— Я думал об этом. Думал, не достать ли какие-нибудь его пластинки, но не хотел. Его голос… Хороший голос, но у меня от него мурашки по телу.
— Стюарт, о ком ты говоришь?
— Помнишь такую рок-группу «Дорз»? Человек, который заехал в ту ночь заправиться в Арнетт, был Джим Моррисон. Я уверен в этом.
У нее приоткрылся рот.
— Но он же умер! Он умер во Франции! Он… — Тут она осеклась. Потому что его смерть, помнится, была окутана какой-то тайной.
— Умер? — спросил Стю. — Не знаю. Может, и умер, а тот парень, которого я встретил, был только похож на него, но…
— Ты действительно думаешь, это был он?
Теперь они сидели на ступеньках своего дома плечом к плечу, словно ребятишки, ждавшие, когда мать позовет их ужинать.
— Ага, — сказал он. — Думаю. И до нынешнего лета я считал, что более странного случая со мной уже не приключится. Черт, как же я ошибался.
И ты никогда никому не рассказывал? — изумилась она. — Ты видел Джима Моррисона спустя годы после его предполагаемой смерти и никогда никому не сказал ни слова! Ну, Стюарт Редман, Господь, должно быть, навесил тебе на рот сейфовый замок, когда отправлял в этот мир.
Стю улыбнулся.
— Ну, как пишут в книжках, шли годы, и чем больше я думал о той ночи — а я время от времени размышлял о ней, — тем больше убеждался, что это все-таки был не он. Знаешь, просто какой-то малый, слегка похожий на него. Я давно уже не вспоминал эту историю. Но последние несколько недель все время ловлю себя на том, что снова ломаю голову над ней. И все больше и больше верю, что это был он. Черт, а вдруг он жив до сих пор? Вот был бы смех, а?
— Если он и жив, — сказала она, — здесь его нет.
— Здесь нет, — кивнул Стю. — А я и не ждал, что он здесь окажется. Понимаешь, я видел его глаза.
Она положила руку ему на плечо.
— Вот так история.
— Ага. И у двадцати миллионов в этой стране, наверное, есть в запасе точно такая же… только про Элвиса Пресли или Говарда Хьюза.
— Теперь уже нет.
— Да… теперь нет. Ну Гарольд и выдал нам сегодня номер, верно?
— По-моему, это называется сменить тему.
— По-моему, ты права.
— Да, — сказала она. — Выдал.
Он улыбнулся, услышав тревогу в ее голосе и заметив ее слегка нахмуренные брови.
— Это заставило тебя поволноваться?
— Да, но я не стану об этом говорить. Ты ведь теперь на стороне Гарольда.
— Ну нет, Фрэн, так нечестно. Это встревожило и меня тоже. Мы два раза предварительно собирались… все разложили по полочкам… по крайней мере нам так казалось… и вот появляется Гарольд. Он делает молоточком тук-тук здесь, тук-тук там и говорит: «Ведь вы этого на самом деле хотели, верно?» А мы говорим: «Да, Гарольд. Спасибо, Гарольд. Этого, Гарольд». — Стю покачал головой. — Поставить на голосование весь список сразу, как же вышло, что мы об этом не подумали, а, Фрэн? Это было толково. А мы даже не обсуждали такой вариант.
— Ну, никто из нас не знал наверняка, в каком они будут настроении. Мне казалось — особенно после того, как ушла Матушка Абагейл, — они будут мрачными, может, даже враждебными. С этим Импенингом, который каркал им как ворон…
— Я думаю, не заткнуть ли ему как-нибудь глотку, — задумчиво пробормотал Стю.
— Но все получилось совсем иначе. Они пришли в такой… восторг просто от того, что они вместе. Ты почувствовал это?
— Да.
— Это было словно коллективное возрождение. И я не думаю, что Гарольд замышлял что-то заранее. Он воспользовался моментом.
— Я просто не знаю, как к нему относиться, — сказал Стю. — To ночью, когда мы искали Матушку Абагейл, мне было здорово жаль его. Когда появились Ральф с Гленом, он выглядел ужасно, словно вот-вот свалится в обморок или выкинет что-нибудь похожее. Но когда мы сейчас болтали на лужайке и все поздравляли его, он весь раздулся как жаба. Как будто внешне он улыбался, а про себя твердил: «Теперь видите, чего стоит весь ваш комитет, вы, свора болванов». Он похож на одну из тех головоломок, которые в детстве так никогда и не удастся разгадать. Вроде китайских потяни-за-палец или трех стальных колечек, распадающихся, когда правильно дернешь.
Фрэн выставила вперед ноги и внимательно оглядела их.
— Кстати о Гарольде. Ты не находишь ничего забавного в моих ногах, Стюарт?
Стю задумчиво взглянул на них.
— He-а. Разве что ты носишь эти смешные туфли-«землемеры» из магазинчика на пашей улице. И еще — они, конечно, жутко здоровенные.
Она шлепнула его по спине.
— Зато они очень полезны для ног. Во всех лучших журналах так написано. И кстати, у меня, чтобы ты знал, седьмой номер А это почти что детский.
— Так при чем же тут твои ножки? Уже поздно, родная. — Он снова покатил свой велик, и она присоединилась к нему.
— Наверное, ни при чем. Просто Гарольд все время смотрел на мои ноги. После собрания, когда мы сидели на траве и болтали. — Она чуть нахмурилась и покачала головой. — Зачем это Гарольду понадобилось так интересоваться моими ступнями? — спросила она.
