– Приятного аппетита, Крафа! Добавки не желаешь? А то я смотрю, любитель ты пожрать на халяву, скоро всех лягушек изведешь.
Но его собеседник оказался не менее сообразителен и, несмотря на обильные слезы, прекрасно рассмотрел ничем не прикрытое тело то ли позднего, то ли раннего гостя, криво усмехнулся и не менее ехидно воскликнул в ответ:
– О! Уж не ты ли, о мужественный странник, так стремящийся напроситься за мой стол, еще недавно как пчела летел над пустыней? Можешь не отвечать, и так вижу, что ты, голубчик, гол и нищ, иначе не пришел бы попрошайничать к моей скромной обители отшельника.
Первый обмен репликами можно было засчитать в актив Гегемона, хотя Дмитрий на это лишь снисходительно фыркнул:
– К счастью, попрошайничать что-то у людоеда нет ни малейшего смысла, но и уничтожать тебя вот так сразу даже противно. Хорошо бы тебя разобрать на составляющие под микроскопом да понять: как такие отбросы вселенных появляются в наших мирах?
– Ха! Можно подумать, ты создан и состоишь из иного дерьма! Для начала бы сам научился здороваться и представляться, когда к кому-то приходишь! – хамил предатель безбоязненно в ответ. – Меня-то ты знаешь, как вижу.
– Могу и представиться: граф Дин – твоя смерть. От моей руки, вурдалак, на тебя падет возмездие за все то зло, что ты сотворил в своей затянувшейся жизни.
– Даже так? Ха! Знал бы ты, сколько таких борцов за справедливость я уничтожил. Без счета. Мне даже спорить с тобой лень. Но с другой стороны, ты меня заинтриговал: согласился раздеться догола, лишь бы охрана на входе пропустила тебя к моему божественному телу. Не расскажешь конкретно, чё те вообще от меня надо?
– Только одно – убить тебя.
– Повторяешься. Так почему не убиваешь? Что за угрызения совести, голубчик! Если я решал кого-то убить, то никогда не медлил и еще ни разу не пожалел о своей поспешности. Следовательно, тебе от меня еще что-то требуется, помимо как забрать из моих окоченевших рук такие аппетитные, искусно выделанные лапки. Так что давай, не стесняйся, приступай к намеченным расспросам.
Светозаров понял, что в подобном обмене колкостями и соревновании в сарказме он явно проигрывает тирану, имеющему за плечами опыт в полторы тысячи лет. Поэтому перестал ехидничать и перешел на самый деловой тон, хоть и с явным оттенком презрительности:
– А самому не хочется в чем-нибудь покаяться на последнем часу своей жизни?
– К чему? – удивлялся Крафа, усевшийся на камне удобнее и теперь в такт своим словам размахивающий слегка надъеденными лапками, словно дирижерскими палочками. – Мои покаяния относятся совсем не к той теме, что ты себе можешь представить. Мне, например, жалко, что я не убил некоторых строптивцев сразу и по этой причине погибли многие десятки иных моих ценных подданных. Или частенько сожалею, что некоторых идейных недоумков убил сразу, не дав им насмотреться на мое величие и осознать собственные заблуждения. Но тебе, в твоем детском возрасте, подобного не понять, ты все равно не оценишь моих покаяний в должной мере.
– А что, неужели так приятно, когда твои пленники, в прошлом великие люди, настолько унижены и раздавлены в твоем рабстве?
К сожалению, графу в своих вопросах только и приходилось ориентироваться на скудные воспоминания Ледовой владычицы, некоторые неполные рассказы Шу’эс Лава да логические выкладки аналитического мышления. Прижать к стене тирана более конкретными вопросами о имеющихся рабах или пленниках да о месте их пребывания он не мог. Приходилось задавать лишь не конкретные, косвенные вопросы.
– О! Ты даже не представляешь, насколько приятно! – спесиво напыжился Крафа. – То твой оппонент плюется злостью, исходит слюной в открытой ненависти, а то превращается в натурального скота, готового за кусок хлеба вылизывать после тебя сортир. Впечатляющая разница между дутой гордостью и истинной подленькой сущностью.
– Зря ты себе подобных называешь гордецами. Рожденный ползать летать не будет. А вот те, кто не сломался и до сих пор стоит выше твоих кровавых издевательств, именно они – великие и неподвластные тебе герои. Вот именно их силе духа, их гордости и независимости ты всегда и завидовал. Даже своей смертью они только возвышались над тобой, показывая именно твое полное ничтожество.
Кажется, моральный выпад попал в цель. Гегемон побагровел, и лапка в его руке хрустнула переломанной костью. Хотя тон так и остался ровным и насмешливым:
– От их праха не осталось даже тлена, чего уж там завидовать.
– Понятно, что тебе гораздо трудней смотреть на тех, кто жив и не сломался под прессом твоих издевательств. Мало того – ты их боишься.
– Чушь! – Хотя злой блеск в глазах предателя доказывал, что и он в самом деле страшится своих непокоренных пленников. – Жалких рабов бояться – себя не уважать!
– А ты себя и не уважаешь, потому как подспудно осознаешь свою неправоту, – продолжал давить на собеседника Дмитрий с презрением. – Такова судьба любого тирана, предателя, узурпатора и сумасшедшего маньяка. И я почему-то уверен, что будь твоя воля вернуться в прошлое, ты бы так подло и цинично уже не поступил.
