— Контракт на квартиру на твоё имя?
— Да.
— Тогда я закурю.
Я, похоже, была единственным жителем Нью-Йорка, кто свободно и с наслаждением курил в квартире, не опасаясь никаких последствий. И я захлёбывалась от разных чувств, в том числе тревожных, но счастье быть здоровой превалировало и подавляло всё остальное.
Мне вдруг стало хорошо. Отпустило. Хочешь узнать, как за минуту сбросить 10 килограмм и 10 лет? Спроси меня. Нет, не десять. Двадцать. Да ебитесь вы все конём, но со мной всё в порядке. А вам лечиться надо, граждане.
Я сразу же купила обратный билет в Берлин и вызвала такси в аэропорт. Лёша спросил меня:
— Ты действительно собираешься летать назад? Оставайся, мы же завтра собирались все вместе покататься на велосипедах в Центральном парке! Как раз Маша прилетает, я ей билет купил, мы всё обсудим!
Нет, граждане, теперь я точно знаю, кто тут болен. И медицина тут бессильна.
— Оля, ты не хочешь мне ничего сказать? Или спросить?
А да, кстати, у меня есть один вопрос.
— Слушай, в Берлине с мая было +38–40, как же вы трахались-то?
Я не выношу жару, Лёша тоже, а кондиционеры в Берлине — большая редкость. Почему-то этот технический вопрос оказался у меня единственным.
До тех пор, пока не открылась бездна.
Хождение по мухам
Я была потрясена. Не тем, что случилось, а ка́к.
Эти двое просто абьюзили меня. И абьюзили жёстко.
Да, но нельзя просто взять и выключить брак. Мы были знакомы 16 лет, мы жили вместе 13 лет, мы прошли тюрьму и много всего интересного и правильного.
Этого было жалко. Особенно жалко совместных воспоминаний, которые теперь придётся из памяти стереть вместе с эмоциями.
А стирать надо. И, конечно, надо немедленно хлопнуть дверью телеканала «OstWest». Но было бы неплохо обсудить это с хозяином канала Петей Тицким. В конце концов, это на его территории случился такой жёсткий абьюз. Это раз. А два — у меня кончается вид на жительство в Германии, мне надо его продлевать, и все мои документы готовы, ведь у меня была работа, страховка, доход какой-никакой. А сейчас у меня ничего этого нет. И, прямо скажем, это всё тянет на депортацию. А в Москву мне возвращаться нельзя. Я как-то резко передумала умирать в тюремной психбольнице.
Мы пошли с Петей обедать. Петя был вдохновлён и весел.
— Ты знаешь, на нашем канале никогда такого не случалось. Теперь так интересно! Жизнь прямо заиграла новыми красками, все ужасно возбуждены!
Хм. Не то чтобы я ждала сочувствия, я как-то тоже деловой человек и по делу пришла.
— Петя, но ведь это жёсткий абьюз.
— Ой, да ладно! Кстати, а ты не хочешь на канале остаться? Вы будете с Машей в разных комнатах сидеть.
Разговор стремительно терял смысл.
— Может, чем помочь?
— Петя, мне нужно продлевать ВНЖ.
— Хочешь, я тебе адвоката дам?
Понятно. Адвокат у меня и у самой есть. Но адвокат ничего не может сделать без бумаг. Бумаги я теряю с уходом с канала. Петя предлагает оставить всё как было. Тогда будут бумаги.
Да пошел бы он.
До свидания, весёлый Петя.
Мне надо идти в ведомство по делам иностранцев. И я иду туда с пустыми руками. Чёрт, чёрт.
Я одна в чужой стране, без языка, без денег, без работы, без страховки, я живу в съёмной двушке, и мне нечем за неё платить. Возвращаться мне нельзя, в России у меня там снова что-то возбудилось. Никаких оснований оставаться в Германии нет. Грузия? Украина? Но что я там буду делать и на каких основаниях туда перемещаться? Остаётся только возвращаться в Россию на свой страх и риск.
Чёрт, чёрт.
Кстати. Интересно, а почему это Маша с Лёшей решили раскрыться именно сейчас? Да, Лёша упоминал, что это было их совместное решение.
Раскройся они на месяц раньше — я бы за этот месяц смогла перегруппироваться и придумать что-нибудь со своим ВНЖ. Раскройся они на неделю позже — я бы успела продлить ВНЖ на три года, а дальше хоть потоп, за три года я успею всё.
Чёрт, они оба знали мои проблемы и дату окончания моего вида на жительство.
Чёрт, они просто таким образом от меня избавляются. Отправляют меня в Россию на верную уголовку и арест. Близкая подруга и муж, которого я пять лет вытаскивала из тюрьмы. И пару раз из-под ножа там.
Чёрт.
Ещё и Петя, хозяин канала, который прекрасно всё это знает и веселится. Что-то я в своей жизни сделала не так. Сначала позволила жёстко себя абьюзить, а теперь позволяю себя сажать. Кстати, кстати. Надо срочно разобраться в делах «Руси Сидящей». Когда я уехала в Германию, я назначила директором Алексея. Все были против. Но я больше никому не доверяла.
Чёрт, идиотка.
Срочно прекратить его полномочия директора. Срочно провести аудит. И что-то придумать с ВНЖ.
