Всё это выглядело весенней реакцией на зимний протест. Было как-то не с руки думать в банальных образах типа «зимой была оттепель, а по весне начались заморозки». Как мы не любим мыслить банально, как мы любим мыслить оригинально. Даже если происходит то, что происходило не раз. Так ведь это с бабушками-дедушками происходило, с мамами-папами, а с нами такого быть не может, мы до фига какие умные. Ога, пока бабушкой не станешь и не начнёшь на это смотреть с безысходностью, достигнутой опытом.
Я пишу здесь это в идеальном состоянии: я всё ещё дура, но уже начала понимать это. Понятно, что когда я достигну кондиции, когда со мной можно будет всерьёз говорить о добре и зле, я смогу общаться только с теми, кто тоже уже этого достиг в силу долгожительства. Я при этом убеждена, что той же мудростью обладают бунтующие подростки в пубертате, покуда ищут истину и смысл (понимая, что это разное). А потом они начинают взрослеть и умнеть (как им кажется), а на самом деле глупеть и терять нерв. Но между подростками и теми, кто впадает в подростковую мудрость в силу избавления от шор — пропасть, этим поколениям не найти друг друга, если только по счастью и случайности бабушка, пришедшая в себя, не встретилась с внуком, который ещё не успел из себя выйти.
Но это случайность.
Особенность ли это России? Думаю, да. Только нам так блистательно из поколения в поколение удаётся всё просрать. Корни этого явления можно искать где угодно и везде при желании найти — хоть в хазарах, хоть в крепостном праве, хоть в любом из Ильичей. Думаю, что ответ важен, но я его пока не знаю: ещё недостаточно потеряла связь с действительностью, чтобы думать о вечном.
Когда я буду бабушкой —
Годов через десяточек —
Причудницей, забавницей,
Вихрь с головы до пяточек!
И внук — кудряш — Егорушка
Взревёт: «Давай ружьё!»,
Я брошу лист и пёрышко —
Сокровище моё!
Мать всплачет: «Год три месяца,
А уж, гляди, как зол!»
А я скажу: «Пусть бесится!
Знать, в бабушку пошёл!»
Я сложно отношусь к Цветаевой, и вот именно эти стихи меня то умиляли, то бесили. Сейчас я старше неё. Марина, ты не станешь бабушкой. И вихрем ты не станешь. Ты уйдёшь по своей воле в должности посудомойщицы. Может, и я тоже. Я про посудомойку, если что, а по своей воле — хрен.
Много ли мы сделаем, если будем знать, чем кончится. А оно примерно так часто кончается. Я всё ещё смотрю на русские поколения до меня и пожимаю плечами: как же можно было быть такими инфантильными придурками. Но уже отчётливо вижу взгляды последующих поколений на меня: как можно было быть такой дурой.
Продолжим разговор, если доживёте.
И да, почему мы просрали революцию.
По многим причинам. Был совершенно недооценён противник: да, сильный, мы знали, да, умный, чертовски умный, но шапкозакидательство никогда не хочет признавать чужой ум. Совершенно неправильно оценили собственные силы и характер этих сил: по краю одной стороны — хипстерский, по краю другой стороны — демшизовый. Главное, чего не учли, — неприкрытого коварства и цинизма, жёсткости реакции. Разве можно было девицам из «Пусей» дать по двушечке за танцы в XXC? Это невозможно было себе представить, хотя спустя пять-шесть лет тот приговор покажется обычным делом. Разве можно было себе представить, что за выход на согласованный митинг 6 мая 2012 года люди получат по три-четыре года? И отсидят их.
А ещё мало кто из нас был готов к кровопролитию. И это хорошо. Считайте, что в оргкомитете митингов 2011–2012 годов собрались мягкотелые и глупые интеллигенты, которые провалили шанс. Лучше бездарно провалить шанс, чем талантливо пролить чужую кровь. Да, радикально настроенные пассионарии требовали идти на Кремль.
Ну те бы начали стрелять, без сомнения. Вы готовы отдать свою жизнь или жизнь своего ребёнка за то, чтобы в Кремле сидел не один прекрасный чел, а другой? Я — нет. И вам не советую.
Ваша жертва будет в лучшем случае забыта.
Это в Праге, например, помнят и свято чтут память всех, кто покончил жизнь самосожжением в знак протеста против ввода советских танков. Ну так эта память и обернулась потом бархатной революцией без жертв. А у нас историческая память — предмет манипулятивный. Ещё недавно нам говорили, что в Катыни фашисты расстреляли советских военнопленных. Потом оказалось, что там НКВД расстрелял собственных сограждан — врагов народа — и польских офицеров. Сегодня об этом вспоминать не любят и преследуют тех, кто эту память хранит и открывает нам нашу неприятную правду — такую, как «Сандармох» Юрия Дмитриева. А глубинный народ в клочья готов разорвать тех, кто пытается напомнить о стрелявших в наших предков в 20-м веке. Впрочем, стрелявшие оставили потомства больше, чем расстрелянные. И мы всё повторяем: «Люди, стрелявшие в наших отцов, строят планы на наших детей». Просто стрелявших в наших отцов больше, чем наших детей. Генная память и исторический опыт говорят: стреляй и у тебя будет шанс на персональную пенсию или ведомственную квартиру. Бультерьеры (да простят меня бультерьеры), разгонявшие протестующий молодняк летом 2019 года, вряд ли способны думать об этом, но рефлекс есть рефлекс.
Путин, говорящий о том, что сегодня молодой человек бросил бумажный стаканчик в гвардейца, а завтра он будет брать власть с оружием в руках и потому важно его остановить со стаканчиком и посадить, предельно откровенен. Путин, награждающий сенатора Сулеймана Геремеева, которого так хотели, но так и не смогли допросить об убийстве Бориса Немцова, говорит открытым текстом: да, я такой, и что? Запомните это — я такой. Геремеев был награждён в день пятилетия со дня убийства Бориса Немцова — за активную законотворческую деятельность. За эти пять лет он не внёс ни одной законотворческой инициативы. Это неважно. Важно предельно чётко продемонстрировать: вот повод, а вот награда.
Конечно, мы не знали, не понимали и недооценивали Путина в 2012 году. Что его реакцией на разрешённый митинг 6 мая 2012 года — накануне инаугурации 7 мая — станет команда на массовые посадки рядовых участников протеста и дискредитация лидеров. В итоге Удальцова посадили (а перед этим он и его помощник Константин Лебедев дали показания на Бориса Немцова, которые я читала собственными глазами, как и Борис). Тогда мы ещё не знали, что Константин Лебедев «активно сотрудничает» со следствием, и помогали ему в тюрьме. У меня сохранилась примечательная записка от него — чего бы ему хотелось с воли. Отличный вкус у бедного левачка.
Мясо и сыр, пармская ветчина, салями и т. п., всё итальянское, в АВ это есть. Паштет и козий сыр или самый дорогой мягкий. Орехи: кешью, кедровые, арахис, всё несолёное плюс чипсы хорошие. Книги!!!
Кстати, что в тюрьмах, что на следствии или в ФСБ весьма презрительно относятся…
«Болотное дело» уже раскручивалось, уже пошли первые аресты, уж и дело «Пусей» было в суде, а оргкомитет всё обсуждал некий «Марш миллионов». Какие, к чёрту, миллионы.
Есть такое избитое и почти бессмысленное выражение: «Начал раскручиваться маховик репрессий». Однако именно тогда вот эта штука и начала раскручиваться. Маховик — это такое колесо с дырочками, накопитель кинетической энергии. Найдите картинку маховика — вот оно по нам и прокатилось.
Но пока он раскручивался, оргкомитет митингов не нашёл ничего лучшего, чем заняться выборами в КС — Координационный совет оппозиции. Да и чёрт бы с ними, с выборами, хотя это и было дело если не вредное, то крайне несвоевременное. Хуже то, что в итоге получилось. Аморфный и недееспособный орган, отдалённо напоминающий Временное правительство периода лета 1917 года, только уж совсем безвластный и ещё хуже. Пародия на плохую пародию. Как и за сто лет до этого, люди-то собрались в общем интересные и по-своему заслуженные. Как и за сто лет до этого, каждый занимался собой.
И это в тот момент, когда протест загоняли в гроб и уже закрывали крышкой. А вполне живой покойный в это время удобно обустраивался в гробу, приняв его за трибуну, и оживлённо беседовал с кем-то в чатиках. Когда КС самораспустился, никто особо этого и не заметил. А на подходе были два огромных путинских триумфа: зимняя олимпиада в Сочи и аннексия Крыма.
Эффект от этих двух масштабных проектов оказался мгновенный и шапкозакидательский. О том, чем всё это обернётся — допинговым скандалом, лишением медалей, войной с Украиной, санкциями и большими проблемами, многие из которых ещё впереди — тогда мало кто задумывался и почти никто не осмеливался говорить вслух. Шельмование всех не согласных, не очень согласных и тихо вопрошающих достигло самых пещерных и варварских глубин.
Те, кто выходил на площадь в 2011–2012 годах, затыкались, уезжали или тихо отходили в сторонку. Наступали годы «Русского мира». Красивые, кстати, слова, очень хорошее сочетание, могли бы быть частью какой-то глобальной идеи. Но теперь уж не отмыть.
Борис, борись!
Вообще 2011–2012 годы, мне кажется, многое рассказали нам о нас самих прежде всего — какими мы можем быть, какими мы могли бы быть.
Вот, например, Высшая школа экономики, где я преподавала 14 лет. Да, я, кстати, профессор. Ничего, что я тут иногда слова разные пишу? Издатель мне обещал, что книжка будет продаваться запаянной в чёрную паранджу и на ней крупными буквами будет написано: «18+! Содержит ненормативную лексику!»
Не надо писать мне гневных писем о том, что настоящий профессор не знает слова «хуй». В конце концов, я не очень настоящий профессор, что это за профессор такой — по журналистике? Так что имею право знать, употреблять и любить все слова. Да и издатель должен был вас строго предупредить.
Так вот, Высшая школа экономики. Я недавно беседовала с бывшими коллегами по этому замечательному когда-то университету. И они вспомнили, как я однажды привела в «Вышку» Борю Немцова. А я подзабыла: это ж было обычное дело — привести интересного человека. Но тут ахнула, и картинка встала в памяти — как будто вчера случилось, вот ведь странное свойство. Такое давно уже невозможно: это даже не то что вольнодумство, ты можешь хоть крокодила на веревочке привести, хоть Волан-де-Морта со свитой, но только не оппозиционера.