Брэд сошел с трибуны, и кто-то другой рявкнул:
— Ты прав, черт возьми!
На сей раз аплодисменты были громкими, долгими и почти яростными, но в них звучала нотка, которая не понравилась Стю. Ему пришлось долго стучать своим молоточком по стойке, чтобы вновь завладеть вниманием собрания.
— Следующий пункт повестки…
— Да пошел ты на… со своей повесткой! — яростно выкрикнула какая-то молодая женщина. — Давайте говорить про темного человека! Давайте говорить про Флагга! Давно уже пора!
Одобрительный рев. Выкрики: «Нужно по порядку!» Неодобрительный рокот по поводу использованных женщиной выражений. Посторонние разговоры.
Стю ударил по стойке трибуны с такой силой, что головка молоточка отлетела от рукоятки.
— Здесь идет собрание! — заорал он. — У вас будет возможность говорить обо всем, о чем захотите, но пока я веду это собрание, я хочу… чтобы здесь был… ПОРЯДОК!
Он с такой силой проревел последнее слово, что эхо от него пролетело по залу как бумеранг, и все наконец затихли.
— Теперь, — нарочито негромко и спокойно произнес Стю, — следует доложить вам, что произошло у Ральфа вечером 2 сентября, и, похоже, это придется сделать мне, поскольку я — выбранный вами представитель закона и порядка.
Он добился тишины, но, как и аплодисменты, приветствовавшие заключительную фразу Брэда, тишина эта Стю не нравилась. Они все напряглись, подались вперед, и выражение их лиц было жестоким. Это вызывало у него беспокойство и растерянность, словно Свободная Зона за последние сорок восемь часов радикально изменилась, и он уже больше не знал, что она собой представляет. Это напомнило ему то чувство, которое он испытывал, пытаясь выбраться из Центра по изучению чумы в Стовингтоне, когда он ощущал себя мухой, беспомощно барахтающейся в невидимой паутине. Тут было столько лиц, которых он не узнавал, столько незнакомцев…
Но времени думать об этом сейчас не было.
Он коротко описал события, предшествующие взрыву, не упоминая лишь о предчувствии Фрэн в последнюю минуту; при том настроении, в котором они сейчас пребывали, им это было не нужно.
— Вчера утром Брэд, Ральф и я пошли туда и три с лишним часа рылись в развалинах. Мы отыскали нечто похожее на динамитную бомбу, приделанную к рации. Оказалось, эта бомба была установлена в кладовке. Билл Сканлон и Тед Фрамптон нашли еще одну рацию в Амфитеатре Восходящего Солнца, и мы полагаем, бомба была по сигналу взорвана оттуда. Она…
— В жопу все эти «полагаем»! — крикнул Тед Фрамптон с третьего ряда. — Это был тот выблядок Лодер со своей маленькой шлюхой!
Глухой ропот пробежал по залу.
«И это славные парни? Да им насрать на Ника, на Сюзан, на Чэда и остальных. Они похожи на толпу погромщиков, и все, о чем они мечтают, это поймать Гарольда и Надин и повесить их… вроде как в пику темному человеку».
Он случайно поймал взгляд Глена; Глен очень незаметно и очень цинично пожал плечами.
— Если еще хоть один человек заорет с места без предоставления ему слова, я объявлю собрание закрытым, и вы можете сколько угодно точить лясы друг с другом, — сказал Стю. — Здесь вам не посиделки. Что с нами станет, если мы не будем соблюдать правила?
Тед Фрамптон сердито уставился на него, и Стю не отвел взгляд. Через несколько секунд Тед опустил глаза.
— Мы подозреваем Гарольда Лодера и Надин Кросс. У нас есть кое-какие веские основания и некоторые довольно убедительные косвенные улики. Но прямой и явной улики против них нет, и я надеюсь, вы зарубили это себе на носу.
Возник глухой рокот бормочущих голосов и тут же стих.
— Я говорю это лишь затем, чтобы вы запомнили следующее, — продолжал Стю. — Если случится так, что они вернутся обратно в Зону, я хочу, чтобы их привели ко мне. Я посажу их за решетку. И Эл Банделл приступит к подготовке суда… А суд означает, что им дадут высказать свою версию, если им есть что сказать. Мы… нам нужно оставаться хорошими ребятами здесь. Полагаю, мы знаем, где находятся плохие. А быть хорошими ребятами означает, что мы должны делать все цивилизованно.
Он с надеждой взглянул на них, но прочитал на лицах лишь гневное недоумение: Стюарт Редман, видевший своими глазами, как двух его лучших друзей разорвало на куски, теперь торчит здесь и защищает тех, кто сделал это.
— По правде говоря, я думаю, это они, — сказал он. — Но все должно быть по закону. И я здесь для того, чтобы сказать вам: так оно и будет.
Его сверлили глаза людей. Больше тысячи пар глаз. И за всеми он чувствовал одну и ту же мысль: «Что за херню ты тут несешь? Они смылись. Смылись на запад. А ты ведешь себя так, словно они поехали на пару дней поглазеть на окрестности».
Он налил себе стакан воды и отпил немного, надеясь избавиться от сухости в горле. Ее противный кипяченый вкус заставил его поморщиться.
— В любом случае дело обстоит вот так, — с запинкой произнес он. — Следующее, что необходимо, я полагаю, сделать, это дополнить комитет, чтобы он снова мог работать в полную силу. Мы не собираемся заниматься этим сегодня, но вы должны подумать, кого бы вы хотели…
Чья-то рука взметнулась вверх, и Стю, указав на нее, сказал:
— Давай. Только назови себя, чтобы все знали, кто ты.
