тому что я богатое. Потому что у меня чиновники и олигархи не тырят. Поэтому могу себе позволить.
А как тебе стать хорошим человеком?
Очень просто. Докажи мне, что ты можешь. Я дам тебе метадоновую терапию, если надо. Я дам тебе психологов, врачей и социологов, мастеров и учителей — заодно, кстати, подкину им зарплаты. Когда ты выйдешь из тюрьмы, я дам тебе социальное жильё и возможность трудоустроиться. Ты работай, не водись с плохими компаниями, отчисляй мне процент (ты помнишь, что ты мне должен?), и через пять лет я скажу тебе: чики-пуки, ты исправился, прощаю тебе долги твои. Живи хорошо, живи для себя.
Государство предлагает отсидевшему преступнику разные инструменты для устройства. Не справился, снова угодил в тюрьму — ок, у тебя ещё будет шанс. Старайся.
С тюремным контингентом работают организации типа «Руси Сидящей» — пусть будет «Норвегия Сидящая». Их много, это НКО. Никто не запрещает им работать в тюрьмах. Никто их не преследует, как нас. В основном эти организации состоят из бывших осуждённых, которые уже точно порвали с проклятым прошлым и заполнили свой вакуум нормальными социальными отношениями. И могут этому научить других, и помочь, и понять — потому что сами знают. Ну как мы. Только государство не прессует их, как нас, а наоборот — даёт расцвесть пышным цветом. Они и берут на себя ответственность за социальную адаптацию откинувшегося. Потому что сами это прошли, потому что знают и умеют, и любят своё дело. Потому что — в отличие от государства — у них есть имя, фамилия, своя жизнь, своя история и свои методы. Отработанные в том числе на гранты, в том числе государственные, в том числе иностранные.
И ни на какой язык не перевести, почему в России это считается плохим делом.
Ну потому что.
Тюрьмы народов мира. Франция
Я хорошо знаю женские тюрьмы Норвегии, Франции и России.
Про Россию отдельный разговор. Есть у меня ощущение, что одно неосторожное движение — и я напишу ещё пару книг уже изнутри российской женской зоны.
В норвежских женских зонах хорошо. Мне довольно трудно о них рассказывать, ибо ну чего душу-то травить. Есть тюрьма построже, на окраине Осло, я была там два раза, там содержится около 60 женщин, все они совершили тяжкие или особо тяжкие преступления, много наших. Там есть библиотекарь, норвежка, так она свой отпуск проводит в тюрьмах стран СНГ, помогает коллегам и привозит книги на языках сиделиц. Красавица, не грымза. Камеры — хотя язык не поворачивается назвать эту малогабаритную однушку камерой — одноместные, все условия. Три звезды твёрдо.
Зоны женские (для женщин, совершивших лёгкие преступления и средней тяжести) — это уже по-нашему твёрдые четыре звезды. На природе, в сосновом лесу, с морским видом и салат-баром типа «олл инклюзив». Тоже мельком видела много русских и украинских имён. Общаться они не захотели.
А вот во Франции заключённые женщины общались с удовольствием. Но про женщин в тюрьме, да ещё и во Франции, надо рассказывать отдельно, к тому же куртуазно.
Я, кстати, заметила, что наш человек везде остаётся нашим человеком, где бы он ни сидел. Кроме Франции. В смысле человек мужского пола российского происхождения или экс-СССР в любой тюрьме Франции остаётся тем же человеком мужского пола со своей весьма узнаваемой спецификой. А вот женщина становится подругой Алена Делона. Любая.
В мужской тюрьме Франции сидят арабы, турки, курды, французы, нигерийцы, украинцы, грузины, русские и все-все-все, а в женской тюрьме сидят француженки. Я не знаю, как это у них так получается.
Вне зависимости от возраста, веса, знания языка и привычек, женщины во французской тюрьме норовят изящно порхать, задумчиво вздёргивать бровь, томно глядеть в даль и загадочно вздыхать, проделывая всё это одновременно.
Самые знаменитые французские тюремные истории, конечно, про любовь. Начну, например, с сообщений информационных агентств:
французский суд приговорил начальника женской тюрьмы в Версале к двум годам лишения свободы, признав его виновным в интимной связи с заключённой. Роман между заключённой, осуждённой на девять лет за соучастие в похищении, пытках и убийстве человека в 2006 году, и начальником исправительного учреждения начался в декабре 2009 года. Начальник исправительного учреждения регулярно посещал 23-летнюю осуждённую, дарил ей мобильные телефоны и сим-карты, а также завёл ей страницу в социальной сети Facebook, чтобы общаться с ней и там. Другие осуждённые, знавшие о чувствах директора тюрьмы, называли заключённую между собой «госпожа начальница». По мнению прокуратуры, обвиняемый как минимум дважды вступил с женщиной в интимную связь.
Суд признал 42-летнего начальника тюрьмы виновным и приговорил его к двум годам реального лишения свободы и году условно. Кроме того, суд оштрафовал его на 10 тысяч евро и запретил в дальнейшем занимать руководящие должности в пенитенциарной системе.