С ВНЖ оказалось очень сложно, я в итоге получила два отказа, это длилось четыре месяца, мне закрывали выезд, на меня орали тётки в ведомстве по делам иностранцев, но ВНЖ продлили — я подписала контракт с одним чудесным издательством в Берлине, и вопрос решился, хотя проделать это человеку в моём положении было решительно невозможно. Да, это была дерзкая задача, но мне нужно было выжить и сломать чужой отлично продуманный план.
Я всё время думала о том, что это план двух близких мне людей, которые знали обо мне всё. Это в мою бедную голову так и не уложилось. Я же не мешаю, никого не держу, мы давно разведены и не успели снова пожениться, ничего не делю, на фига меня обязательно надо высылать в лапы российского ФСИНа.
Ну не козлы ли.
Зато в эти дни я хорошо поняла, что такое друзья. Ира и Ира, Ксюша и Алексей, Анатолий и Сергей, Лёня и Илья, Люба и Милана — спасибо. Благодаря друзьям у меня появились деньги, на которые я могла спокойно жить с полгода, мощная поддержка, несколько дополнительных мозгов и пара гениальных идей.
Мне нужно было срочно взять дела в свои руки и проверить, что там с «Русью Сидящей». Я, конечно, знала обо всех текущих делах, у нас каждый день проходили совещания, у нас круглосуточно работал общий чат, но я отдала Алексею право подписи финансовых документов. Здесь могла таиться разгадка, почему от меня нужно непременно избавиться.
Ну да. Именно так всё и оказалось.
Жаль.
Мне очень нравится одно точное и ёмкое тюремное выражение: «Доброе за лоховское принимают».
Надо, наверное, перевести. Лучше на примере: сидите вы спокойно в тюрьме, пообвыклись, наладили жизнь и связи, передачки вам регулярно заходят. И вот однажды к вам в камеру переводят бедолагу. Такого голодного и неумного лишенца. Вы человек не злой и с понятиями, вы начинаете бедолагу подкармливать. А он после сытного ужина с вашего кошта предлагает вам сыграть в карты на майонез — и жульничает. Вы всё видите. Это ж детский сад, штаны на лямках. Он решил, что вы добрый — а значит, глупый. Лох. И вот тут бы самое время с лишенцем твёрдо побеседовать. Совестливый лишенец (такое редко, но бывает) повинится, и всё пойдёт своим чередом. Он больше не будет путать доброе с лоховским, будет держать себя в рамках тюремных приличий. А лишенец бессовестный устроит скандал. Аааааа! Это не я в карты жульничаю, это ты играть не умеешь, отдай майонез. Ааааааа! Ты по какой статье сидишь, лох, а я по воровской, отдай майонез. Ааааааа! Я Васю Рябого знаю, и Севу Пахучего, отдай майонез.
Да можно и отдать.
Назавтра лишенец не удивится, что у него нет завтрака, обеда и ужина. Зато он отжал майонез у лоха.
Только для девочек
Когда случился крах моей семьи, мне позвонила Ирена Лесневская.
— Ну что. Ты же знаешь, что я его всегда терпеть не могла.
Знаю, конечно, Ирена ведь очень искренний человек.
Чтобы закончить с этим.
Удар был сильным, и я долго не могла прийти в себя. К тому же и Алексей вёл себя типически. Он сто раз возвращался. Мне кажется, так делают все или почти все.
Я оставляла этот ход, я всего лишь человек. Мне было трудно выкинуть на свалку истории полтора десятка совместных счастливых в общем лет. После того как стало понятно, что я решила свои проблемы с ВНЖ, а про 50 тысяч долларов я ещё ничего не знала, он много раз приходил и говорил о попытке начать сначала.
Я тоже пыталась, пока всё выглядело нелепым случаем с адюльтером. Но оно так не выглядело ни разу. Это был настоящий «Осенний марафон», только бездарный. Во всяком случае, интеллигентный Андрей Павлович Бузыкин не говорил — и не мог, конечно, говорить — гадостей о своих женщинах. Алексей говорил. Я думаю, что говорил обеим. Пару раз я испытала острое чувство к Маше. Не то чтобы сочувствия — нет, я всё ж во многом стерва, но это было острое чувство будущей солидарности.
Я пишу так откровенно и так прямо, чтобы будущим девочкам было понятно: иногда мужья от нас уходят так. Нехорошо по отношению к вам уходят. Что бы мы о вас — о соперницах, разлучницах, боже, какие идиотские слова, лучше сказать «о других девочках» — так вот, что бы мы о вас ни думали, вы того явно не заслуживаете.
Мне тогда стало больно. Что бы ни руководило Машей, она тоже того явно не заслуживала. Нельзя жить с одной женщиной и нудно приставать к другой — типа давай помиримся. Нельзя рассказывать общим друзьям, как тебе плохо без жены, когда ты пытаешься наладить отношения на другой стороне. И наоборот, конечно. Особенно нельзя говорить гадости одной про другую.
Это вообще харам.
Выкидывайте их сразу, всё равно человек сломался, несите нового.
Больше года прошло с момента нашего окончательного разрыва. Я была приглашена на большую частную вечеринку, куда слетались русские со всего мира. Все мы примерно представляли себе, кого увидим, все летели пообщаться, с приветами и весточками от общих знакомых и друзей. В том числе старая московская подруга, по которой я очень соскучилась. Она отозвала меня в сторонку:
— Прости Алексея. Он очень страдает. Он неплохой человек.
Я немного присела.
— Послушай, дорогая, русский Берлин — город маленький, все всё друг про друга знают. Алексей съехался с Машей, и у них всё хорошо. Это же твоя инициатива — поговорить со мной об этом?