— И это все, на что ты способен?
Коджак завилял хвостом и стыдливо ухмыльнулся.
Стю поджарил суслика, разделил его пополам и ухитрился съесть всю свою долю. Мясо было жестким, с каким-то ужасным диким привкусом, и когда он доел, у него начались отвратительные спазмы в желудке.
— Когда я умру, я хочу, чтобы ты вернулся в Боулдер, — сказал он псу. — Возвращайся и отыщи Фрэн. Найди Фрэнни. Понял, ты, старая немая псина?
Коджак нерешительно повилял хвостом.
Час спустя желудок Стю снова предупредительно заурчал. Он едва успел перевернуться на локте, чтобы не обделать себя, прежде чем его доля суслика исторглась наружу.
— Черт, — горестно пробормотал он и задремал.
Он проснулся до рассвета и приподнялся на локтях с гудящей от жара головой. Он увидел, что костер потух. Это не имело значения. Все равно ему скоро конец.
Его разбудил какой-то звук в темноте. Хруст гравия и камней. Коджак взбирался по склону, вылезая из рытвины, вот и все…
Только Коджак лежал рядом и мирно спал.
Стоило Стю взглянуть на него, как пес проснулся. Он поднял голову с передних лап, а уже в следующее мгновение вскочил и уставился на рытвину; из глубин горла у него вырывалось рычание.
Шорох осыпающихся камней и гальки. Кто-то — что-то — приближается.
Стю с усилием сел. «Это он, — пришло ему в голову. — Он был там, по каким-то образом ему удалось ускользнуть. Теперь он здесь и хочет прикончить меня, прежде чем это успеет сделать грипп».
Рычанье Коджака стало громче. Шерсть на его загривке встала дыбом, голова пригнулась к земле. Шуршащий звук был уже ближе. До Стю донесся тяжелый вздох. Потом возникла пауза, достаточно долгая, чтобы Стю успел утереть пот со лба. Через секунду над краем рытвины навис темный силуэт, плечи и голова закрывали звезды.
Коджак приблизился к нему на негнущихся лапах, все еще рыча.
— Эй! — раздался удивленный, но знакомый голос. — Эй, это что, Коджак? Да?
Рычание тут же оборвалось. Коджак радостно бросился вперед, махая хвостом.
— Нет! — прохрипел Стю. — Это западня! Коджак!..
Но Коджак прыгал вокруг фигуры, выбравшейся наконец на шоссе. И этот силуэт… в нем тоже было что-то знакомое. Он приблизился к Стю с Коджаком, следующим за ним по пятам. Коджак заливался радостным лаем. Стю облизал губы и приготовился драться, если придется. Он надеялся, что один раз сумеет как следует врезать, а может, и два.
— Кто это? — позвал он. — Кто там есть?
Темная фигура остановилась, а потом заговорила:
— Ну, это Том Каллен, вот кто, в натуре, да. Ну и дела, стало быть, Том Каллен. А кто там?
— Стю, — сказал он, и ему показалось, что его голос идет откуда-то издалека. Вообще все отодвинулось Куда-то далеко. — Привет, Том, я рад тебя видеть.
Но он не увидел его — этой ночью он его не увидел. Стю потерял сознание.
Он пришел в себя в десять утра 2 октября, хотя ни он, ни Том не знали, какое было число. Том развел громадный костер и закутал Стю в свой спальный мешок и в свои одеяла. Сам он сидел у огня и жарил зайца. Умиротворенный, Коджак лежал на земле между ним и Стю.
— Том, — выдавил Стю.
Том подошел к нему. Стю увидел, что у него отросла борода; он мало походил на того человека, который ушел из Боулдера на запад пять недель назад. Его голубые глаза весело блестели.
— Стю Редман! Ты уже проснулся, ну и дела, да! Я рад! Да, как здорово повидать тебя. Что ты сделал со своей ногой? Ушиб, наверно. Я однажды ушиб свою. Спрыгнул со стога сена и сломал, наверно. Папаша задал мне трепку! В натуре, да! Это было еще до того, как он сбежал с Диди Пакалоттой.
— Моя тоже сломана. Еще как. Том, мне ужасно хочется пить…
— О-о, вода есть. Сколько хочешь! Вот.
Он вручил Стю пластиковую бутылку, где когда-то могло быть молоко. Вода была чистой и вкусной. Совсем без песка. Стю жадно отпил, поперхнулся, и тут же все вышло обратно.
— Медленно и потихоньку — получится, — сказал Том. — Вот где ключик. Медленно и потихоньку. Да, как здорово встретить тебя. Ушиб ногу, верно?
— Да, я сломал ее. Неделю назад, а может, и раньше. — Он выпил еще воды, и на этот раз она прошла внутрь. — Но дело не только в ноге. Я здорово болен, Том. Высокая температура. Послушай меня.
— Точно! Том слушает. Ты только скажи мне, что надо делать. — Том наклонился к нему, и Стю подумал: «Да ведь он как будто поумнел. Возможно такое?» Где побывал Том? Знает ли он что-нибудь о. Судье? О Дайне? О стольком нужно поговорить, но сейчас нет времени. Ему становилось все хуже. Из груди вырывались хрипы. Симптомы так похожи на супергрипп. Вот уж и впрямь забавно.
— Мне нужно сбить температуру, — сказал он Тому. — Это первое. Мне нужен аспирин. Знаешь, что такое аспирин?
— Конечно. Аспирин. Для скорого-скорого-скорого облегчения.
— Точно, именно так. Иди вверх по шоссе, Том. Заглядывай в бардачок каждой тачки, какая попадется на пути. Ищи там аптечку для оказания первой помощи — скорей всего это будет такая коробка с красным крестом. Когда найдешь в такой коробке аспирин, притащи его сюда. А если отыщешь в какой-нибудь машине походный скарб, притащи сюда палатку. Понял?