— Я Шелдон Джоунз, — сказал здоровенный мужик в грубой шерстяной рубахе. — Почему бы нам не выбрать двоих новых прямо сейчас? Я предлагаю Теда Фрамптона.
— Эй, я поддерживаю! — заорал Билл Сканлон. — Отлично!
Тед Фрамптон сцепил ладони и потряс ими над головой в ответ на раздавшиеся аплодисменты, и Стю вновь ощутил, как его охватывает чувство отчаяния и растерянности. Заменить Ника Андроса Тедом Фрамптоном? Это было похоже на насмешку. Тед поначалу вошел в комитет энергоснабжения, но обнаружил, что там слишком много работы. Он перешел в похоронный комитет, и это, кажется, подошло ему лучше, хотя Чэд как-то заметил Стю, что Тед — один из тех парней, которые умеют чашку кофе превратить в перерыв на обед, а перерыв на обед — в отгул на полдня. Он быстренько присоединился к вчерашней охоте за Гарольдом и Надин, вероятно, потому, что в этом была какая-то новизна. Они с Биллом Сканлоном набрели на рацию в Амфитеатре по чистой случайности (и надо отдать Теду должное, он признал это), и с момента этой находки он напустил на себя такую важность, которая очень не нравилась Стю.
Сейчас Стю вновь поймал взгляд Глена и почти ясно прочел мысль, скрывавшуюся за этим циничным взглядом и маленькой складочкой возле уголка рта Глена: «Может, нам стоило использовать Гарольда, чтобы убрать и этого тоже».
Неожиданно слово, которое множество раз употреблял Никсон, всплыло в мозгу Стю, и, ухватив его, он вдруг понял причину своего отчаяния и растерянности. Слово было «мандат». Их мандат исчез. Он исчез два дня назад с грохотом и вспышкой взрыва.
Он сказал:
— Быть может, тебе известно, кого хочешь ты, Шелдон, но я полагаю, что многим остальным нужно какое-то время, чтобы обдумать это. Давайте поставим вопрос на голосование. Те из вас, кто хочет избрать двух новых представителей сегодня, скажите «да».
«Да» выкрикнули очень немногие.
— Те из вас, кто хотел бы подумать недельку или около того, скажите «нет».
«Нет» прозвучало громче, но крикнули далеко не все те, кто промолчал, когда раздавались крики «да». Очень многие вообще воздержались, словно сама тема мало их волновала.
— Ладно, — сказал Стю. — Соберемся здесь, в зале Мюнзингер, ровно через неделю, 11 сентября, чтобы выдвинуть и утвердить кандидатов на два освободившихся места в комитете.
«Довольно поганенькая эпитафия тебе, Ник. Прости меня».
— Теперь доктор Ричардсон расскажет вам про Матушку Абагейл и тех ребят, которые пострадали при взрыве. Док?
Ричардсон сорвал приличные аплодисменты, когда вышел вперед, протирая свои очки. Он сообщил им, что в результате взрыва девять человек погибли, трое по-прежнему в критическом состоянии, у двоих положение серьезное, а у восьми — вполне удовлетворительное.
— Учитывая силу взрыва, я думаю, нам повезло. Теперь относительно Матушки Абагейл.
Все подались вперед.
— Полагаю, здесь будет достаточно очень краткого заявления и коротенького описания ее нынешнего состояния. Заявление следующее: я ничего не могу для нее сделать.
По толпе прошел слабый гул и стих. Стю увидел в их глазах горе, но почти никакого удивления.
— Жители Зоны, находившиеся здесь до того, как она ушла, говорили мне, что леди утверждала, будто ей сто восемь лет. Не могу ручаться за это, но могу сказать, что она — самый старый человек из всех, кого мне только приходилось видеть и лечить. Мне сказали, что она отсутствовала две недели, и, по моему мнению… нет, по моим предположениям, в ее рацион в течение этого периода вообще не входила никакая приготовленная еда. Похоже, она питалась корнями, растениями, травой и тому подобным. — Он сделал паузу. — С тех пор как она вернулась, у нее было лишь одно незначительное опорожнение кишечника. Из нее вышли только маленькие прутики и веточки.
— Боже мой, — пробормотал кто-то так тихо, что невозможно было разобрать, сказала ли это женщина или мужчина.
— Одна рука поражена ядовитым плющом. Ноги все в язвах, которые можно было бы залечить, если бы ее состояние…
— Эй, может, ты прекратишь! — проревел Джек Джексон, вскочив с места. Лицо его побелело от ярости и горя. — Тебе что, черт возьми, неизвестны никакие правила приличия?
— Правила приличия — не мой профиль, Джек. Я лишь докладываю о ее состоянии — таком, какое оно есть. Кома, истощение, и главное, она очень, очень стара. Я думаю, она умрет. Если бы речь шла о ком-то другом, я сказал бы это с полной уверенностью, но… Она снилась мне, как и всем вам. Она и тот, другой.
Вновь по залу прокатился слабый гул, словно ветерок, и Стю почувствовал, как волосы у него на затылке шевельнулись.
— Мне сны столь различного содержания кажутся мистическими, — сказал Джордж. — Тот факт, что они снились нам всем, по меньшей мере указывает на телепатические способности. Но я оставляю в стороне парапсихологию и теологию, как оставил в стороне правила приличия, по одной и той же причине: все это не мой профиль. Если эта женщина от Бога, он может вылечить ее, если пожелает. Я — не могу. Могу лишь сказать вам: мне чудом кажется, что она вообще жива до сих пор. Таково мое мнение. У кого-нибудь есть вопросы?