— «Izh Navertell». На каком это языке? Never tell, что ли? Какой-то «пиджин инглиш»…
— Это русский, — ответил Достоевский, хмуро оглядываясь. — Просто написано латиницей. Ижевская работа, штучный. Модель «Иж навертел». В каталоге нет, сделали лично для меня из сплава дамасской стали с серебряной папиросницей. Специально на юбилей.
В общем — ишь, навертел.
С Таней, которую я никогда не видела, Лёша встречался за несколько лет до того, как принял твёрдое решение жениться на мне и пошёл в атаку. До принятия им такового решения мы с ним мирно дружили и играли по ночам в преферанс.
Меня обожают мужчины, которые обожают монологи. Они разговаривают со мной часами, а потом годами. Они думают, что мы беседуем. Что у нас сложные интеллектуальные отношения. Я сижу напротив них, внимательно глядя им в глаза, оперев подбородок на руку, чтобы голова не падала. Я устала. Я работала. Я сегодня много говорила. Программы, интервью, встречи. Моё горло устало, мой язык устал. Я молчу и обдумываю завтрашний день, завтрашние программы, завтрашние интервью и дела. Мне всё равно, как я это делаю: в такси, в метро, лёжа на диване или слушая сидящего напротив идиота, который решил поюзать мою жилетку, не спрашивая, есть ли у меня время, желание и хоть малейший интерес его слушать.
Когда я ставлю у себя в голове точку, я отвлекаюсь на собеседника и ловлю его смысловую точку. Не потому, что она мне нужна, а потому, что это смена занятий. Для перезагрузки мозга: землю попашем, попишем стихи.
Отловив смысловую точку, я восхищаюсь, негодую, удивляюсь:
— И что — она тебе прямо вот этими словами сказала о своём решении? А что ты? Ты же собрал волю в кулак?
И дальше у меня есть ещё полчаса, чтобы составить меню званого обеда, список покупок и прикинуть бюджет до зарплаты.
Не то чтобы я совсем не слушаю, о чём мне рассказывают. Просто рассказчик обычно нуждается в редакторе и гонит много лишнего, как будто ему гонорар построчно платят.
Вот в таком режиме мне Лёша Козлов несколько лет рассказывал о своей жизни, о своей работе, о своих девушках. Однажды, помнится, я реально начала слушать, немного офигев от подборки слов и смыслов. Поэтому запомнила фигурантку.
Он говорил что-то вроде:
— …мы заехали в «Азбуку вкуса», я взял две тележки вина, икры, фруктов и фуа-гра, и вот водитель всё это выгружает из багажника, таскает в дом, а я вижу — она мёрзнет, а он не торопится…
И дальше — как он наорал на водителя. Не удивляйтесь, время было такое. Это сейчас слушать страшно, а тогда были времена победившего гламура, то есть хама.
Я, помнится, отметила тогда, что мальчик из хорошей семьи, неплохо образован, но вот что делает эпоха — он даже не замечает, насколько он чудовищен. Может, ему сказать про это надо. А может и не надо. Из меня моральный камертон — как из овса пуля.
Поддакнула чем-то типа «Да, бедняжка» и стала слушать дальше с антропологическим интересом. Из контекста выяснилось, что Лёша третий час мне рассказывает, как он влюблён в девушку Таню, которая хороша тем, что она бывшая девушка Бориса Березовского.
Я призадумалась ещё раз. Не то чтобы мне были известны все девушки Березовского — но основные мелькали в светской хронике: Марианна, Лена Горбунова, бывшая жена драматурга Шатрова, потом Катя. Никакой Тани не было, а если и была, то мельком. Да и довольно странная визитка: Таня, бывшая любовница Березовского. Прямо настолько любовница, что он купил ей квартиру на Арбате — аккуратно над квартирой Лёшиной бабушки, где он, собственно, и проживал. Так и познакомились.
Я удивилась ещё раз, сказала Лёше, что он очень смелый — отбить любовницу у Бориса Березовского! — и продолжила думать о своём, испытав внезапное острое и тёплое чувство к некрасивому толстому мальчику, сильно заикавшемуся, которого бросили родители, живущему с бабушкой, известной разведчицей Зоей Зарубиной, ищущему любви и счастья чёрт знает где и верившему чёрт знает кому.
Ну и забыла. Он юзал мою жилетку ещё сколько-то раз, ничем больше не зацепил, но тогда заронил во мне сочувствие.
Опасная это штука — сочувствие. Сегодня ты сочувствуешь, а завтра уже чувствуешь.
Мы поженились года через три после этого случая, и я твёрдо знала, выходя замуж: он меня искренне любит и весь его мир сосредоточен только на мне. Никаких сомнений ни у кого это не вызывало — прежде всего у него и у меня. Я давно забыла о какой-то там промежуточной Тане, тем более что это было до меня, а Лёша никогда не вспоминал того, что у меня было до него, причём по сути у него на глазах. Может, он просто был тогда слишком увлечён своими монологами, которые принимал за диалог. Кажется, он реально не замечал моих бурных историй, будучи поглощён своими. Ну и славно. Дважды славно — если видел, но не поминал, здесь он молодец.