— Конечно. — Том встал. — Аспирин и палатка, тогда тебе снова станет лучше, верно?
— Ну это для начала.
— Слушай, — сказал Том, — а как Ник? Он мне снился. Во сне он говорит мне, куда идти, потому что во сне он может говорить. Сны — забавная штука, правда? Но когда я пытаюсь поговорить с ним, он всегда уходит. Он в порядке, так ведь? — Том тревожно взглянул на Стю.
— Не сейчас, — сказал Стю. — Я… я не могу сейчас разговаривать. Только не про это. Ты достань мне аспирин, ладно? Тогда мы поговорим.
— Ладно… — Но тень страха скользнула по лицу Тома. — Коджак, хочешь пойти с Томом?
Коджак хотел. Они ушли вдвоем, держа путь на восток. Стю лег и прикрыл глаза локтем.
Когда Стю вновь пришел в себя, уже наступили сумерки. Его тряс Том.
— Стю! Проснись! Проснись, Стю!
Стю пугало то, что время протекало какими-то рывками, исчезало в провалах, словно зубцы в механизме его собственной реальности стали снашиваться. Тому пришлось помочь ему сесть, а когда он уселся, то вынужден был свесить голову между колен и откашляться. Он кашлял так долго и сильно, что едва снова не потерял сознание. Том смотрел на него с тревогой. Мало-помалу Стю удалось справиться с кашлем. Он поплотнее закутался в одеяла. Его опять била дрожь.
— Что ты нашел, Том?
Том протянул ему аптечку. Там были пластыри, антисептическая жидкость и большая бутылочка анацина. Стю застыл в шоке, когда понял, что не может справиться с крышкой с секретом от детей. Ему пришлось дать бутылочку Тому, который в конце концов сумел ее открыть. Стю запил три таблетки анацина водой из пластиковой бутылки.
— И я отыскал вот это, — сказал Том. — Это было в машине, набитой походным барахлом, но палатки там не нашлось.
Этим оказался огромный двойной утепленный спальник с ярко-оранжевой лицевой стороной и броской узорчатой подкладкой.
— Ага, здорово. Ничуть не хуже палатки. Ты отлично справился, Том.
— И вот еще. Они были в той же машине. — Том полез в карман куртки и достал с полдюжины пакетов из фольги. Стю с трудом верил своим глазам. Сушено-мороженые концентраты. Яйца. Бобы. Растворимый сок. Сушеная говядина. — Еда, да, Стю? На них картинки с едой, в натуре, да.
— Это еда, — благодарно кивнул Стю. — Наверно, я только такую и могу сейчас есть. — Голова у него гудела, и где-то далеко, в самой глубине мозга, беспрерывно звенела высокая, тошнотворно-сладкая нота до. — Мы можем вскипятить немного воды? У нас нет ни кастрюли, ни чайника.
— Я отыщу что-нибудь.
— Ага, отлично.
— Стю…
Стю заглянул в это встревоженное, печальное лицо — все еще мальчишеское, несмотря на бороду, и медленно покачал головой.
— Мертв, Том, — мягко сказал он. — Ник умер. Почти месяц назад. Это было… политическое убийство. Я бы сказал, политический террор. Мне очень жаль.
Том опустил голову, и при свете недавно разведенного костра Стю увидел, как слезы падают на его колени. Они падали тихим серебряным дождем. Но Том не издавал ни звука. Наконец он поднял голову, в его голубых глазах светилось больше разума, чем когда-либо раньше. Он вытер их рукой и сказал хриплым голосом:
— Я знал, что он умер. Я не хотел думать, что знаю, но знал. В натуре, да. Он все время поворачивался спиной и уходил. Он был главным человеком для меня, Стю, ты знал это?
Стю потянулся и стиснул большую руку Тома.
— Я знал, Том.
— Да, он был моим главным человеком. Я ужасно скучаю по нему. Но я увижу его на небесах. Том Каллен встретит его там. И он сможет разговаривать, а я смогу думать. Ведь это правда, да?
— Я совсем не удивлюсь, если так, Том.
— Это плохой человек убил Ника. Том знает. Но Бог разобрался с тем плохим человеком. Я видел это. Рука Бога спустилась с неба. — Холодный ветер просвистел по бесплодной земле Юты, и Стю бросило в дрожь от его порыва. — Разобрался с ним за то, что он сделал с Ником и с бедным Судьей. В натуре, да.
— Что ты знаешь про Судью, Том?
— Умер! Там, в Орегоне! Его застрелили!
Стю устало кивнул.
— А Дайна? Ты знаешь что-нибудь о ней?
— Том видел ее, но он не знает. Они дали мне работу. По уборке. И когда я однажды возвращался, я видел, как она делает свою работу. Она была там, наверху, меняла лампу в уличном фонаре. Она посмотрела на меня и… — Он на мгновение умолк, а когда продолжил, то заговорил скорее сам с собой, чем со Стю: — Она видела Тома? Она узнала Тома? Том не знает. Том… думает… она узнала. Но Том больше ее никогда не видел.
Вскоре после этого Том отправился искать посуду, взяв с собой Коджака, а Стю задремал. Том вернулся не с вместительной консервной банкой (это было самое большее, на что рассчитывал Стю), а с кастрюлей такого размера, что в ней можно было приготовить рождественскую индейку. Пустыня явно таила в себе сокровища. Стю ухмыльнулся, несмотря на болезненные волдыри на губах от лихорадки. Том рассказал ему, что достал кастрюлю из оранжевого фургона с огромным значком U на нем, — кто-то удирал от супергриппа, собрав все свои пожитки, подумал Стю. Не очень-то помогло, а?