— Ваша императорская Светлость, чем обязаны вашему визиту?
— Патриарх здоров? — вместо ответа поинтересовался Тихон, не останавливаясь перед слащавым священником.
— Слава Богу Иисусу и Сыну Его Максу Са! — по привычке ответил Иканий, стараясь приноровиться к размашистому шагу императора.
— Макс Са? Может, между собой не будем эти бредни упоминать, — хмыкнул Тихон, входя в распахнутые перед ним двери.
Патриарх находился в своей комнате с неизменным Данком — чудовищем, порожденным шуткой природы. В комнате слабо пахло мочой и стоял тошнотворный запах человеческого тела. "Гниешь, тварь", — с удовлетворением подумал Тихон, прикладываясь к руке и бормоча дежурные фразы про радость при виде горячо любимого дедушки.
— Что тебя привело, Тих? — Никон часто называл его уменьшенным именем. В детстве ему это нравилось, но, взрослея, он ненавидел эту уменьшительную форму своего имени.
— Вчера ночью этот Макс Са напал на порт и сжег два корабля, убив двенадцать воинов охраны. И сумел уйти, хотя ты говорил, что он попадется в твою ловушку в Максимене! — Тихон с большим трудом сумел совладать с собой, вспоминая, как у него забрали два ружья для засады, организованной в Максимене. После дарения ружья немецкому королю у него оставалось всего пять ружей. Эти два, что были переданы для засады, он считал безвозвратно потерянными. Таким образом, в его распоряжении оставались только три ружья. Всего три! Если бы удалось убить этого Макса Са, Тихон бы смирился с потерей столь ценного оружия. Но этот враг не просто улизнул, а, избавившись от двух лучших парусников, сумел пробраться в Максель и нанести удар в самое сердце Империи. Через несколько дней все города и поселения будут говорить об этом, расшатывая его власть. Не просто так сегодня на блошином рынке кричали оскорбления при виде его кареты.
— Этому человеку помогает сам дьявол, — нарушил тишину Никон. "Дьявол у нас ты, а он — законный претендент на свой трон", — едва не сорвалось с уст Тихона.
— Дьявол или сам Бог на его стороне — но ещё пара таких нападений, и наши люди начнут открыто показывать неповиновение, — сказал он вслух, мечтая о том дне, когда ему сообщат о смерти Никона. — Сегодня, по пути сюда, около блошиного рынка люди кричали проклятия в наш адрес и восхваляли Макса Са, — добавил император после паузы.
— Ему помогает сам дьявол, — повторил Никон, давая знак Данку приподнять его. Усевшись поудобнее, Патриарх продолжил: — Он умудрился переманить на свою сторону диких Сан-Техе и даже направил их в атаку на Максимен. Благодаря твоим ружьям, — Патриарх сделал акцент на слово «ружья», — Максимен не пал. Дикие отступили, потеряв четверых. Марик прислал письмо голубем. Я послал ему указание преследовать и уничтожить дикарей, раз они нас предали и перешли к чужеимцу.
— Почему ты называешь его чужеимцем? Разве он не есть тот, о котором столько говорили сектанты? — не удержался от вопроса Тихон.
— Не важно, кто он, для нас это угроза, и его надо убить. Я отправляю Гранита и Икания с повторным визитом к немецкому королю Дитриху. Гранит доведет до нашего друга мой план: ударим с двух сторон и покончим с ним.
Никон устал, Данк принес ему воды. Отхлебнув, Патриарх продолжил:
— Воинов Святой Церкви мало, понадобятся и твои люди. Пусть кинут клич в Будилихе, собери под свои знамена верных людей. Пока этот Макс Са жив, нам покоя не видать. Сейчас начало апреля, в письме Дитриху я пишу, чтобы он подошел к Мехику в первых числах июня. В это же время мы ударим с нашей стороны.
Закончив говорить, Никон улыбнулся Тихону:
— Ты приехал не выслушивать старика. Что у тебя, Тих?
— Я думал: а что если нам переманить этого Макса Са на свою сторону? Дать ему городок, чтобы он там правил, но под нашим подчинением, — поспешил добавить Тихон, увидев, как нахмурился Патриарх.
— Ты глуп, — с сожалением произнес мерзкий старикашка, вызывая волну ненависти в душе Тихона, — думаешь, он готов подчиняться? Да он возомнил себя Богом!!! У него есть Берлин, что ты ему предложишь? Портбоу? А может, деревеньку Сильную на самом юге? Считаешь, ему хватит, и он признает власть Тихона Четвертого? Он нас ненавидит и предаст смерти без малейшего сожаления, неужели ты не понимаешь?
— Понимаю, — обреченно согласился Тихон, признавая правоту слов Патриарха.
— Сам Господь на нашей стороне. Что нам его луки и стрелы, когда у нас есть ружья? И воины наши сильны, с Верой в Господа Бога нашего Иисуса они пойдут на смерть ради правого дела.
Распалившись, Никон ещё минут пять разглагольствовал о силе Веры, о неизбежном спасении всех истинно верующих. Тихон слушал старца, понимая, что совершил ошибку, сказав о возможном мире с Максом. Теперь следовало опасаться за свою жизнь — безжалостный старик убьет его не моргнув глазом, если заподозрит в малейшей слабости.