В общем, я переехала к нему на Николину гору и затосковала. Эксперимент с поместьем и золотой клеткой был явно не для меня. Лёша целыми днями работал, я что-то там писала и редактировала, но не то, не там, не про то. Отношения у нас не очень-то складывались, мне было с ним скучно. Через два года он поссорился со своим партнёром, сенатором, и завелось уголовное дело.
Сенатор в его жизни появился ещё в ту пору, когда он юзал мою жилетку. Когда Лёша сказал мне, что хочет уйти из своего банка партнёром к сенатору, я ему сразу сказала: не ходи. А почему я такая умная была? Лёша никогда этого не знал, но точно такое же предложение ровно тот же сенатор делал моему предыдущему бойфренду. Мы с моим эксом обсудили это очень быстро: мы оба знали сенатора и обсуждать было нечего. Понятно было, что дело это крайне опасное.
Примерно через два месяца после этого уже Лёша сказал мне, что сенатор сделал ему предложение. Я произнесла пространную речь о том, почему этого делать не надо, но Лёша принял предложение, а я пожала плечами — твоя жизнь, ты её и живи. Я тогда и предположить не могла, что это будет на́ша жизнь.
Ссора с сенатором и последовавшее уголовное дело оказались очень предсказуемы. Я всё сказала, что думаю об этом. И ещё сказала: продавай всё и уезжай. Он тебя посадит.
Лёша ответил:
— Ты же знаешь, что меня не за что сажать.
Я и правда это знала. Но я также к тому времени (а это уже 2007-й) прекрасно понимала, что никого это волновать не будет. Надо будет посадить — посадят.
Я объясняла ему это день ото дня. Он не слышал. И я всё меньше его видела. И всё меньше понимала, что происходит.
А происходила Таня. Я понятия не имела, что это именно она, и просто готовилась к отъезду и разводу. Было понятно, что отношения наши бесперспективны и надо эвакуироваться. Кто-то там у него завёлся, и хорошо, прекрасный повод съебаться. Я его раздражала тем, что существую, разборок мне не хотелось, он в разборках нехорош, вязкий и душный, и я планировала тихо оставить помещение, сильно подозревая, что он не сразу и заметит.
Тут случились арест и посадка, и из шкафов посыпались скелеты. Когда он смог мне позвонить, то продиктовал телефон Тани (так я узнала, что это снова Таня) и попросил меня связаться с ней. Потому что у неё есть деньги, он дал ей 1,5 млн рублей (тогда по курсу это было 50 тысяч долларов). Надо ли говорить, что у меня таких денег никогда не бывало.
Хм. Ну хорошо. Пережив обыск и допрос, я позвонила Тане. Таня уже знала, что Лёшу арестовали, дело как-то сразу стало громким, но громким специфически. Заголовки были — «Арестован муж Романовой».
Я спросила Таню, будет ли она заниматься Алексеем в тюрьме. Таня страшно удивилась и сказала — нет. Ок. Тогда я спросила её, сможет ли она вернуть деньги мне, ибо за адвокатов надо платить. Она ответила, что не сможет. Ок. Тогда я попросила её вернуть деньги маме Алексея при случае. С мамой Алексея — тоже Татьяной — у нас как-то сразу не сложилось ничего, она была то ли комсоргом, то ли парткомом, то ли месткомом ТАСС, спортивная редакция, и здесь у меня с советской властью случились эстетические разногласия.
В тюрьме мы сражались спина к спине, и за пять лет стало понятно: мы семья, мы порвём друг за друга.
Это было искренне, это было хорошо, и это было правильно.
Кстати сказать, как только ФСИН со мной ни боролся. Как только ни пытался не допустить меня до свиданий и тюрьмы. Но у меня было свидетельство о браке, а позже я стала официальным защитником. А не допустить они могли меня элементарно: к тому времени Алексей не был моим мужем, мы тихо и быстро развелись. Но я очень вовремя сообразила, что мне потребуется свидетельство о браке — а его отобрали при разводе.
Разводил нас мировой суд, а его решения доходят (во всяком случае, доходили в 2008 году) до ЗАГСов не сразу. И я быстро ринулась в ЗАГС, где нас расписывали.
— Девочки, милые, выручайте. Я потеряла свидетельство о браке. Меня муж запилит. Дайте срочно дубликат.
— Оплачивайте пошлину, сейчас распечатаем.
Так я стала счастливым обладателем свидетельства о браке, которого не существовало. ФСИНу было достаточно проверить его подлинность. Ну в смысле да, свидетельство было подлинное. Но не действительное.
Мы потом много раз собирались снова пожениться, но всё время что-то мешало. То его снова сажают, то меня пытаются посадить и приходится уезжать в Германию. И вот в конце концов мы подали документы, чтобы жениться в Дании, там проще. Назначили дату: сентябрь 2018 года. Как раз было бы ровно 10 лет после развода.
Дальше звучит песня Рябинина и Шаинского в исполнении Анны Герман «Один раз в год сады цветут».
Проигрыш.
И платье шилось белое,
Когда цвели сады.
Ну что же тут поделаешь,
Другую встретил ты.
Красивая и смелая
Дорогу перешла.
Черешней скороспелою
Любовь её была.
Один раз в год
Сады цветут.
Весну любви
Один раз ждут.
Всего один лишь только раз
Цветут сады
В душе у нас.
Один лишь раз,
Один лишь раз.