Впрочем, Машка интервью об этом не даёт, и раскрутить её на рассказ о былых приключениях можно только по очень большой и душевной пьянке, к тому ж её новые приключения в обновлённой России, где она стала адвокатом, никак не уступают приключениям в Буркина-Фасо, а куда как превосходят их. Напомните мне как-нибудь про Машку книжку написать.)
Так вот, журналисту брать интервью у журналиста просто так — это полный зашквар. А тем более у пресс-секретаря. Но Мишка тогда не был пресс-секретарём. Он только что стал журналистом, и сразу ярким, причём довольно случайно: писал хорошо, вот его и взяли, для этого дела тогда много и не требовалось (как и сейчас, впрочем). Я тогда работала в Москве внештатным корреспондентом американского финансового журнала «Institutional Investor» и предложила им интервью с таким вот Леонтьевым. Они заинтересовались, я всегда могла уговорить начальство на любую авантюру. На самом деле я хотела с Мишкой познакомиться. Причём как это у меня часто бывает — с чисто познавательными целями.
Созвонились, пришла знакомиться. И потом лет двадцать мы работали вместе. Ругались, обижались, не разговаривали, орали друг на друга, выпивали вместе, знакомились с пассиями друг друга, помогали друг другу, мешали друг другу — в общем, всё как водится в неблизкой, но дружбе. Когда хорошо знаешь человека и можешь подробно рассказать ему, за что тебе хочется подсыпать ему пургена в водку, но не делаешь этого — в смысле рассказываешь, но не подсыпаешь, — и он отвечает тебе примерно тем же, и всё это по любви и дружбе.
К Мишке я пришла работать в газету «Сегодня». Это было начало 1994 года, газета тогда только стала выходить. Мишка не был там главным редактором, он — тогда — этого не хотел, он вообще не любил быть администратором, но был — главным. Он нашёл деньги и двигал газету, был её умом, сердцем и главным золотым пером. Сейчас в «Википедии» написано, что деньги на газету дали олигархи Невзлин, Смоленский и Гусинский. Не было такого. Это была газета только Владимира Гусинского, группа «Мост». Это был его первый медийный актив, после которого он и полюбил медиа, почувствовал вкус — чуть позже он с Игорем Малашенко сделает НТВ и назовёт главную информационную программу так же, как и газету — «Сегодня».
Владимир Гусинский, бывший режиссёр, пожалуй, был единственным российским олигархом, который искренне любил и понимал медиа. Чувствовал медиа. Так же, как и мы, он не имел никакого понятия о принципах журналистики, всякой там этике и прочих важнейших вещах, которым мы все учились на собственной шкуре. У него были свои принципы, вполне себе олигархические, он медиа использовал — да, он использовал нас всех, — но он умел это делать и понимал, зачем вообще всё это нужно. Да, понимал для себя — но понимал. И, кстати, любил. Не деньгами любил — в этом смысле у всех олигархов зимой снега не выпросишь, на то они и олигархи, — он, выражаясь языком самого глупого учебника в мире (а это, конечно, учебник по журналистике, ибо не может быть такой науки и такого учебника, ты или есть — журналист, или тебя нет, а научить писать новости можно и крокодила), понимал роль медиа в обществе. И учился, как и мы, тоже на собственной шкуре.
Даже когда его отовсюду изгнали, всё у него отобрали и он вынужден был всё отдать и уехать, он остался в медиапространстве. Его компании в России продолжали снимать любимые народом сериалы типа бесконечных «Ментов», и мало кто догадывался, что это всё тот же Гусинский.
С появлением Путина у Гусинского начались проблемы, потому что началась зачистка медиапространства. В июле 2000 года Гусинского посадили в тюрьму по обвинению в особо крупном мошенничестве, но через три дня выпустили под подписку о невыезде, и Гусинский уехал. Конечно, времена тогда были вегетарианские. В суть обвинения вдаваться особо не стоит, ибо потом случились тысячи дел примерно по тому же лекалу, и они уже были не такими вегетарианскими. Но почему Гусинского отпустили? Если вкратце — договорились: Гусинский отдаёт свои медийные активы, а его выпускают из тюрьмы.
По этому поводу в народе сложился короткий, но точный стих (авторство приписывают популярному в начале 2000-х ЖЖ-блогеру Норвежскому Лесному — может, так оно и есть, чего спорить-то):
Над рекою плачут ивы,
Низко головы склоня.
Я отдал свои активы,
Отъебитесь от меня.
К этому времени Мишка Леонтьев уже выбрал свою сторону. Но я тогда не подозревала, что у него это серьёзно. Думаю, он и сам не подозревал. Я видела — то есть буква́льно видела, рядом сидела — ту минуту, когда Мишка встретил и полюбил Владимира Владимировича Путина. Это было заметно, ощутимо физически: ноябрь 1999 года, Путин — премьер. То есть уже преемник, но так: Борис Ельцин, как известно, рассматривал порядка двадцати кандидатур себе на смену, включая Бориса Немцова, Сергея Степашина, Николая Аксёненко. Ну теперь он взялся поиграть в Путина, ок. Рейтинг у Путина тогда был никакой и сам он тоже был никакой.
