Единственный глаз сместился, выискивая Ллойда.
– Ллойд? Это ты?
– Это я, Мусорник. – Ллойда трясло, точно так же, как недавно трясло Уитни. – Эй, что у тебя там? Это?..
– Это она, – радостно ответил Мусорник. – Это А-бомба! – Он принялся раскачиваться в водительском кресле, как новообращенный на собрании секты. – А-бомба, великанша, большой огонь, моя жизнь принадлежит тебе!
– Увези ее, Мусорник, – прошептал Ллойд. – Она опасна. Она… излучает. Увези ее…
– Заставь его избавиться от нее, Ллойд! – проверещал темный человек, теперь ставший бледным человеком. – Заставь отвезти туда, где он ее взял! Заставь его!..
В единственном глазу Мусорного Бака отразилось недоумение.
– Где он? – спросил Мусорник, и его голос поднялся до визга: – Где он? Он ушел! Где он? Что ты с ним сделал?
Ллойд сделал еще одну отчаянную попытку:
– Мусорник! Ты должен избавиться от нее. Ты…
И внезапно Ральф закричал:
– Ларри! Ларри! Рука Божья! – Его лицо сияло ужасной радостью. Он указывал на небо.
Ларри поднял голову. Увидел электрический шарик, который выскользнул из пальца Флэгга. Тот вырос до невероятных размеров и висел в небе, смещаясь к Мусорному Баку, испуская искры, напоминающие волоски. Ларри вдруг осознал, что воздух настолько наэлектризован, что все его волосы стоят дыбом.
И этот шар по форме действительно напоминал руку.
– Не-е-е-ет! – взвыл темный человек.
Ларри посмотрел на него… но Флэгга не увидел. На месте Флэгга возникло что-то чудовищное, сутулое, горбатое, бесформенное… что-то с огромными желтыми глазами, прорезанными темными щелями кошачьих зрачков.
Потом монстр пропал.
Ларри увидел одежду Флэгга – куртку, джинсы, сапоги, – застывшую в воздухе, сохраняющую форму тела, тогда как само тело бесследно исчезло. И тут же одежда грудой упала на землю.
Потрескивающий синий огонь, зависший в небесах, устремился к желтому электрокару, который Мусорный Бак каким-то образом доставил сюда из Неллис-Рэндж. Лучевая болезнь все глубже проникала в его тело, он терял волосы и выплевывал зубы, но по-прежнему горел решимостью привезти атомную бомбу темному человеку… можно сказать, у него не возникало сомнений в том, что это необходимо.
Шар синего огня нырнул в грузовой отсек электрокара, исследуя его содержимое, притягиваемый его содержимым.
– Ох, черт, мы все в заднице! – крикнул Ллойд Хенрид. Закрыл голову руками, упал на колени.
Ох, Господи, спасибо Тебе, Господи, подумал Ларри. Я не убоюсь, я не убоюсь…
Бесшумный белый свет заполнил мир.
Святой огонь поглотил праведных и неправедных, без разбора.
Глава 74
Стью проснулся на заре, после ночи беспокойного сна, и лежал, дрожа всем телом, хотя Коджак свернулся калачиком рядом с ним. Над головой висело холодное утреннее небо, но, несмотря на дрожь, он чувствовал, что у него жар. Он температурил.
– Заболел, – пробормотал он, и Коджак, подняв голову, посмотрел на него. Завилял хвостом, а потом отбежал в сторону. Вернулся с сухой палкой и положил ее у ног Стью. – Я заболел, палкой тут не поможешь, но она точно не помешает, – сказал ему Стью. Отправил Коджака за добавкой. Скоро запылал костер. Даже сидя рядом с ним, Стью не мог изгнать из тела дрожь, хотя по его лицу катился пот. Ирония судьбы. Он заболел гриппом или чем-то вроде этого. Заболел через два дня после того, как Глен, Ларри и Ральф оставили его. Пару дней болезнь словно приглядывалась к нему: а стоит ли с ним связываться? Вероятно, решила, что стоит. И мало-помалу Стью становилось все хуже. Этим утром он чувствовал себя совсем скверно.
Среди разной мелочевки, оказавшейся в карманах, Стью нашел огрызок карандаша, блокнот (все эти организационные моменты, связанные со Свободной зоной, когда-то казались жизненно важными, а теперь выглядели так глупо) и связку ключей. В последние дни он часто и подолгу смотрел на связку ключей, снова и снова доставая ее, удивленный силой грусти и ностальгии, которые она вызывала. Один от квартиры. Один от шкафчика в раздевалке. Запасной от автомобиля – ржавого «доджа» семьдесят седьмого года выпуска, который, насколько он знал, до сих пор стоял около его многоквартирного дома по адресу: улица Томп сона, тридцать один, Арнетт.
Висел на кольце и картонный прямоугольник в футляре из плексигласа, с именем, фамилией и адресом владельца кольца и ключей: «СТЬЮ РЕДМАН – УЛИЦА ТОМПСОНА, 31 – ТЕЛ. (713) 555-6283». Он снял ключи с кольца, задумчиво покачал на руке, потом выбросил. Последнее имущество человека, которым он был, упало в пересохшее русло и застряло в сухом островке шалфея, где и осталось лежать, как полагал Стью, до скончания веков. Он вытащил картонный прямоугольник, потом вырвал пустую страницу из блокнота. Написал сверху: Дорогая Фрэнни.
Рассказал ей обо всем, что случилось до того, как он сломал ногу. Рассказал, что надеется вновь ее увидеть, хотя и сомневается, что такое возможно. Он мог надеяться только на то, что Коджак сумеет добраться до Зоны. Стью рассеянно смахнул слезы с лица и написал, что любил ее.
Думаю, ты какое-то время будешь скорбеть обо мне, а потом жизнь для тебя пойдет своим чередом. Она должна пойти – для тебя и для малыша. Теперь это очень важно.
Затем подписал письмо, сложил листок, сунул его в плексигласовый футляр. Потом прицепил кольцо для ключей к ошейнику Коджака.
– Хороший пес, – сказал он, покончив с этим. – Хочешь погулять? Найти кролика или еще кого?
Коджак поднялся по склону, на котором Стью сломал ногу, и исчез. Стью наблюдал за его продвижением со смешанными чувствами удивления и горечи, потом взял банку из-под севен-ап, которую Коджак принес ему днем раньше вместе с палками, и наполнил ее мутной водой из канавы. Через некоторое время вода отстоялась, грязь осела на дно. Песчаное питье, как сказала бы его мать, но все лучше, чем никакого. Он пил медленно, постепенно утоляя жажду. Каждый глоток причинял боль.
– Жизнь, конечно же, сука, – пробормотал он и невольно рассмеялся. Несколько секунд ощупывал припухлости на шее, под подбородком. Потом лег, вытянув перед собой сломанную ногу, и задремал.
Проснулся он, как от толчка, примерно через час, в панике хватаясь руками за песчаную землю. Ему приснился кошмар? Если да, то кошмар этот продолжался. Земля медленно двигалась под его руками.
Землетрясение? Произошло землетрясение?
Он схватился за идею, что у него бред, что температура резко поднялась, пока он спал. Но, оглядывая провал, увидел, что земля слоями медленно сползает вниз. Катились камушки, поблескивая вкраплениями слюды и кварца. Потом до Стью донесся слабый, глухой грохот – что-то словно продавливало его барабанные перепонки. Мгновением позже возникли трудности с дыханием, как будто из провала выдуло весь воздух.
Над головой послышался скулеж. Коджак стоял на краю западного склона, упрятав хвост между ног, и смотрел на запад, в сторону Невады.
– Коджак! – в панике крикнул Стью. Давящий на уши шум ужасал его: казалось, Господь Бог внезапно топнул по земле где-то не слишком далеко.
Коджак спустился по склону и присоединился к Стью, по-прежнему скуля. Проведя рукой по спине пса, Стью почувствовал, что тот весь дрожит.
«Я должен все увидеть сам, – решил Стью, – просто должен».
Внезапно со всей очевидностью ему стало ясно: то, чему следовало случиться, случилось. Только что.
– Я поднимаюсь наверх, малыш, – пробормотал Стью.
Он пополз к восточному склону провала. Более крутому, но с большим количеством возможных опор. Подумал о том, что за последние три дня вполне мог подняться по нему, но не видел в этом смысла. На дне провала ветер дул не так сильно и была вода. Однако теперь пришла пора двигаться. Наверх. Чтобы увидеть. Он тащил за собой сломанную ногу, как дубину. Подтягивался на руках и изгибал шею, чтобы увидеть верхний край, который находился очень высоко и очень далеко.
– Не смогу этого сделать, – пробормотал Стью Коджаку, но тем не менее не отказался от своего намерения.
Свежая куча камней образовалась внизу в результате… землетрясения. Или что там произошло. Стью перебрался через нее и начал подъем, используя руки и здоровое колено. Поднялся на двенадцать ярдов, после чего сполз на шесть, прежде чем удалось схватиться за выступ кварца.
– Нет, не получится, – пробормотал он, переводя дыхание.
Десять минут спустя вновь двинулся вверх и преодолел еще десять ярдов. Отдохнул. Двинулся дальше. Добрался до места, где не нашлось ни одной опоры, и смещался влево, пока не нашел подходящую. Коджак шел рядом с ним, безусловно, гадая, что задумал этот дурак, оставив воду и теплый костер.
Теплый. Слишком теплый.
Температура, должно быть, поднималась, но он хотя бы перестал дрожать. Пот катился по лицу и рукам. Волосы, пыльные и сальные, падали на глаза.
Господи, я весь горю! Должно быть, температура у меня сто два, а то и все сто три[227].
Его взгляд случайно упал на Коджака. Ему потребовалась минута, чтобы осознать, что он видит. Коджак тяжело дышал. Причина заключалась не в температуре, во всяком случае, не только в температуре, потому что Коджаку тоже было жарко.
Над головой внезапно появилась стая птиц, они кричали и бесцельно кружили.
Они тоже это чувствуют. Что бы это ни было, птицы тоже это чувствуют.
Стью вновь пополз, страх придал ему силы. Миновал час, второй. Он боролся за каждый фут, каждый дюйм. К часу пополудни от края провала его отделяли только шесть футов. Он уже видел над головой зазубренный край асфальта. Только шесть футов – но уж больно крутого, гладкого склона. Он попытался просто заползти наверх, однако из-под него тут же посыпался гравий, и Стью испугался, что при малейшем движении покатится вниз, до самого дна, и сломает при этом вторую ногу.