни разу не пришла в голову мысль про возможность использования лестниц? Я всё время думал о том, что попробуют разбить стену или снести ворота тараном. А про лестницы и не вспомнил!
Длина крепостной стены больше двухсот метров: что если атакующие немцы рассыпятся по всей длине стены и приставят лестницы? Я почувствовал, как волосы на голове встают дыбом. У нас в стене только шесть башен, где могут укрыться стрелки и защитники. Есть целые пролеты между башнями, достигающие тридцати метров, где на стене защитник не защищен ни зубцами стены, ни башней. И это однозначно видел Дитрих, разглядывая Мехик в бинокль. Он сделает соответствующие выводы: прикрываясь щитами, немцы приблизятся и приставят лестницы, чтобы одновременно вскарабкаться наверх. У меня просто не хватит людей, чтобы сдержать всю эту массу, тем более что все на стене будут под обстрелом.
Вернувшись на стену, внимательно осмотрел ее: толщина в местах без башен составляла около метра. Таких пролетов — три, они все находились слева и справа от крайних башен. Остальные пролеты — шириной в два метра, и там были зубцы, позволявшие защитникам прикрыться от стрел противника.
— Шрам, пошли воинов в город, пусть несут сюда весь жир, нефть что смогут найти.
Командир гарнизона Мехика не стал задавать вопросов, они были написаны на его лице.
— Мы смажем верх стены жиром и нефтью — три пролета, где у нас нет башен. Покроем верх толстым слоем, чтобы вскарабкавшийся враг не смог удержаться. Он будет падать или внутрь, — где его будут добивать воины, — или наружу, мешая своим товарищам.
План был так себе, но за ночь я не мог сделать ничего более эффективного. Был сильно смущавший меня момент: температура воздуха такова, что жир вполне мог застыть. Остается надеяться, что с утра взойдет солнце, и воздух прогреется, помогая защитникам крепости.
Практически весь жир и нефть, что были в городе, ушли на то, чтобы слоем в несколько сантиметров покрыть верх трех пролетов стены. Один из воинов попробовал пройти по стене, но, не сделав и двух шагов, упал вниз под хохот Русов. Отделавшись ушибом, сам присоединился к общему веселью.