Сейчас в это трудно поверить, но в Белый дом на встречу с Путиным пригласили вполне себе самодеятельный журналистский клуб. Были тогда такие: встретились по интересам, выпили, как водится, самоназвались, и вот тебе журналистский клуб — собираемся, приглашаем интересного собеседника и разговариваем откровенно, обговаривая заранее, что без утечек. Клуб был интересным, но просуществовал недолго. Тогда, насколько я помню, его спонсировал Каха Бендукидзе, предприниматель, через несколько лет ставший министром экономики Грузии. У всех есть свои любимые цитаты из Кахи Бендукидзе (о да, он единственный мог составить в этом деле конкуренцию Виктору Черномырдину, но уж такое было время — цитатное). Вот моя любимая. Выступая на каком-то из съездов промышленников и предпринимателей (РСПП) про поддержку отечественного товаропроизводителя году эдак в 1999-м, Каха Автандилович произнёс: «Невозможно поддэрживат то, что не стоит само».
В общем, человек пять-семь журналистов, включая Мишку и меня, пригласили в Белый дом на встречу с новоиспечённым премьер-министром, потенциальным преемником. Не думаю, что кто-нибудь из нас тогда воспринимал Путина всерьёз. Временщик, ок, очередной эксперимент Бориса Николаевича, давайте посмотрим вблизи. Мишка был исключением, потому что он в Путина к тому времени уже влюбился — но Мишка вообще влюбчивый, он всегда влюблялся в политиков так, как искренние ловеласы влюбляются в женщин: пылко, страстно, но ненадолго. В разное время он был увлечён Егором Гайдаром, Виктором Черномырдиным, Анатолием Чубайсом, Борисом Фёдоровым. Одно время встретил и сильно полюбил генерала Лебедя, да так, что чуть было — ну я не знаю что, что́ может сделать мужчина ярко выраженной гетеросексуальной ориентации с другим мужчиной ярко выраженной гетеросексуальной ориентации — чуть было не женился, в общественно-политическом смысле слова, если таковой смысл в нём есть. Он не присягал, не искал должностей и тёплых мест, а тем более не собирался на них зарабатывать — он искренне увлекался идеями и их носителями именно так, как ловеласы увлекаются золотыми кудрями или круглыми коленками. А потом встречал другие кудри и другие коленки и снова был искренним.
Это свойство натуры позволяло Мишке оставаться искренним. Он искренне дружил с Гусинским, пока работал в газете «Сегодня». После президентских выборов 1996 года, после газеты «Не дай Бог» (была такая коллективная предвыборная газета, топившая против коммунистов и кандидата Зюганова, который чуть не стал президентом, хотя, похоже, не очень-то и хотел, просто время было такое), Гусинский почему-то решил, что пришло время делать ставку на молодых и модных — а мы тогда такими и были: Мишке не было сорока, лично мне только-только исполнилось тридцать — и изменить концепцию газеты. Мишка разругался с Гусинским и ушёл делать новую газету с Ходорковским, и мы вслед за ним. Ходорковского Мишка тоже искренне полюбил, увлёкся его идеями, сильно дружил с его замом Константином Кагаловским (ещё с юношеских времён) и женой Кагаловского Наташей Гурфинкель, которая работала в «Bank of New York», и Мишка страстно защищал её от всяких обвинений, когда в конце 90-х разразился громкий скандал.
У Ходорковского тогда (а это были 1996–1997 годы) работал молодой и талантливый пиарщик Владислав Сурков. Интересы Ходорковского в то время переплелись с интересами Лужкова, газета, которую мы все задумывали, умерла в эмбриональном состоянии, а Мишка внезапно увлёкся телевидением. Собственно, примерно из-за этого она и умерла.
Мишку позвали работать на телеканал ТВ-Центр (позже ТВЦ), московский, лужковский телеканал. Предложили вести там ежедневную, к тому же вечернюю аналитическую программу — ну кроме выходных. В прямом эфире. Офигительно тяжёлый труд, надо сказать, но тогда никто из нас этого особо не понимал. Мишка позвал меня с собой. Мы дружили, и он понимал, что я девица сильно норовистая, но пахать на мне можно и нужно: это мне в удовольствие. Программы же приходится готовить, а Мишка, надо сказать, компьютером пользоваться не умел совсем. И не хотел уметь. С иностранными языками у него был такой же принципиальный подход.
Программа называлась «На самом деле». Девиз программы Мишка сформулировал сразу, чётко и доходчиво: «В кепку не срать». То есть можно про что угодно, а Лужкова не трогаем. Хозяин — барин. (Да, для тех, кто не застал: Лужков имел облик крепкого хозяйственника, а также сиятельную лысину, в связи с чем ходил в кепке.)
Лужкова Мишка не любил и не полюбил никогда, даже не пытался. Сергея Цоя, который курировал телеканал, презирал откровенно. Сейчас, кстати, они снова вместе — Цой работает в «Роснефти» кем-то там по снабжению.
В общем, пока мы работали на ТВ-Центре, в кепку мы и правда не срали — просто игнорировали существование Лужкова как такового и московских проблем в частности, благо хватало и других проблем, а у Лужкова было столько жополизных на канале, что без нас он вполне мог обойтись. Нас он терпел, хотя скорее тоже игнорировал. Программа у нас получилась рейтинговая — собственно, самая рейтинговая, и хотя к нам всё время лезли с советами, пожеланиями и ором, Мишка коллектив прикрывал и особо орать на нас не давал, принимал всё на себя.