Конечно, Мишка принимал ещё и горячительные напитки в неумеренном количестве, о чём всем было известно, и, конечно, рано или поздно это должно было случиться. Случилось рано, то есть практически сразу же, как программа была запущена в эфир. Мишка закрутился, запил или ещё что-то, позвонил мне и сказал что-то вроде того, что «я сегодня не могу, проведи эфир ты».
Я?
Да я не умею. У меня дикция плохая. Я выражаюсь сложносочинённо. Я в жизни не была в кадре, я боюсь камеры. А тут ещё и прямой эфир. Я никогда не красилась. У меня нет бровей, что вполне меня устраивало всю жизнь. А из причёски у меня только конский хвост на аптечной резинке.
Но Мишка сказал — надо, и больше на связь не выходил. То есть вот так — прямо сейчас, сегодня, через несколько часов, мне надо написать программу, потом меня кто-то как-то накрасит и я должна сесть в прямой эфир.
Это сейчас всё просто с Youtube — а тогда это был телевизор, большой и настоящий, с вещанием на всю страну (да, тогда мы вещали на всю страну), не знаю, как это устроено сейчас и кому интересно.
Мамочки.
Конечно, я не помню своей первой программы. Я была в шоке. Да, я сделала это. Написала текст, завела в суфлёр, оттарабанила, не приходя в сознание, глядя в чёрную дыру камеры и понимая, что это не я смотрю в бездну, а это бездна смотрит на меня.
Я не помню своей первой недели — а Мишка исчез надолго. Более высокое начальство приняло безобидную на вид девочку благосклонно, а к концу той недели и я так умумукалась, что мне стало всё равно, лишь бы выжить. То есть прошёл страх. И вслед за этим я начала оттаивать и шевелиться в кадре. Начала в нём жить. Хотя так никогда и не полюбила это ремесло, всё ж я олдскульный газетчик. Так им и осталась.
И мы с Мишкой стали работать в эфире в паре. Моими программами он особо не интересовался, а начальство меня всерьёз не воспринимало — закрыт эфир какой-то там и кем-то там, и ладно. На планёрках столичное телевизионное начальство (выглядевшее примерно как водители сибирских нефтяников) обсуждало при мне, кто кого из телевизионных девочек куда повёл и сколько это стоило. Ко мне, правда, никто не клеился: к тому времени они заметили некоторые черты характера и вполне публично — мне и при мне — поставили диагноз: «недоёб».
«Недоёб» заставлял меня проводить на работе примерно всю жизнь.
Периодически Мишка приводил мне «на помощь» каких-то очередных девочек, типа, моих сменщиц, что дико меня раздражало. Мишка не очень понимал, почему, собственно, что за детские обиды и ревность. И я никак не могла ему втолковать, что он, Мишка, пишет тексты программ для себя и за себя да ещё и мне их надиктовывает, потому что сам печатать не может, а я печатаю для него, плюс пишу для себя, плюс для девочки, которая не в состоянии мои тексты прочитать. И понять, что читает, тоже не в состоянии. Помню, одна такая коза решила дописать за меня мой текст, потому что писать в конце «до свидания» я не удосуживалась. Попрощаться и поздороваться и без суфлёра уж как-нибудь можно. И она села писать «до свидания». То есть буквально именно эти два слова. Написала что-то типа «Да сведанья», Мишка это увидел и понял, в конце концов, что́ я имела в виду. Впрочем, она ещё сто лет числилась редактором, таков уж Мишка, он не может увольнять людей.
Но потом субботники преследовали меня всю мою телевизионную жизнь. Вот тебе, дорогая наша рабочая лошадка, сменщица или сменщик, а то ты упахиваешься. Только ты уж с текстами-то помоги человеку. Ну а как я помогу? Я только написать за него / за неё смогу, переписать их белиберду не получается, только delete.
Наоборот, впрочем, тоже случалось. Рано или поздно появлялся человек, который убеждал начальство, что это он пишет за меня тексты. Не, в газеты она сама пишет, а вот здесь не справляется, так это я за неё очень похожий написал.
И да! Как это всё у нас закончилось с лужковским ТВ. Мишка умел не только влюбляться. Он точно так же, как легко и искренне влюблялся, так же заводил себе врагов. От которых не оставлял камня на камне, а потом вроде его отпускало. В тот наш лужковский период Мишка завёл себе врага по имени Березовский Борис Абрамович. Вот он и был во всём виноват.
БАБ, конечно, не был ангелом во плоти и действительно во многом был виноват. Но Мишка приложил свои усилия к демонизации его образа: не было такого преступления, не было такой интриги, в которой он не был бы замешан. Мишка разоблачал его каждый день. Березовский тогда много чего действительно контролировал, и в том числе Первый канал. И это было время, когда Березовский сильно влиял на принятие Борисом Ельциным решения о преемнике.
Лужков вместе с Примаковым и татарским президентом (да, тогда такое было) Шаймиевым создавали партию «Отечество» и партию «Вся Россия», а потом партию «Отечество — Вся Россия». А Березовский работал над партийным проектом партии «Единство», позже известным под брендом «Единая Россия». И ещё ему явно нравилось, когда его демонизировали. Он умел делать на этом бизнес. Тогда же Березовский заприметил Путина, но мы об этом ещё не знали. Потом Березовский сто раз скажет, что это была его ошибка. Жизнь человеческих ошибок удивительна, и я надеюсь, что кто-то уже написал об этом большой трактат, причём тысячу лет назад, просто я его не читала.
