Сбор перед отправлением провели на хуторе отряда Панса: добирались туда скрытно, чтобы лазутчики Никона в Берлине не могли предупредить Максель. Наш путь лежал на юг до реки и на запад. Кроме меня, братья Лутовы были единственными, кто раньше бывал в священном для сатанистов городе. Именно Богдан заверил меня, что проблем с лодками для переправы не будет. С его слов, в нескольких километрах от Будилихи выше по течению по-нашему — северному — берегу располагалась небольшая деревенька отшельников, изгнанных из «христоверов». Церковный Суд Будилихи запретил им переправляться на южный берег, хотя жители городка поддерживали отношения с изгнанниками, меняя соль и другие продукты на лодки. Отшельники, — вернее, изгнанники, — достигли высокого мастерства в изготовлении легких маневренных лодок, от которых зависело их пропитание.
На мой вопрос, не воспротивятся ли они давать лодки и можно ли им доверять, Богдан рассмеялся:
— Они ненавидят «христоверов» всей душой. Узнав, что мы идем их убивать, будут упрашивать, чтобы позволили им присоединиться.
Неандертальцы со своим командиром шли в авангарде: они прекрасно видели ночью, обладали прекрасным слухом. Кроме того, Панса, обладая ментальной силой, мог «договариваться» с животными: ничем другим не объяснить, что за четверо суток пути, пока не уперлись в реку, нам не встретился ни один хищник. Мы даже не видели медведей, проходя через медвежью Балку, и не встретили волков, хотя эти леса были полны ими.
Чтобы нас не могли обнаружить, обошли Максимен широкой дугой в западном направлении, хотя неандертальцы не забыли убитых товарищей и с удовольствием сменили бы маршрут.
— Мы отомстим, даю тебе слово, — пообещал Пансе, видя его желание свернуть в сторону Максимена. Вверх по течению Роны шли больше чуток, пока идущий впереди Панса не прислал короткий ментальный сигнал: «Впереди — стоянка людей».
— Богдан, твой выход, — перебравшись с ним в авангард, шли минут пять, прежде чем подошли к вырубке. Очищенную от пней территорию изгнанники превратили в огороды, но что именно растет, мне определить не удалось. Такой странной ветвистой ботвы я не видел в огородах Александрова.
— Макс Са, мы с братьями сходим к ним и вернемся. Лучше их предупредить, что нас много. Если испугаются, могут и броситься в реку — останемся тогда без лодок, — объяснил мне Богдан, передавая топор Баску. Снял он также и пояс с охотничьим ножом. Три младших брата последовали его примеру, отдавая свое оружие воинам.
— Так будет лучше, не станут сразу стрелять, — ответил на мой молчаливый вопрос старший Лутов. Отсутствовали братья довольно долго, я уже начал беспокоиться, когда Лутовы показались в сопровождении нескольких бородатых мужчин. Борода в каменном веке — обычное явление. Но даже в те времена за ней ухаживали: делали косицы, укорачивали на длину охвата ладони. Отшельники, идущие рядом с Лутовыми, были Карабасами-Барабасами из детской сказки про Буратино. У всех борода достигала пояса, а один мужик был явно рекордсменом — косицы его шикарной растительности заканчивались на половине бедра.
— Это и есть Макс Са? — Длинобородый смотрел на меня подозрительно.
— Да, я — Макс Са, — подтвердил, протягивая руку. Рукопожатие «Карабаса» — стальное, пришлось напрячь пальцы, чтобы не вскрикнуть от боли.
— Силен! — одобрительно отозвался мужик. — Обычно просят отпустить. Меня зовут Наим, я староста общины истинно верующих. Прошу к хатам, покормим чем Бог послал, а чего не дал, не обессудь.
— Нам лодки нужны, покушать успеем после взятия Будилихи, — сразу перешел я к делу.
— Сейчас нельзя, надо дождаться ночи, тогда и возьмешь без крови лишней, — замотал головой Наим, заставив свои косицы летать. Богдан сделал знак головой, поддерживая старосту. Когда из леса вышли неандертальцы, Наим покачал головой:
— Даже дети Леса служат тебе?
— Мы не разделяем и не изгоняем никого, все под одним Небом живем, одним воздухом дышим, — не стал усугубляться в природу своих взаимоотношений с неандертальцами. Ответ Наиму понравился, он даже крякнул от удовольствия, вразвалку ведя нас к избам, что виднелись между деревьев.
За столами места нашлось только четверти моего воинства: неандертальцы вообще расположились ближе к деревьям, не обращая внимания на детишек. А вот на местных женщин, мои Казановы, дети Леса, обращали очень даже пристальное внимание. Пришлось мысленно послать сигнал Пансе, что все эти люди — наши друзья. Пышнотелая женщина лет сорока принесла большой чугунок, от которого несло знакомым запахом.
— Кушайте на радость своему телу, — с этими словами она сняла крышку: инфаркт я не получил, но пульс был такой, что испугался за свое сердце. Чугунок был полон желтоватой рассыпчатой отварной картошки!
— Это картошка?! — мой голос сорвался от удивления.
— Бульба! Любишь бульбу? — воткнув нож в картофелину размером с крупную редиску, Наим положил ее передо мной на дощатый стол. Картофель был горячий. Перекидывая его с руки на руку, немного остудил дыханием и с наслаждением вонзил зубы.
