— Нет, намного ближе. Я хочу шепнуть это тебе на ухо.
Он подошел еще ближе. Она чувствовала раскаленный жар и леденящий холод. В ушах звенел высокий голос, поющий что-то лишенное всякой мелодии. Она чуяла запах гнилой сырости — сильный, густой и сладкий. Она чуяла безумие, пахнувшее гнилыми овощами в темном погребе.
— Ближе, — хрипло шепнула она.
Он сделал еще шаг, и она яростно и резко дернула правым запястьем. Раздался щелчок пружины. Тяжесть скользнула ей в руку.
— На! — истерически рявкнула она и сделала резкий выпад рукой, рассчитывая распороть ему брюхо, заставить носиться по комнате с вылезающими из дымящихся щелей внутренностями. Вместо этого он громко расхохотался, уперев руки в бедра, запрокинув пылающее лицо, трясясь и морщась от истинного веселья.
— Ох, дорогая моя! — вскрикнул он и зашелся в новом приступе смеха.
Она тупо взглянула на свою ладонь. Та сжимала спелый желтый банан с бело-голубой наклейкой «Чикуита». В ужасе она уронила его на ковер, где он превратился в мерзкую желтую ухмылку, передразнивавшую усмешку Флагга.
— Ты скажешь, — прошептал он. — О да, ты точно скажешь.
И Дайна поняла, что он прав.
Она быстро крутанулась — так быстро, что на одно мгновение застала врасплох даже темного человека. Одна из его черных рук простерлась к ней, но поймала лишь ее блузку на спине и не получила ничего более ощутимого, чем кусок шелка.
Дайна прыгнула к стеклянной стене.
— Нет! — завопил он, и она почувствовала его за спиной, словно он превратился в черный ветер.
Она оттолкнулась от пола, используя мышцы голеней, как пружины, и макушкой врезалась в окно. Раздался глухой треск, и она увидела, как поразительно толстые куски стекла посыпались вниз, на парковочную стоянку для служащих. Кривые трещины, похожие на серебряные жилы, разбежались от места, куда она ударилась головой. Сила инерции наполовину втянула ее в пробоину, и там она застряла, истекая кровью.
Она почувствовала его руки на своих плечах и прикинула сколько времени у него уйдет на то, чтобы заставить ее сказать. Час? Два? Она догадывалась, что умирает, но слишком медленно.
«Это был Том, кого я видела, и ты не можешь чувствовать его или как ты там это делаешь, потому что он другой, он…»
Он втаскивал ее обратно.
Она убила себя простым резким броском головы вправо, по кругу. Острый как бритва кусок стекла глубоко вонзился ей в горло. Другой — в правый глаз. На мгновение ее тело напряглось, и руки заколотили по стеклу. Потом она обмякла. Темный человек втащил обратно в кабинет лишь истекающий кровью мешок.
Она ушла, быть может, с триумфом.
Давая выход своей ярости, Флагг пнул ее ногой. Вялое, бесчувственное движение ее тела разозлило его еще больше. Он принялся пинать ее, швыряя по всей комнате, воя и рыча. Искры стали отскакивать от его волос, словно где-то внутри его ожил, заработал циклотрон, создавая электрическое поле и превращая его самого в батарею. Его глаза мерцали темным огнем. Он выл и пинал, пинал и выл.
Стоящие снаружи Ллойд и остальные побледнели. Они посмотрели друг на друга. Наконец они уже не смогли больше выносить это. Дженни, Кен и Уитни убрались прочь, аккуратно надев на свои лица цвета свернувшегося молока выражение людей, которые ничего не слышат и намерены так вот и продолжать ничего не слышать.
Один лишь Ллойд остался — не потому что хотел, а поскольку знал, что от него этого ждут, И в конце концов Флагг позвал его в кабинет.
Он сидел на широком письменном столе, скрестив ноги и положив руки на колени, и смотрел поверх головы Ллойда, в пространство. В комнате был сквозняк, и Ллойд увидел, что стеклянная стена пробита в середине. Острые края дыры были все в крови.
На полу валялась небрежно завернутая в чехол бесформенная куча, отдаленно напоминающая человеческий силуэт.
— Убери это, — сказал Флагг.
— Ладно. — Его голос упал до хриплого шепота. — Голову оставить?
— Оттащи все в восточную часть города, облей бензином и сожги. Слышишь меня? Сожги это! Ты спалишь всю эту ё…ную тварь!
— Хорошо.
— Да, — Флагг мягко улыбнулся.
Дрожа, с пересохшим ртом, чуть не издав стон от ужаса, Ллойд попытался поднять громоздкий предмет с пола. Внутри тот был твердым. В руках Ллойда он изогнулся в виде дуги и, выскользнув, снова брякнулся на пол. Ллойд кинул полный панического ужаса взгляд на Флагга, но тот по-прежнему сидел в позе полулотоса, глядя в никуда. Ллойд снова ухватил предмет, поднял его и заковылял к двери.
— Ллойд?
Он остановился и оглянулся. С его губ слетел слабый стон. Флагг по-прежнему сидел в позе полулотоса, только теперь он парил дюймах в десяти над столом, все так же безмятежно уставясь в пространство.
— Ч-ч-чего?
— У тебя еще есть ключ, который я дал тебе в Финиксе?
— Да.
— Держи его при себе. Время настает.
— Х-хорошо.
Он еще подождал, но Флагг больше не заговорил. Он висел в темноте — буравящий мозга трюк индуистского факира, — глядя в никуда и мягко улыбаясь.
Ллойд торопливо вышел, как всегда радостный оттого, что ему удалось убраться, сохранив жизнь и здравый рассудок.
Этот день прошел в Вегасе спокойно. Ллойд вернулся около двух часов дня, пропахший бензином. Поднялся ветер, и к пяти часам он уже завывал, гуляя вверх и вниз по Стрип, издавая жалобные гудящие звуки между отелями. Пальмы, начавшие гибнуть без обильного полива в июле и августе, заколыхались на фоне неба, как изодранные в лохмотья боевые знамена. Облака самых причудливых форм быстро неслись по небу.
В баре «Куб» Уитни Хорган и Кен Демотт пили из бутылок пиво и ели сандвичи с яичным салатом. Три пожилые леди — сестры-ведьмы, как называли их все, — держали цыплят на окраине города, но никому, казалось, так и не удавалось насытиться яйцами досыта. Внизу, в казино, маленький Динни Маккарти весело ползал по одному из игральных столов, возясь с целой кучей пластиковых солдатиков.
— Глянь на этого маленького карапуза, — любовно сказал Кен. — Кто-то спрашивал меня, как я могу целый час сидеть и глазеть на него. Да я глазел бы на него неделю. Господи, как бы я хотел, чтобы это был мой. Моя жена родила лишь одного, да и тот вылез на два месяца раньше срока. На третий день помер в инкубаторе. — Он поднял взгляд и увидел входящего Ллойда.
— Эй, Динни! — позвал Ллойд.
— Ойд! Ойд! — закричал Динни. Он подбежал к краю стола, спрыгнул вниз и ринулся к Ллойду. Тот поймал его, подбросил вверх и крепко прижал к себе.
— Припас поцелуйчики для Ллойда? — спросил он.
Динни стал целовать его с громким чмоканьем.
— А у меня кое-что есть для тебя, — сказал Ллойд и вытащил из нагрудного кармана пригоршню конфет «Поцелуй Херши», обернутых в фольгу.
Динни крякнул от восторга и зажал их в ручонке.
— Ойд?
— Что, Динни?
— Почему от тебя пахнет, как от бензиновой лужи?
Ллойд улыбнулся.
— Я сжигал кое-какой мусор, родной. А ты давай играй. Кто сейчас твоя мама?
— Анджелина. — Он произнес это как «Анджинна». — А потом опять Бонни. Мне нравится Бонни. Но мне и Анджелина тоже нравится.
— Не говори ей, что Ллойд дал тебе конфеты. Анджелина отшлепает Ллойда.
Динни пообещал не говорить и убежал, хихикая, потому что представил себе, как Анджелина шлепает Ллойда. Через минуту или две он уже вновь сидел возле черты «НЕ ЗАХОДИТЬ» на карточном столе и командовал своей армией, набив рот шоколадом. В белом переднике вышел Уитни с двумя сандвичами для Ллойда и бутылкой пива «Хэмм».
— Спасибо, — сказал Ллойд. — Выглядит великолепно.
— Это домашний сирийский хлеб, — с гордостью сообщил Уитни.
Некоторое время Ллойд молча жевал. Потом наконец спросил:
— Кто-нибудь его видел?
— По-моему, он опять укатил, — покачал головой Кен.
Ллойд обдумывал это. Снаружи неожиданно сильный порыв ветра издал одинокий и словно затерянный в пустыне вскрик. Динни на мгновение беспокойно поднял голову, а потом снова склонился над своей игрой.
— Я думаю, он где-то здесь, — в конце концов сказал Ллойд. — Не знаю почему, но так мне кажется. По-моему, он где-то здесь и ждет, что что-то случится. А что, не знаю.
— Ты думаешь, он вытряхнул это из нее? — тихим голосом спросил Уитни.
— Нет, — сказал Ллойд, глядя на Динни. — Не думаю. Это невесть как сорвалось у него. Ей… ей повезло, или она перехитрила его. А это не часто случается.
— По большому счету это не важно, — сказал Кен, но тем не менее выглядел он встревоженным.
— Не важно, — кивнул Ллойд и какое-то время прислушивался к ветру. — Может, он слинял обратно в Лос-Анджелес. — Но на самом деле он так не думал, и это было написано у него на лице.
Уитни сходил на кухню и принес всем еще по бутылке пива.
Они пили молча, предаваясь своим беспокойным мыслям. Сначала Судья, теперь женщина. Оба мертвы. И никто не заговорил. И никто не остался «неподпорченным», как приказывал он. Это все равно как если бы старички «Янки из Мантла» и «Марис» с «Фордом» продули две первые игры мирового чемпионата; им трудно было в это поверить, это пугало.
Ветер дул что есть мочи всю ночь.
Глава 63
Поздно днем 10 сентября Динни играл в маленьком городском парке, лежащем северней района отелей и казино. Его мама на этой неделе, Анджелина Хершфилд, сидела на скамейке в парке и болтала с молоденькой девчонкой, приехавшей в Лас-Вегас недель пять назад, то есть дней через десять после того, как прибыла сама Анджи.
Анджи Хершфилд исполнилось двадцать семь. Девчонка была на десять лет моложе. Она сидела в обтягивающих джинсовых шортах и крошечной майке, не оставляющей абсолютно ничего для воображения. Было что-то непристойное в контрасте между упругой пленительностью ее молодого тела и по-детски надутым личиком, лишенным практически всякого выражения. Ее монолог был монотонным и, казалось, бесконечным: рок-звезды, секс, ее нудная работа по очистке оружия от смазки «Козмолайн» в Индиан-Спрингс, секс, ее бриллиантовое кольцо, секс, телепрограммы, по которым она так скучает, и снова секс.