— Да, ушли, пока мы спали и жрали. — В бессильной злобе пнул ногой по шатру.
Дойчи опережали нас на минимум шесть-семь часов, это порядка тридцати километров. Расстояние небольшое, но мы уже находимся в их землях, где за каждым холмом может ждать засада.
— Сними шатер и позови наших людей, нечего им мерзнуть в сырости.
Пока Бакс с парнями демонтировали огромную палатку, потоптавшись, подошел Богдан:
— Макс Са, разреши мне с братьями пуститься в погоню. Я привезу тебе голову их короля. — В словах гиганта было столько просьбы и надежды, что я не смог отказать. Колебался я недолго, сам сгорая от желания отрезать уши мерзавцу Дитриху.
— Богдан, мы продолжим погоню, — продолжим ее до самой ночи. Если за это время не догоним Дойчей, повернем назад. Идти дальше опасно, мы глубоко на их территории.
— Баск, оставь шатер в покое. Заберем его на обратном пути, никуда он не денется. Все — по коням!
Пришпорив жеребца, направил его на север. Поднимающееся солнце окрасило восток в бледно-желтый цвет. В конце концов, среди воинов Дитриха большинство — пешие, и им придется ориентироваться на их скорость передвижения. Наш отряд конный, скорость передвижения у нас втрое выше.
Отстающих пехотинцев Дитриха мы нагнали после полудня. Остатки войска Дитриха растянулись цепочкой, последними шли уставшие и раненые воины. Разделяясь на два ручейка, обрушились на пару десятков отставших. Несколько минут задержки, и конница, среди которых выделялся белый жеребец, скрылась в лесу. Вторая партия пехоты встретила нас стрелами: пригнувшись к шее жеребца, я проскочил мимо, не останавливаясь. Ими займется мой арьергард, меня интересовал только всадник на белой лошади.
Оглянувшись, увидел, что Баск и братья Лутовы вместе с десятком воинов несутся за мной: остальные добивали пехоту Дитриха. У опушки леса придержал коня: впереди могла быть засада. Лес производил впечатления из детских сказок: мрачный и безжизненный. Не слышно птиц или зверей. Пригнувшись, чтобы ветка не оцарапала лицо, пустил жеребца шагом. Богдан вырвался вперед, прикрывая меня своей широкой спиной. Видимость была отвратительной: бледные лучи осеннего солнца практически не проникали сквозь не полностью опавшую с крон листву.
След лошадей Дитриха был виден хорошо: его отряд буквально разрыхлил землю. Утешало одно — убегающему отряду лес так же не давал возможности скакать во весь опор. Отставшие всадники, расправившись с пехотой, догоняли нас уже в самом лесу. Гуран доложил, что мы потеряли ещё троих — пехотинцы Дитриха дорого продали свои жизни. Местами лес становился реже, попадались поляны, где мы могли ускориться, переходя на рысь. Около часа мы шли, ориентируясь по следам на земле.
Кончился лес внезапно: впереди лежала равнина, но беглецов всё так же не видно.
— Они не могли далеко уйти, вперед! — Пришпорив жеребца, взял с места в галоп.
Через десять минут бешеной скачки животное стало хрипеть: появилась пена на уголках губ и под седлом. Но цели я добился — отряд всадников численностью около тридцати человек был впереди на удалении в пару километров. Нельзя было загнать лошадей. Не успел об этом подумать, как животное под Богданом зашаталось и завалилось на правый бок. Лутов едва успел соскочить. Жеребцы остальных братьев Лутовых выглядели немногим лучше.
— Гуран, пусть твои люди дадут Богдану и его братьям своих лошадей. — Нельзя было лишать Лутовых мести. Павший не от их рук Дитрих не утолит их жажды возмездия.
— Гнать не будем, мы их догоним, — тронул рысью своего гнедого.
Я был прав: первый труп вражеской лошади попался минут через десять. Лошади Дитриха пребывали не в лучшем состоянии, расстояние между нами сокращалось неумолимо. Ещё час погони, и мы сблизимся на выстрел из лука, если выдержат наши животные.
Дитрих рассуждал иначе: двадцать его конников развернулись и остановились, ожидая нас. Белый жеребец в окружении десяти или одиннадцати всадников продолжал путь на север, унося нашего врага от возмездия. Только двое из встреченных всадников вооружены луками. Произведя несколько выстрелов, убив одну лошадь и ранив двоих всадников, Дойчи кинулись в атаку. Половина атакующих была убита выстрелами из луков в упор.
Пока мои люди сражались со смертниками Дитриха, продолжил погоню с четырьмя братьями Лутовыми и Баском. Ещё немного, и мы загоним кабана, трусливо удирающего от нас. Но Дитрих родился под счастливой звездой: взобравшись на пологий холм, я остановился. Впереди располагался городок — были видны несколько крупных каменных домов, здание, похожее на церковь и внушительное количество одноэтажных домов. Городок располагался вдоль неширокой речки, текущей с севера на запад. Но главное — не это: из города навстречу Дитриху скакал отряд из десятка всадников, а у городских ворот толпились пешие воины.
— Дальше нельзя, наши лошади измотаны, и их слишком много! — Даже Богдан не мог возразить против такого довода.
— Уходим обратно, пока нас самих не стали гнать, как мы гнали Дойчей. Сойдите с лошадей, ведите их в поводý, пусть немного отдохнут.
