(Батарцеву.) Паша… Я не знаю, как это случилось… Но с каких-то пор ненормальное мы считаем нормальным, недопустимое — допустимым, неположенное — положенным!.. Вчера Валерка говорит: «Ну, что папа, ты, конечно, завтра выступишь против нашей бригады?» — «А почему ты так думаешь?» — «А потому, говорит, что Павлу Емельяновичу наш поступок наверняка не понравится, а ты против Павла Емельяновича никогда в жизни не пойдешь». И добавил: «Я могу тебе, папа, совет дать. Ты завтра на партком не ходи. Скажи — заболел». Вот такие дела, Павел Емельянович. Извини меня, но я — за предложение Потапова. (Садится на свое место, закуривает.)
Поднимается Айзатуллин — его очередь.
Айзатуллин. Я убежден, товарищи члены парткома, что мы должны быть честными. Но я не убежден, что мы должны быть глупыми! Я тебя, Григорий Иванович, слушал и никак не мог понять, где я, собственно, нахожусь: в институте благородных девиц или на крупном современном производстве? Как-никак мы деловые люди. Не очень, правда, еще деловые, но все-таки! А вы посмотрите, в каком идиотском положении мы можем сейчас оказаться! Совсем недавно мы доказывали, требовали, умоляли — измените нам план! С большим трудом главк пошел нам навстречу. С большим трудом! А теперь мы должны поехать в этот же главк и таким тоненьким голоском сказать: тут у нас один бригадир подсчитал, что, оказывается, план мы выполнить могли, так что, пожалуйста, восстановите его… Это же скандал! Все наши отношения с главком немедленно летят к чертовой матери! Ведь после того, как главк подписал нам изменение плана, он за это отвечает больше, чем мы! Вы понимаете, что отсюда вытекает? Товарищи, давайте не витать в облаках! Для нас очень важно то обстоятельство, что руководство главка относится к тресту доброжелательно! Это отражается и на снабжении, и на фонде заработной платы, и на других жизненно важных вещах. Ведь пока еще не роботы решают вопросы, а люди. И нам очень важно, чтобы те люди, которые решают вопросы, уважали нас… Тут Дина Павловна говорила: мы слишком любим свой трест! Да, любим! Это закон жизни — стараться, чтобы твоя организация выглядела лучше! И этот закон главк понимает. А вот то, что предлагает Потапов, — этого главк не поймет!.. Так же нельзя. Пришел Потапов, принес две тетрадочки, и сразу все пошло вверх тормашками! А если бы товарищ Потапов не работал в нашем тресте? Если бы нам немножко меньше повезло в жизни? Тогда, очевидно, вопрос не стоял бы. Значит, все зависит от одного человека?..
Соломахин. Один человек — это не так мало, Исса Сулейманович. Вот, скажем, взять вас. Если бы на вашем месте был другой…
Айзатуллин(не сдержавшись). Если бы на моем месте был другой, вас бы давно всех разогнали!.. (Садится.)
Соломахин(обращаясь к Зюбину). У вас будет что-нибудь, Александр Александрович?
Зюбин, который за все время не произнес ни слова, встает.
Зюбин. Тут Павел Емельянович упрекнул меня премией. Дескать, я ее не заслужил. Так вот, Павел Емельянович, завтра утром я свою премию сдам обратно в кассу. Можете меня снимать, я пойду работать к Потапову в бригаду. Простым бетонщиком. Вы, Павел Емельянович, наверное, не знаете, что значит на нашей стройке работать прорабом. Это значит, Павел Емельянович, бегать с утра до вечера высунув язык, как собака! Я здесь с первого колышка — и не было ни одного дня нормального, спокойного! (Сел. Но тут-же встал снова.) И еще я хочу сказать Комкову. Запомни, Комков, тебе до Потапова далеко. Ты только за себя. Хватать за горло — твой метод. Но уже скоро такие бригадиры, как ты, уйдут в тень… Не улыбайся. