Босх посмотрел на хрипящего Пейсли, который лежал на полу справа от него: на голове здоровенная ссадина, из носа течет розовая кровь, изо рта — красная. Дергающаяся правая рука накрывает мясницкий нож.
Патрик Кензи держал в правой руке бейсбольную биту. Приподняв брови, он повертел ее в руках:
— Подписана Ши Хилленбрандом…
— Я даже не знаю, кто это такой, — отозвался полицейский.
— Ясное дело, — сказал Патрик. — Откуда же болельщику «Доджерс»…
Босх вернулся к тросам, напарник присоединился к нему, и вскоре они сняли брезент. В контейнере находилась Чиффон Хендерсон, лежащая в позе зародыша, — иначе она просто не поместилась бы в нем. Патрик начал возиться с дверцей, но Гарри просто снял крышу контейнера.
Рот, запястья и щиколотки Чиффон были заклеены скотчем. Детективы увидели, что ей трудно вытянуть конечности, однако Босх посчитал это хорошим знаком — Пейсли держал похищенную в клетке, но явно пока не трогал. Судя по всему, он собирался начать сегодня — закуска перед убийством.
Напарники принялись освобождать от клейкой ленты рот девочки и заспорили: Гарри требовал, чтобы Патрик как можно осторожнее обращался с волосами, а тот, в свою очередь, просил товарища не повредить ей губы.
Когда скотч удалось снять и они принялись за запястья подростка, Босх спросил:
— Как тебя зовут?
— Чиффон Хендерсон, — простонала девочка. — А вас?
— Я Патрик Кензи, — отозвался частный детектив. — И я здесь один, больше со мной никого не было. Договорились, Чиффон?
Гарри склонил голову набок.
— Ты полицейский, — начал объяснять ему Патрик. — Из другого города. Даже мне будет не просто выбраться из этого дерьма, а про тебя можно и не говорить! Ты лишишься своего значка. Если только у тебя нет ордера на обыск, которого я пока не видел…
Босх задумался.
— Он тебя трогал, Чиффон? — спросил тем временем Кензи.
Девочка плакала и дрожала. Она отрицательно покачала головой, но потом кивнула:
— Совсем немного. Он сказал, что все впереди. И объяснил, что меня ждет.
Частный сыщик посмотрел на хрипящего на цементном полу Эдварда Пейсли. Глаза у него закатились, возле головы натекла лужица крови…
— У ублюдка впереди только удар, который последует за комой, — проворчал Кензи.
Освободив руки Чиффон, он опустился на колени, чтобы снять клейкую ленту с ее ног. Внезапно девочка изрядно удивила Босха, крепко обняв его двумя руками, и он почувствовал ее горячие слезы на своей рубашке. А потом сам себя удивил, поцеловав ее в макушку.
— Чудовища больше нет, — сказал Гарри. — Оно исчезло навсегда.
Патрик закончил с лентой и отбросил ее в сторону.
— Надо доложить куда следует, — сказал он, доставая сотовый телефон. — Я предпочел бы избежать обвинений в попытке убийства, если ты понимаешь, о чем я говорю. Похоже, он в паршивом состоянии.
Гарри посмотрел на мужчину, лежавшего у его ног. Он был похож на стареющего «ботаника» — вроде тех, что считают налоги в торговых центрах. Еще один маленький человечек с грязными желаниями и отвратительными кошмарами. Странно, как часто подобные монстры оказываются столь жалкими! Но Кензи был прав — если ему не оказать помощь, он умрет.
Патрик набрал «911», но не стал нажимать кнопку вызова и протянул руку своему новому другу:
— Если я когда-нибудь попаду в Лос-Анджелес…
Босх пожал ему руку:
— Забавно, но я не могу представить тебя в Лос-Анджелесе.
— А я не могу представить тебя вне Лос-Анджелеса, хотя ты стоишь здесь, передо мной… Береги себя, Гарри!
— А ты — себя. И спасибо. — Полицейский посмотрел на Пейсли, которому предстояла в лучшем случае реанимация. — Хм-м-м… за это.
— Был рад помочь.
Босх направился к выходу из подвала. Патрик знал, что теперь делать, и действовал быстро. Гарри положил ладонь на ручку двери и оглянулся:
— И вот еще что…
Кензи уже поднес телефон к уху; другой рукой он обнимал Чиффон за плечи.
— Да?
— Существует ли способ добраться до аэропорта, минуя туннель? — со вздохом спросил Гарри Босх.
ИЭН РЭНКИН против ПИТЕРА ДЖЕЙМСА
Мысли о размещении персонажей из разных вселенных в одной истории часто посещают писателей, как правило, после очередного стаканчика на вечеринке по окончании съезда или конференции. Однако сразу же возникают технические трудности, и «замечательная идея» умирает, задвинутая на дальнюю полку, — ей не суждено увидеть свет следующего дня. Так что Питер Джеймс и Иэн Рэнкин знали, какие проблемы их ждут, если они попытаются организовать встречу своих героев.
Во-первых, Рой Грейс и Джон Ребус принадлежат к разным поколениям и их происхождение имеет мало общего. Они совсем не одинаково относятся к тому, как следует использовать закон, а кроме того, их разделяет расстояние в пятьсот миль — Грейс живет в Брайтоне, городе-курорте на южном побережье Англии, а Ребус — в Эдинбурге, столице Шотландии. И хотя обе эти страны являются частью Великобритании, у них имеются собственные, отличающиеся друг от друга, правовые системы и нормы.