Проявив уважение к Патриарху, постаравшись его заверить в своей вере в близкую победу и пообещав провести набор новых воинов, он покинул мрачную крепость, радуясь, что Данк не свернул ему шею, как цыпленку. Усевшись в карету, Тихон облегченно вздохнул, впервые понимая, почему его отец всю жизнь испытывал благоговейный ужас перед Никоном: от каждого слова старца веяло смертью.
Всю ночь «Буря» неслась на север, стараясь быстрее попасть в Берлин. После удачного рейда команда шхуны и лучники повеселели, вполголоса переговариваясь про горящие корабли врага. Уже практически скрываясь за мысом Роны во время ночного рейда видел, как два корабля превратились в факелы. В бытность подготовки в Звездном читал, что большинство деревянных кораблей в Средневековье горело, а не тонуло во время шторма. И даже в морских баталиях число потопленных кораблей уступало сгоревшим во время обыденной жизни.
Чаще всего пожары возникали во время приготовления пищи или погрузки легковоспламеняющихся товаров. С одной стороны, вокруг вода: казалось бы, что потушить пожар — не проблема. Но парусники имели столько канатов, веревочных лестниц, парусов и деревянных частей, что пожар мгновенно охватывал большие площади. С изобретением помпы для откачки воды из трюма и гашения пожаров ситуация улучшилось, хотя горели корабли вплоть до изобретения систем аварийного пожаротушения.
— Богдан, почему мне пришлось свистеть дважды? — вчера я забыл про это, вспомнив, потребовал ответ. Смущенный великан опустил голову: врать он не умел, а ответить честно — означало признать, что желание убивать выше приказа Макса Са.
— Дисциплина — основа побед, если каждый будет делать то, что ему нравится, мы быстро потерпим поражении, — я хотел добавить ещё пару фраз, но голос Панса ворвался в голову, заставив выронить кусок мяса: «Макс Са, за нами гонятся враги, их очень много»!
«Где ты?» — послал импульс, мысленно показывая берег, вдоль которого шла «Буря».
Я приготовился к ментальному удару, но его не последовало. Дважды повторив вопрос, не получил ответа.
— Сирак, ближе к берегу, враги преследуют Панса и его воинов, может, нам удастся их увидеть.
Ещё пару часов назад Сирак указал рукой на мыс:
— Это было здесь, — речь шла о неудачной ночной вылазке. Сам Максимен не был виден с такого расстояния, скрытый в глубине бухты. По логике, отступающий к Берлину с воинами Панса должен был находиться недалеко впереди нас.
«Панса, входи с воинами к Соленой Воде, я увижу тебя».
На этот импульс ответ пришел в виде короткого: «Иду».
«Буря» шла в двухстах метрах от берега, ближе идти по непроверенному маршруту было опасно. Существовала опасность наскочить на мель, или, ещё хуже, напороться на риф. Ещё около двух часов половина воинов по левому борту и на носу всматривалась в берег в надежде увидеть Панса и его отряд. Дважды попробовав вызвать Панса, не получил отклика.
— Вижу людей, там идет бой, — донесся крик с «Вороньего гнезда».
— Сирак, к берегу, высадимся у них за спиной, — скомандовал капитану. Крутанув штурвал, Сирак, сам стоящий за рулем, направил корабль в сторону берега. Вглядываясь в прозрачную воду, видел, что глубина позволяет приближаться.
— Шлюпки спускать не будем, по цвету воды здесь глубина хорошая, — словно прочитав мои мысли, озвучил свои действия капитан «Бури». Киль шхуны зарылся в песок в пяти метрах от линии берега, сбив с ног людей на палубе.
— Сейчас отлив, во время прилива снимемся, — весело прокричал Сирак, надевая кольчугу через голову.
Богдан с братьями первым спрыгнул в воду, для этих великанов глубина была на уровне груди. Молча посыпались воины, самым низкорослым вода доходила почти до подбородка. Выбравшись на берег, не теряя времени устремился на север — туда, где кипел бой.
Панса, следуя моему совету, вышел на побережье, где оказался в ловушке. С одной стороны путь преграждал горный кряж, вдававшийся в море. С другой стороны, наступали враги, методично осыпая неандертальцев стрелами. Стараясь не шуметь, мы подобрались к врагам на расстояние выстрела из лука. Увлеченные отстрелом прятавшихся за валунами неандертальцев, воины Никона не сразу заметили опасность с тыла. Первый залп лучников Моско уменьшил количество врагов на пару десятков.
— В атаку! — скомандовал я, обнажая катану.
Оставшиеся враги развернулись, натягивая луки. От второго залпа часть из них успела увернуться, стреляя в ответ. Несколько вскриков среди нашего отряда дали понять, что стрелять сатанисты умеют. Невдалеке заржала лошадь: вылетев из группы деревьев, четверо воинов галопом понеслись в сторону Максимена. Я проводил глазами всадников, но не их лошади привлекли мое внимание, а винтовки за плечами. У двоих всадников на спину закинуты винтовки: у отца была такая, доставшаяся от деда, с дарственной надписью от Жукова. Мой дед был снайпером, на его личном счету — сто четыре фашиста. Это была самая обычная винтовка Мосина с двукратным оптическим прицелом. Отец ее очень берег, непременно рассказывая всем гостям про отца-снайпера. За плечами у всадников болтались винтовки, как две капли воды похожие на дедовскую.