Лужков среди своих многочисленных больших ошибок сделал одну маленькую, почти незаметную, и не ошибку даже: он перестал давать деньги на ТВ-Центр. И случилось это в очень неподходящий для него момент — когда он задумался о собственном президентстве (и, конечно, не в первый раз).
Хотя — видя вблизи всю его кухню, всю его свиту, весь его стилёк — я до сих пор не понимаю, как он мог чем-то руководить, тем более Москвой, и тем более сделать свою жену богатейшей женщиной России. Впрочем, не такое ещё терпели и терпим и не такое ещё увидим. Кстати сказать, судьба куда как более умного и изощрённого Березовского оказалась на самом деле намного драматичнее, чем судьба Юрия Лужкова. Как ни крути, а БАБ был тонким и рефлексирующим математиком, а Лужков — прирождённым пчеловодом, чья судьба-индейка внезапно вознесла его до руководства вечно невезучей в этом смысле Москвой.
В общем, в довольно неподходящий момент у Лужкова кончились деньги на собственное телевидение. Хотя это, конечно, было не так. Там происходил довольно сложный схематоз с деньгами, а если говорить совсем просто, то московский бюджет давал «в белую» какие-то несущественные копейки на телеканал, а основное финансирование шло через московского олигарха Владимира Евтушенкова, которого у нас все звали Евтухом (как, наверное, и везде: я потом в Следственном комитете слышала именно это прозвище в разгар уголовного дела против него). Он одновременно был председателем Московского комитета по науке и технике (то есть чиновником) и бизнесменом, к тому времени уж и олигархом, владельцем АФК «Система». И примерно через полгода после дефолта (август 1998 года) уже из каких-то своих соображений финансирование сильно сжал. Вот совсем сильно.
…Пройдёт 16 лет, и я стану невольным свидетелем задержания (с последующим арестом) Владимира Евтушенкова. В сентябре 2014-го меня вызвали для дачи каких-то очередных показаний в Следственный комитет в Техническом переулке. Был изумительный, яркий такой денёк, мы с моим адвокатом Алхасом Абгаджавой шли и щурились на листья. (Я забыла, когда и почему я перестала нервничать, получая повестки из СК, как-то их всегда хватало.)
Но, подходя к зданию, мы щуриться перестали: происходило что-то очень интересное. Напротив СК как-то очень неловко припарковался «майбах» с запоминающимися номерами и два «джипа» сопровождения. Хозяина «майбаха» не было, но свита присутствовала практически в полном составе и выглядела напряжённо. И это означало, что хозяин «майбаха» официально вызван в СК — неофициально они б нашли другое место для разговора. Значит, у хозяина «майбаха» почти нерешаемые неприятности.
Кто бы это мог быть?.. Чиновники и политики к тому времени от «майбахов» отошли, всё ж конская порода у нас всегда говорит о статусе хозяина. Значит, бизнес. И хорошо известный бизнес. Мы сошлись на том, что это или Алекперов, или Евтушенков, потом пошли в бюро пропусков, и уже в здании заметили как раз Евтушенкова. Его арестовали, а позже он расстался со своей «Башнефтью» и снова зажил своей беспокойной жизнью.
А за 16 лет до этой встречи в СК я столкнулась с тем, что мне нечем кормить семью, потому что случился дефолт. Сбережений, конечно, нет, всё как обычно. Я всегда была единственным кормильцем в своей семье, а у меня двое детей и муж. К мужу, кстати, у меня никаких претензий — на нём домашнее хозяйство и дети, кто сказал, что этим должна заниматься только баба? В общем, стало очень туго. И кому я могла объяснить в суровом мужском мире, что я единственный кормилец? Как бы так считалось, что раз у Романовой есть муж, то без зарплаты она протянуть может пару-тройку месяцев.
А я не могла.
Мы поговорили с Мишкой. Надо было менять дислокацию. Я сказала, что присмотрела один небольшой телеканал: да, вещает не особенно широко, ещё вчера было 180 домов по Москве, но мне очень нравится. Нравится то, что там происходит, и нравятся владельцы. Мать и сын Лесневские. Я не была с ними знакома, но они мне очень нравились. Присутствовала в них какая-то энергетика, она пёрла сквозь экран, в котором их вроде бы не было, но они — были. От экрана исходила причастность, и я эту причастность чувствовала.
Мишка даже слушать не стал. Мне кажется, именно здесь случилась его развилка. Он сказал, что его позвали работать на Первый канал. Березовский позвал (я ведь уже говорила, что Березовский был очень умным?). И он согласился.
Пойдём со мной, Романова.
Я дар речи потеряла.
Как же так? Это же твой любимый враг.
Про принципы и убеждения я тогда уже научилась не спрашивать. Зачем выглядеть смешной специально, когда и без этого, как я к тому времени успела убедиться, выгляжу смешной. Ну да, журналисточка при Леонтьеве, великом мачо.