Уточнять или возражать Гегемон не стал. Просто задумался, глядя на незнакомца. Скорее всего, пытался догадаться, к чему тот клонит и чего добивается своими обидными, скорее всего, правдивыми обвинениями.
И кажется, догадался.
– Ха! Да ты, о подлый наемный убийца, не только мою пищу отобрать желаешь? Но и все остальное мое наследство себе подчинить? У-у-у ты какой!
– Какое наследство? – чистосердечно удивился Светозаров. – У тебя ничего нет, все захваченные тобой миры принадлежат не тебе.
– Уж не тебе ли?! Так кто тогда из нас узурпатор?
– И не мне. А всем разумным, в этих мирах проживающим.
– Ой, какой ты альтруист! Еще скажи, что после моего подлого убийства не оставишь себе мой гарем с самыми первыми красавицами?
– А он у тебя есть? – хмыкнул граф Дин. – По своей сути гарем – это несколько и более жен, согласных проживать с одним мужчиной. И главное в этом определении – слово «согласных». Все остальное – рабство! Так что не мни себя любимцем народа, твои рабы тебя бы и растерзали, будь их воля.
– Но воля-то – моя!
– Все! Кончилась твоя воля! – Дмитрий слитным движением, полным силы и энергии, вскочил на ноги, готовый атаковать самым действенным своим оружием из арсенала разрушающих структур. – Больше никого ты не замучаешь пытками насмерть и не затравишь аналогичными тебе тварями из зеленых болот!
Предатель на эти агрессивные движения никак внешне не отреагировал, продолжая сидеть на камне, поигрывая, словно непроизвольно, лягушачьими лапами.
– Да ты, я вижу, не простой убийца, но еще и много знаешь?! А может, и все мое наследство под себя подгреб, пока я тут горным воздухом дышал?
– Нет у тебя теперь больше наследства! Только то, что в руках осталось!
– Ха! Да ты лгунишка! – неожиданно засмеялся тиран многих вселенных. – Ничего ты не знаешь: ни где мои миры находятся, ни как к ним добраться. Но так как из этой пещеры, скорее всего, живым выйду только я, то могу тебя порадовать раскрытием самого главного секрета. Интересно послушать? А-а! Сразу застыл, только уши дрожат. Так вот, любая попытка проникнуть в мои строго охраняемые миры, где проживают мои элитные рабы, приведет к их полному уничтожению. Как Торговец немалой силы, ты понимаешь, что я говорю правду. Ну и дальше: если я не возвращаюсь в свою резиденцию более чем двадцать пять стандартных суток, все подчиненные мне миры самоуничтожаются. Вот так-то!
Признание было страшным, и страшным вдвойне потому, что Светозаров и в самом деле чувствовал: враг говорит правду. Не всю, конечно, и только ему выгодную – но правду.
Хотя в ответ удалось вполне естественно улыбнуться:
– Так уж и всю? В любом случае кто-то останется и кто-то станет свободным.
– Верно, голубчик, конечно останутся. Например, мир Ба, возле которого вы пытались меня подловить, да еще с десяток ему подобных мне и даром не нужны. Потому там «побудитель магмы» и отсутствует. Пусть эти уроды там живут и развиваются, как им вздумается. А вот так нужные тебе миры…
Пока враг делал многозначительную паузу, граф Дин спросил с насмешкой:
– Откуда ты можешь знать, какие мне нужны? Может, мне известно миров стократно больше, чем тебе?
– И спорить не буду! Только спрошу: в каждом из них у тебя есть сотни рабов Торговцев? – Как-то заметив мимолетную растерянность на лице собеседника, Крафа злорадно рассмеялся. – Уверен, что ты одиночка, умудрившийся собрать вокруг себя ученых из техногенного и магического миров. Они тебе очень помогли, но вот прыгать между мирами из них никто не умеет. Иначе вы бы устроили на меня солидную облаву.
Досада в душе у Дмитрия сменилась максимальной сосредоточенностью и холодным расчетом.
– Так мы и устроили. Ты – в ловушке. И сейчас будешь уничтожен.
– Ой! Не смеши местных улиток, юноша! – весело расхохотался Гегемон. – Это ты гол как сокол и без всей своей технической мишуры или талисманов и помета этих лягушек не стоишь! Сам сидит в ловушке, а пыжится выставить себя ловцом. Вот потеха! Ха-ха!
В основном он был прав, но сейчас следовало разыграть свои основные знания и попытаться хоть таким способом заставить узурпатора хоть в чем-то проговориться.
– Ну и по поводу иных Торговцев. Сейчас идет, а скорее всего, уже и завершается операция по освобождению тех пленников, которых ты держишь в мире Хохочущего тумана.
И опять удар попал в цель, лицо предателя, отвыкшего за пятнадцать веков от банального неприятия его точки зрения, перекосилось от гнева.
– Ни один из них не сможет уйти против моей воли! – Хотя голый и с сырой, презренной пищей в руках он смотрелся как гротескная пародия на человека разумного. – И вы никак не могли отыскать этот мир! К нему не существует дорог! А если ты попробуешь проникнуть туда так, как я, то в любом случае ничего, кроме превращенной в фарш плоти, не отыщешь. Моя вселенская империя не достанется никому, даже в случае моей случайной смерти.