Эти герои разные, как день и ночь.
И как эти два человека смогут работать вместе?
Поклонники Джона Ребуса знают, что он очень любит музыку, вырос в начале шестидесятых годов двадцатого века и его героями были «The Who».[9] Действие одного из их самых известных альбомов, «Квадрофения», частично происходит в Брайтоне в те времена, когда две соперничающие молодежные банды (моды и рокеры) дерутся в районе порта. Для многих людей в Великобритании жестокие схватки между аккуратными и хорошо одетыми модами и лохматыми рокерами в кожаных куртках являются воплощением Брайтона.
Так возникла идея.
Преступление из той эры, привлекшее внимание через десятилетия, благодаря человеку, находящемуся на смертном одре в Эдинбурге. Ребус должен решить, стоит ли расследовать столь древнюю историю, и в конце концов обращается за помощью к Рою Грейсу. Каждому из них предстоит совершить путешествие во вселенную коллеги, оценить их различия в восприятии и понять, как другой понимает преступный мир.
Как я уже говорил.
День и ночь.
Здесь возникла возможность появиться второстепенным персонажам и вступить в легкую конфронтацию. В результате получилась история, расцвечивающая мифологию серий Питера и Иэна, но верная духу их книг.
В самое время
Его звали Джеймс Кинг, и ему было в чем признаться.
Жена Джеймса поджидала Джона Ребуса в коридоре больницы. Она подвела его к постели больного, сказав, что ее мужу осталась одна или две недели, возможно, даже меньше.
Кинг лежал на кровати; кислородная маска закрывала часть его изможденного небритого лица. Под глазами умирающего залегли темные круги, грудь его поднималась и опускалась с видимым трудом. Он кивнул жене, и она тут же принялась задергивать занавеску вокруг кровати, чтобы отделить Кинга и Ребуса от остальных пациентов. Больной сдвинул маску, и она оказалась у него под подбородком.
— Документы? — потребовал он. Джон вытащил из бумажника карточку офицера полиции, и Джеймс долго вглядывался в фотографию, прежде чем дать какие-то объяснения. — Меня не удивило бы, если б Элла уговорила какого-нибудь типа сделать вид, что он полицейский. Она думает, что на меня так действуют лекарства.
— Как именно? — спросил Ребус, опускаясь на стул рядом с кроватью.
— Заставляют выдумывать несуществующие события. — Кинг замолчал, разглядывая посетителя. — Вы выглядите не намного моложе меня.
— Благодарю за комплимент.
— Из этого следует, что вы помните модов? Начало шестидесятых?
— Я и не думал, что они добрались так далеко на север. Однако мы интересовались музыкой…
— Я вырос в Лондоне. У меня был «Ламбретта»[10] и соответствующая одежда. И все мои заработки уходили либо на одно, либо на другое. А на выходные я отправлялся в Брайтон или Маргит. Брайтон мне нравился больше…
Кинг замолчал, и в его глазах появилось рассеянное выражение.
Опухоль в его теле стала слишком большой, и он уже не мог справляться с болью, которую она вызывала.
«Интересно, какие болеутоляющие ему дают?» — подумал Ребус. У него у самого разболелась голова. Может быть, здесь найдется пара таблеток и для него? Из-за занавески послышалось громкое хрипение — еще один пациент пришел в себя и у него начался приступ кашля. А Джеймс тем временем вернулся к настоящему, отбросив давние воспоминания.
— Ваша жена, — напомнил ему полицейский. — Она позвонила мне и сообщила, что вы хотите что-то рассказать.
— Именно это я и пытаюсь сделать, — с некоторым раздражением ответил Кинг. — Я рассказываю вам историю.
— О том, как вы были модом?
— О времени, которое я проводил в Брайтоне.
— Вы и ваш мотороллер?
— И сотни парней вроде меня. Для нас это было религией, образом жизни, который мы собирались унести с собой в могилу. — Он немного помолчал. — И мы ненавидели рокеров почти так же сильно, как они нас.
— Рокеры были байкерами? — уточнил Джон, и его собеседник кивнул. — Отчаянные драки на побережье, — продолжал он. — Я помню это из «Квадрофении».[11]
— Тогда всё становилось оружием. Я носил с собой нож, который взял на кухне у матери. Но еще мы использовали бутылки, кирпичи, доски…
Ребус понял, что́ он сейчас услышит, и наклонился поближе к постели:
— И что же случилось?
Кинг немного подумал, а потом поднес ко рту маску и глотнул кислорода, прежде чем произнести то, что собирался:
— Один из них — весь такой в джинсах, измазанных машинным маслом, двойные подвороты брюк на три дюйма, кожаная крутка и футболка — побежал не в ту сторону и оказался отдельно от остальной банды. Несколько наших начали его преследовать. Он понимал, что ему от нас не убежать, и поэтому заскочил в отель, находившийся на площади. Я помню, как мы хохотали, словно это была игра. Но игры закончились, когда мы окружили его в кладовой за кухней. Сначала мы били его руками и ногами, но когда он достал нож, я вытащил свой. И оказался проворнее его. Нож моей матери все еще торчал из его груди, когда мы сбежали. — Кинг пос