Это чудесная история, и очень французская. Бывший начальник, пока сидел, написал про эту историю роман, его раскупили, а потом вышло кино «Роковое влечение» Пьера Годо. Не знаю, как во Франции, а в России рекламный слоган придыхал: «В кино будет жарко…»
Короче, этот начальник, Флориан Гонсальвес, всё равно озолотился. Дело было в Версале (и в Версале есть СИЗО), а Эмма, роковая любовница, была иранкой. Они встретились на показе мод в тюрьме. Начальник, конечно, был женат, жил в квартире с камином и с видом на дворец, коллекционировал древнеримские монеты, китайский фарфор и живопись XIX века.
Эмма (жертва сексуальных домогательств своего дяди) приехала во Францию вместе с матерью и сестрой-инвалидом, когда ей было одиннадцать. В четырнадцать стала жертвой группового изнасилования, пыталась покончить собой. А в семнадцать, подсев на наркотики и попав в плохую компанию, стала приманкой для молодого (и бедного) еврея, продавца мобильных телефонов, которого похитила банда и долго пытала, пока он не умер. Они хотели выкуп, они считали, что все евреи богатые. Начальник тюрьмы называл её Цветком Востока. Она его — Моё сердце. Их сдали другие осуждённые, которые обвинили его в фаворитизме. Ну и симки он ей таскал, конечно.
Он отсидел и освободился раньше неё. Она вышла по УДО. Попробовали повстречаться, но ничего не вышло. Разбежались. Это, конечно, самая знаменитая французская тюремная история после графа Монте-Кристо, но лучше, потому что документальная и сегодняшняя. И вообще-то типичная. Просто Флориан попался.
А теперь самое время рассказать про Мишеля. Имя, кстати, я изменила, чтобы у него не было неприятностей: он и сейчас действующий высокопоставленный чиновник французского МИДа. Это уже моя история, но я не француженка, как ни стараюсь, а потому она не любовная, увы. Она внешнеполитическая.
Дело было сразу после моего вынужденного и скоропостижного отъезда из России летом 2017 года. Я жила в доме у своих французских друзей, у Бискайского залива. Они работали в Париже, а я сидела на берегу океана и пыталась сообразить, что мне делать дальше. Французского я не знаю, и все мои попытки в него вникнуть закончились полным провалом. И тут я встретила Мишеля, который говорил по-русски, и вообще мы были с ним шапочно знакомы, когда он работал в Москве. Он дипломат, что важно.
А здесь он отдыхал.
Время от времени мы брали устриц и вина и шли вечером смотреть на закат. И вот однажды вечером он говорит:
— Давай я налью тебе прекрасный «Гервюцтраминер».
— Мишель, такой прекрасный закат, я не хочу немецкого вина.
Блин. Пока эти слова вылетали из моего рта, я уже всё поняла. Но они вылетели, я не успела вовремя захлопнуть рот.
Мишель — серьёзный дипломат. У него заиграли желваки, и он побледнел.
— Это Эльзас. Эльзас — наш.
Не знаю, стало бы лучше, если б я сказала, что Крым — наш. Я попыталась перевести всё в шутку, я объяснилась, я пела и свистела, но прежней искренности так и не вернула.
Боже, какая я идиотка.
Конечно, Эльзас французский. «Гервюцтраминер» из Эльзаса — французское вино. Дети, это невозможно понять, это нужно запомнить. Но вся эта история мне сильно пригодилась во французской тюрьме.
Несколько месяцев у меня горели щёки от внешнеполитического унижения: как я могла попутать Эльзас? А в тюрьме получила полную сатисфакцию. Причём именно от французов. Дело было в женской тюрьме Ренна — это, кстати, единственное во Франции чисто женское учреждение. Народу там не очень много: центр чуть больше чем на 200 мест, и арестантский дом на 56 мест. Это не наши женские зоны на полторы тысячи душ.
Мне там, в Ренне, понравилось: нормальные условия, душевные тётки. В арестантском доме одна — ну очень стильная, худая, в кепарике, знаете, такая от рождения икона стиля лет сорока — разговорилась. Прибыла недавно и очень рада. Не первый раз уже. Здесь отдыхает душой — не то что на воле. Проблемы у неё с алкоголем. Как трезвая — так душа-человек, а как выпьет — так начинается домашнее насилие. Бьёт мужа смертным боем. Муж-то ничего, пообвыкся, но соседи полицию вызывают, вот её и приняли в буйном виде. Сейчас здесь отдохнёт, сил поднаберётся, и назад. Муж да, уже приходил, переживает. Была бы я мужиком, я бы от такой тоже всё терпела.
В центре девушки посерьёзнее. Говорить с ними можно, но опять же условие: за что сидишь, не спрашивать. Как везде, кроме России. Спросила начальника тюрьмы — он везде с нами был, симпатичный такой усатый и немного пузатый мужик: а статистика-то какая? За что в основном сидят?
Убийства, грабежи, разбой.
А тётки такие симпатичные. В камеры свои заводят, хозяйство своё показывают, сплетничают, кто тут с кем. Что, кстати, не проблема, хотя и не поощряется никак: камеры (комнаты, конечно) не закрываются днём, если ты хочешь побыть наедине с собой или не только с собой, не проблема — ты можешь закрыть свою камеру изнутри. Но не снаружи. Типа захотелось уединения. И никто не потревожит.
Please do not disturb.
И вот эти прекрасные бабёнки отвели нас в столовую и тихонько так говорят: