Вот он и ненавидел, и ненависть приказывала ему выжить… или по крайней мере попытаться сделать это. Какое-то время ему казалось, что и его ненависть, и жажда жизни совершенно бессмысленны, потому что все те, кто обладал КЛЮЧОМ, умерли от гриппа и были уже недосягаемы для его мести. Потом мало-помалу, все сильнее страдая от мук голода, он понял, что грипп не мог убить их. Он убивал неудачников вроде него самого, он мог убить Мадерза, но не того выблядка, который нанял Мадерза, потому что у того выблядка был КЛЮЧ. Он не мог убить губернатора или начальника тюрьмы — тот охранник, который сказал, что начальник болен, был просто вонючим обманщиком. Он не мог убить патрульных офицеров, окружных шерифов и агентов ФБР. Грипп не мог тронуть тех, кто владел КЛЮЧОМ. Не посмел бы. Но Ллойд их тронет. Если он протянет достаточно, чтобы выйти отсюда, он их здорово тронет.
Ножка койки снова уперлась в ляжку Траска.
— Давай, — прошептал Ллойд. — Давай, иди сюда… Все дамы в Кэмптауне… распевают это песенку… весь день, дуу-да, напролет.
Тело Траска медленно и с трудом заскользило по полу камеры. Ни один рыбак не обращался с большей хитростью и осторожностью со скумбрией, чем Ллойд, когда он «подсекал» и тянул Траска. Штанина Траска лопнула, и Ллойду пришлось подцепить его за другое место. Но в конце концов его нога оказалась достаточно близко, чтобы Ллойд мог просунуть руку через решетку и ухватить ее… если бы захотел.
— Ничего личного, — шепнул он Траску, дотронулся до его ноги и погладил ее. — Ничего личного, я не собираюсь есть тебя, старина. Если только не буду вынужден.
Он даже не сознавал, что у него текут слюни.
Когда спустились пепельные сумерки, Ллойд услышал присутствие кого-то. Поначалу звук был таким далеким и странным — похожим на скрежет металла по металлу, — что Ллойд решил, будто ему это просто почудилось. Граница между сном и бодрствованием у него почти стерлась, он переходил из одного состояния в другое, практически не замечая этого.
Однако вскоре раздался голос, и Ллойд резко уселся на своей конке, широко вытаращив блестящие глаза, казавшиеся огромными на его осунувшемся от голода лице. Голос разносился по коридорам административного крыла Бог знает как далеко, а потом поплыл вниз по лестнице, к холлам, соединяющим комнаты свиданий с центральным отсеком камер, где находился Ллойд. Он легко просочился сквозь двойные решетчатые двери и в конце концов достиг ушей Ллойда.
— Ээээээи-ееееееей! Есть кто-нибудь дома?
Странное дело, первой мыслью Ллойда было. «Не откликайся. Может быть, он уйдет».
— Есть кто дома? Раз, два, отзовись!.. Ладно, тогда я ухожу, вот только стряхну пыль Финикса со своих сапог..
Тут Ллойд очнулся от столбняка. Он спрыгнул на пот схватил ножку кровати и принялся исступленно молотить ею по решеткам; вибрация металла отозвалась дрожью в костяшках его стиснутого кулака.
— Нет! — заорал он. — Нет! Не уходи! Пожалуйста не уходи!
Голос раздался ближе, теперь он был где-то посередине между административным крылом и этим этажом:
— Мы так тебя любим, что съедим с потрохами… О-о, судя по голосу, кто-то здорово проголодался. — За этим последовал ленивый смешок.
Ллойд уронил ножку кровати на пол и обеими руками вцепился в прутья решетки. Теперь до него из темноты откуда-то сверху доносились шаги спускающегося в холл, ведущий к блоку камер. Ллойд едва не разрыдался от облегчения… в конце концов он был спасен… И тем не менее в сердце своем он ощущал не радость, а страх, растущий ужас, заставляющий его жалеть, что он не промолчал. Промолчал? Бог ты мой! Что может быть хуже голодной смерти?
Подумав о голодной смерти, он вспомнил про Траска. Траск валялся на спине под покровом пепельных сумерек одна нога его была просунута в камеру Ллойда, и на голени, на самой мясистой ее части, виднелась значительная выемка. Там были следы зубов. Ллойд знал, чьи зубы оставили эти отметины, но он лишь смутно помнил, как ел на завтрак филе из Траска. Тем не менее его охватило страшное чувство отвращения, ужаса и собственной вины. Он ринулся к решетке и затолкал ногу Траска обратно в его камеру. Потом, оглянувшись через плечо и убедившись, что владельца голоса еще не видно, он, прижав лицо к прутьям, протянул руки через решетку и опустил вниз штанину на ноге Траска, прикрыв то, что сам же натворил.
Торопиться, конечно, не стоило, поскольку решетчатые ворота у входа в блок камер были заперты, а так как электричество отключилось, кнопка не сработала бы. Его спасителю придется вернуться и отыскать КЛЮЧ. Ему придется…
Ллойд замер, услышав, как ожил электрический движок, приводящий в движение ворота. Тишина в камерах усилила звук, за которым раздалось знакомое «клик-клак!» отпирающихся ворот.
Потом шаги раздались в проходе между камерами.
Управившись с Траском, Ллойд ожидал незнакомца у двери своей камеры; теперь он невольно отступил на два шага, перевел взгляд на пол снаружи камеры и прежде всего увидел пару пыльных остроносых ковбойских сапог со скошенными каблуками. Первая его мысль была, что Шпок носил точно такие же.