— Как? Откуда? — Пока остальные мои друзья рассматривали диковинную еду, Наим поведал, что выращивают они бульбу издревле, ещё в Будилихе ее выращивают, но едят только сами «христоверы». Мне было непонятно, почему даже братьям Лутовым картошка незнакома. Вероятно, «христоверы» не распространялись про ценные свойство корнеполода, держа монополию на его выращивание и потребление. А может, Максель, где подавляющее большинство Русом были потомками местных — просто не принял этот продукт. Наелся я картошки до отвала — большинству Русов продукт не понравился, они предпочли сушеное мясо из своих рюкзачков.
До самой ночи мы сидели с Наимом, пока мои воины разлеглись прямо под деревьями, используя любой момент для отдыха. История отшельников была связана со мной, как это ни странно. В тот момент, когда «христоверы» объявили меня Сыном Бога, около двадцати семей воспротивились этому не желая, облекать меня в сан Сына Бога. Первое время разногласия были только на словах, но со временем стало доходить до мордобоя. Именно тогда их и изгнали из общины «христоверов», запретив пересекать реку и появляться на их берегу. Вот уже три поколения «истинно верующие» жили особняком, принимая в свои ряды беглецов от Церковного правосудия.
Как и предполагал Богдан, Наим стал проситься со своими людьми вместе с нами, желая свести счеты с «богохульниками». Мне такая помощь была кстати, «истинно верующие» могли выставить двадцать семь молодых крепких парней. Оставалось дождаться глубокой ночи, когда после ночных молитв и бдений жизнь в религиозной Будилихе затихала. Лодок у общины Наима было десять, но за один раз можно было перевезти не более четырех пассажиров. Когда весь мой отряд оказался на южном берегу, гребцы вздохнули с облегчением — при свете Луны были видны их прилипшие к телам мокрые рубахи.
Чтобы попасть в Будилиху, следовало спуститься вниз по течению примерно на три километра. У входа в городишко находился дозор, наплевавший на безопасность и исполнение своих обязанностей. Двое воинов-сатанистов даже не успели проснуться, убитые передовым отрядом Панса и парой парней из общины Наима. Ещё в гостях у Наима мы определили план действий: нужно избежать возможности бегства из города воинов и мирных жителей.
Всё свое войско разделил на пять отрядов — по отряду каждому Лутову и себе. Только мы знали, где находится центральный Собор Будилихи, куда я приказал сгонять всё население. Через Пансу довел до неандертальцев, что убивать можно только вооруженных людей, оказывающих сопротивление.
— Любой, кто убьет женщину или ребенка, будет казнен моей рукой, — предупредил всех, заставив уяснить серьезность своих слов. Один только Баск попробовал возразить:
— Макс Са, они сжигали наших на кострах.
— Виновных мы казним, но убивать женщин и детей не будем! — Не довольствуясь словами, передал Пансе мыслеообраз, запрещая убивать женщин и детей. Женщин неандертальцы и так не стали бы убивать, при таком-то дефиците в их общине, но насчет детей не был уверен.
Пять небольших отрядов разошлись по улицам города, и почти сразу возник шум боя, сопровождаемый криками. Упорное сопротивление было встречено лишь в двух местах: в казармах Будилихи, где бой вел отряд Богдана, и в самом остроге, куда направился я. Обещание, данное Нате во время нашего пленения и издевательств со стороны тюремщиков, требовалось выполнить.
Когда солнце стало подниматься над горизонтом, население Будилихи согнали к главному Собору. Трясясь от страха, здесь находились все трое судей, перед которыми я в свое время метал бисер, взывая их к совести. Единственным, кого я не видел среди пленников, был Гранит — мрачный служитель культа сатанистов, разоблачивший мою спасительную ложь во время судилища. Безобразный уродец-надсмотрщик и охранники острога были связаны и ожидали своей участи.
— Где Гранит? — обратился я к уродцу. Противно хихикая, тот ответил, что Гранита забрал Иканий, два месяца назад. С тех пор главный тюремщик и гроза секты «Возвращение» в Будилихе не появлялся. Позже всех к собору подошли неандертальцы — судя по довольным лицам и количеству плененных женщин, дети Леса дорвались до любимого блюда. Всё население Будилихи оказалось небольшим — на площади перед собором было собрано около семи сотен людей, не считая погибших.
— Я — Макс Са, Великий Дух, Посланник Бога, несущий свет и знания, — начал свою речь. Гул и крики на площади моментально стихли. — Вы извратили учение о Христе, вы извратили слова обо Мне, сделав Меня Сыном Бога, но это не так. Я всего лишь Посланник Его — Великий Дух Макс Са. Городок Будилиха — это место греха и жестокости, он должен быть сожжен, как вы сжигали здесь несогласных с вашей религией. Тот, кто хочет остаться в очищенном пожаром городе, должен повиноваться Наиму, — изумленный изгнанник поднял на меня глаза. Подозвав его к себе, продолжил:
— Наим решит, где быть городу — здесь, где развелась Скверна, или на месте своей общины! Все, кто хочет уйти в Максель — можете идти, идите и передайте мои слова мерзкому старикашке Никону, что я иду за ним. Те из вас, кто хочет присоединиться ко Мне, могут это сделать, если хотят бороться с несправедливостью. Я — несущий свет для друзей и Кара Небесная — для врагов!