Показывая пример, соскочил со своего гнедого: кровавая пена лилась из уголков губ и носа. Удивительно, что жеребец продержался так долго, это ведь не современные крупные лошади, выращенные селекцией.
Мы успели отойти от холма примерно на пятьсот метров, когда на его гребне появились всадники. Белого жеребца среди них не увидел: Дитрих отказался от участия в преследовании или просто сменил лошадь. Пару минут мы стояли, разделенные расстоянием, и смотрели друг на друга. Дойчей оказалось меньше, это оказалось решающим фактором: всадники повернули обратно, решив не искушать судьбу.
Обратный путь шли шагом: добравшись до леса, велел снова сойти и пройтись пешком, давая животным отдых. К месту брошенной стоянки добрались глубоко за полночь, от усталости едва держась на ногах. Я даже не помнил, как уснул: последним был открытый полог шатра.
Безумное преследование дало о себе знать даже после отдыха. Проснувшись, минут пять лежал, превозмогая боль в одеревеневших конечностях. Ночью меня укрыли парой шкур, но даже они не смогли создать нужную температуру, — равно как и костер в железной походной печке, оставленной Дитрихом в шатре. Закаленные братья Лутовы и Баск уже были на ногах: за ночь умерли две лошади. Можно предпринять попытку найти лошадей убитых Русов, но я не хотел рисковать, опасаясь преследования.
— Поедим позже, как отдалимся от врага. Идем пешком, бережем лошадей. Верхом поедем только в случае преследования! — Русы не роптали, воины привыкли слушаться, не задавая вопросов и не жалуясь на судьбу.
Обратный путь казался невероятно долгим: на север мы шли неполные четверо суток, а обратно куда дольше. Лишь к полудню шестого дня показалась стена Мехика, где вовсю кипели ремонтные работы.
Шестьдесят человек отправились в погоню за Дитрихом, обратно вернулись сорок восемь здоровых и четверо раненых. Мы не достигли цели: нам удалось истребить под сотню вражеских воинов, но большинство из них были ранены ещё в ночной битве, не представляя серьезной угрозы. Главная цель, Дитрих, ускользнул от возмездия.
Уже пройдя ворота Мехика, обратил внимание на первые снежинки, падающие с неба. Снег означал прекращение боевых действий до начала весны. За зиму следовало накопить силы, чтобы быть готовым к новому нашествию. Дитрих учтет свои ошибки и второй раз не попадется в одни и те же ловушки.
«Почему я должен защищаться, разве нельзя поймать его врасплох, атаковав и развязав войну на его территории?» — мысль была дельная, следовало ее хорошо обдумать. Отдав повод Баску, устало шел по направлению к своему дому, где меня ожидал горячий обед и не менее горячая Ната. Скоро я снова стану отцом — значит, надо решить проблему с Дитрихом, чтобы мой ребенок родился в относительно безопасном мире.
Глава 21. Надо что-то делать
Патриарх Никон, несмотря на мягкий климат Макселя, зиму переносил тяжело. Его шпион во дворце Терса сумел прислать человека с вестями, ошеломившими старца."Нет, рано мне умирать, не уничтожив этого еретика", — была первая мысль Никона, выслушавшего гонца. Вести были такими, что старый дряхлый Патриарх даже встал с кровати, поддерживаемый Данком.
— Ты ничего не напутал? Ты говоришь, что этот проходимец Макс Са не только сумел отразить нападение, но и полностью разбил войско этого Дитриха?
— Да, твое святейшество, он гнал короля, убивая его людей, до самых внутренних земель Дойчей, и не окажись на пути крепость, где укрылся король, взял бы его в полон.
— Можешь идти, тебя накормят перед обратной дорогой. Скажи Ченку, что я жду новостей. А этот Макс Са сейчас в Берлине?
— Да, — пятясь, гонец дошел до двери, не сводя глаз с глаз с огромной фигуры Данка, бережно поддерживающего Патриарха за плечи.
Никон смотрел в окно: тонкий слой снега покрывал внутренний двор крепости, с гулом горели в печи дрова, распространяя по комнате волны тепла. Этого он не ожидал, многолетний опыт подвел… Всё говорило о том, что северный враг растопчет хлипкое воинство Берлина и займет земли непокорных соседей. Именно тогда он собирался обрушиться со своим Христовым воинством на немцев, становясь спасителем для Берлина и его людей. Такой шаг позволил бы искоренить саму мысль о неудачнике Максе Са, показать силу истинной Веры.
Всё пошло не так. Глубоко вздохнув, старец приказал великану, державшему его за плечи:
— Отведи меня на кровать, мне надо подумать.
Удобно устроившись на пышной перине, Никон размышлял. Прошло всего три недели с разгрома Дойчей, а ситуация в Макселе начала меняться. Кое-какие слухи о победе северных Русов — так здесь называли жителей Берлина, начали просачиваться в Максель. Сектанты снова подняли головы, не боясь попасть на костер. Настроение среди жителей Макселя менялось: только Будилиха, оплот истинной Веры, не ждала пришествия проклятого еретика.
— Данк, позови брата Икания, — велел Никон после некоторого раздумья. Грузно ступая, великан вышел в дверь. «Надо что-то делать, — свербела мысль в голове Патриарха, — после моей смерти этот Макс Са легко расправится и с императором, и Сидоном, этого нельзя допустить».