Сапоги остановились перед его камерой.
Его взгляд медленно пополз вверх, по вытертым джинсам, закрывающим верх сапог, по кожаному ремню с бронзовой пряжкой (на ней были изображены разные астрологические знаки внутри двух концентрических окружностей), по куртке со значками на каждом нагрудном кармане: на одном — улыбающаяся рожица, а на другом — дохлая свинья и надпись КАК ПОЖИВАЕТ ТВОЯ ОТБИВНАЯ?
В ту же секунду глаза Ллойда против его воли уперлись в тускло мерцающее лицо Рэндалла Флагга. «Буу!» — проорал Флагг. Звук его голоса проплыл по всему мертвому отсеку камер и вернулся обратно. Ллойд издал хриплый вопль, дернулся, споткнулся, упал и начал плакать.
— Все в порядке, — успокоил его Флагг. — Эй, парень, все в порядке. Теперь все в полном ажуре.
— Вы можете выпустить меня? — всхлипывая, выдавил Ллойд. — Пожалуйста, выпустите. Я не хочу закончить свою жизнь, как мой кролик. Я не хочу сдохнуть так, это же нечестно, если бы не Шпок, я никогда бы не вляпался ни во что, кроме какого-нибудь мелкого дерьма, пожалуйста, мистер, выпустите меня, я сделаю все, что угодно.
— Ах ты бедняга. Ты похож на рекламу летнего отдыха в Дахау.
Несмотря на сочувствие в голосе Флагга, Ллойд не мог заставить себя поднять взгляд выше колен пришельца. Стоит ему снова взглянуть в это лицо, он умрет на месте. Это было лицо дьявола.
— Пожалуйста, — пробормотал Ллойд. — Пожалуйста, выпустите меня. Я умираю от голода.
— И давно ты здесь загораешь, дружище?
— Я не знаю, — сказал Ллойд, вытирая пальцами глаза. — Очень давно.
— Как же вышло, что ты до сих пор не умер?
— Я знал, что меня ждет, — собрав последние остатки своей хитрости, сообщил Ллойд ногам в джинсах. — Я приберегал пищу. Так и выжил.
— А ты, случайно, не откусил ли кусочек от того славного парня в соседней камере, а?
— Что? — хрипло выдавил Ллойд. — Что? Нет! Ради Бога! За кого вы меня принимаете? Мистер, мистер, пожалуйста…
— Мне показалось, его левая нога чуть тоньше, чем правая. Я только поэтому и спросил, дружище.
— Я ничего про это не знаю, — прошептал Ллойд. Он весь дрожал.
— А как насчет Братца Крысы? Каков он был на вкус?
Ллойд закрыл лицо руками и ничего не ответил.
— Как тебя зовут?
Ллойд попытался выговорить свое имя, но из его горла вырвался лишь стон.
— Как тебя зовут, солдат?
— Ллойд Хенрид. — Он попытался сообразить, что бы сказать еще, но в мозгах у него была полная мешанина. Он испугался, когда его адвокат сказал, что он может сесть на электрический стул, но испугался совсем не так. Так он никогда не боялся за всю свою жизнь. — Это все Шпок придумал! — заорал он. — Шпок должен быть здесь, а не я!
— Посмотри на меня, Ллойд.
— Нет, — прошептал Ллойд. Он дико вращал глазами.
— Почему?
— Потому что…
— Продолжай.
— Потому что я думаю, вы не настоящий, — прошептал Ллойд. — А если вы настоящий… мистер, если вы настоящий, тогда вы — сам дьявол.
— Посмотри на меня, Ллойд.
Ллойд беспомощно поднял глаза на это темное, ухмыляющееся лицо, маячившее за перекрещенными прутьями решетки. Правой рукой Флагг держал что-то возле правой щеки. При взгляде на этот предмет Ллойда кинуло в жар и в холод одновременно. Предмет был похож на черный камень, такой темный, что цветом напоминал смолу или деготь. В середине его проходила красная трещина, и она показалась Ллойду каким-то жутким глазом — кровавым, приоткрытым и уставившимся прямо на него. Потом Флагг слегка повернул его в руке, и красное пятно на темном камне приняло форму… ключа. Флагт принялся крутить его между пальцами, словно фокусник, показывающий забавный трюк, и он превращался то в глаз, то в ключ.
Глаз — ключ, — глаз — ключ.
Флагг запел:
— Она принесла мне кофе… Она принесла мне чай… и все, что душе угодно… но не дала ключа… Верно, Ллойд?
— Точно, — хрипло выговорил Ллойд. Его глаза не отрывались от маленького темного камня.
— Теперь ты — человек, который должен понимать ценность хорошего ключа, — сказал пришелец. Темный камень исчез в зажатом кулаке и неожиданно возник в другой руке, где снова стал мелькать между пальцами. — Я не сомневаюсь в этом. Ибо для чего нужен ключ, кроме как для открывания дверей. Разве есть в жизни что-нибудь важнее, чем отпирание дверей, а, Ллойд?
— Мистер, я жутко голоден…
— Ну еще бы, — сказал мужчина, и по лицу его разлилось выражение сострадания, столь преувеличенного, что оно казалось гротескным. — Господи-Иисусе, ведь крыса — это не еда! Слушай, знаешь, что я ел сегодня за ленчем? Я ел замечательный сандвич с ростбифом на венском хлебе с луком и гульденовским соусом. Неплохо звучит?
Ллойд кивнул, и слезы медленно поползли из его горящих глаз.
— И еще немного домашнего печенья и какао с молоком, а потом на десерт… Святая Дева, я же