Ларри и Люси добрались до дому вдвоем, взявшись за руки. Незадолго до этого они расстались с Лео, который отправился туда, где он жил с мамой Надин.
Подходя к двери, Люси сказала:
— Вот так собрание получилось. Я никогда не думала… — Слова застряли у нее в горле, когда какая-то темная фигура вышла из тени их крыльца. Ларри почувствовал, как горячая волна страха захлестнула его горло. «Это он, — промелькнула в голове дикая мысль. — Он пришел за мной… Сейчас я увижу его лицо».
Но в следующую секунду он уже изумлялся тому, что мог такое подумать, поскольку возле крыльца стояла Надин Кросс, только и всего. На ней было платье из какой-то мягкой серо-голубой материи, а волосы свободно падали на плечи и спину темной массой с совершенно белыми прогалинами.
«Рядом с ней Люси становится похожа на подержанную тачку на дешевой распродаже», — подумал он, прежде чем успел осадить себя, и тут же возненавидел себя за эти мысли. Это в нем говорил прежний Ларри… Прежний Ларри? С тем же успехом можно сказать — прежний Адам.
— Надин, — с дрожью в голосе произнесла Люси, прижав одну руку к груди. — Ты напугала меня до смерти. Я думала… Впрочем, я сама не знаю, что я подумала.
Та не обратила на Люси никакого внимания.
— Я могу поговорить с тобой? — спросила она Ларри.
— Что? Сейчас? — Он искоса взглянул на Люси, или ему показалось, что взглянул. Потом он так никогда и не мог вспомнить, как выглядела Люси в тот момент. Ее словно затмила звезда, но не яркая, а скорее темная.
— Сейчас. Мне нужно сейчас.
— Но утром было бы…
— Это нужно сейчас, Ларри. Или никогда.
Ларри снова взглянул на Люси и на этот раз увидел ее, разглядел покорность на ее лице, когда она переводила взгляд с него на Надин и обратно. Он увидел боль.
— Я сейчас приду, Люси.
— Нет, не придешь, — подавленно вымолвила она. Слезы заблестели в ее глазах. — Нет. Я знаю.
— Через десять минут.
— Десять минут, десять лет, — сказала Люси. — Она пришла забрать тебя. Ты захватила с собой ошейник и собачий намордник, Надин?
Для Надин Люси Суонн просто не существовала. Ее глаза были прикованы к одному лишь Ларри — эти темные, широко распахнутые глаза. Для Ларри они навсегда останутся самыми загадочными, самыми прекрасными глазами, какие он только видел в жизни, взгляд которых, глубокий и спокойный, обращается к тебе, когда тебе больно или когда ты попал в беду, а может, просто сходишь с ума от горя.
— Я скоро приду, Люси, — механически повторил он.
— Она…
— Иди.
— Да, пожалуй, пойду. Она пришла. Я уволена.
Она взбежала вверх по ступенькам, споткнувшись на самой верхней, но, удержав равновесие, рванула на себя дверь и с треском захлопнула ее за собой, успев отрезать от них свои рыдания.
Надин и Ларри долго смотрели друг на друга как завороженные. Так вот как это бывает, подумал он. Когда ловишь взгляд чьих-то глаз, брошенный через комнату, и уже никогда не забываешь их, или на дальнем конце переполненной платформы метро видишь кого-то, кто кажется твоим двойником, или слышишь смех на улице, очень похожий на смех той первой девушки, с которой ты занимался любовью…
Но во рту он ощущал привкус горечи.
— Давай пройдемся до угла и обратно, — тихо сказала Надин. — Ты можешь это сделать?
— Лучше я пойду к ней. Ты выбрала чертовски неудачный момент для своего прихода.
— Пожалуйста… Только до угла и обратно. Если хочешь, я попрошу тебя на коленях. Только скажи. Прямо здесь. Видишь?
И, к его ужасу, она действительно встала на колени, чуть приподняв для удобства юбку и частично обнажив свои голые ноги, что странным образом убедило его в том, что под юбкой у нее ничего нет. Почему он так решил? Он не знал. Ее глаза смотрели прямо на него, от их взгляда у него кружилась голова, и к этому еще примешивалось тошнотворное ощущение присутствия некой силы, заставившей ее опуститься перед ним на колени, так что теперь ее рот был как раз на уровне его…
— Встань! — грубо сказал он, взял ее за руки и рывком поднял на ноги, стараясь не смотреть, как юбка, перед тем как опуститься, задралась еще выше; ее бедра были кремового цвета — не мертвенно-бледного, а сильного, здорового и соблазнительного оттенка белизны.
— Пошли, — произнес он, почти полностью лишенный присутствия духа.
Они медленно двинулись на запад, по направлению к горам, черневшим далеко впереди, — треугольным сгусткам тьмы, заслоняющим появившиеся после дождя звезды. От ночных прогулок к этим горам ему всегда становилось как-то не по сеое, но в то же время его охватывала и тяга к приключениям, и сейчас, когда рядом шла Надин, легонько положив ладонь на внутренний сгиб его локтя, эти чувства, похоже, усилились. Ему всегда снились очень яркие сны, а три-четыре дня назад приснился сон про эти горы: ему снилось, что в них живут тролли — отвратительные существа с ярко-зелеными глазами, увеличенными, как у гидроцефалов, головами и могучими руками с короткими пальцами. Руками, чтобы душить. Придурки-тролли, сторожащие проходы через горы. Ждущие, пока не придет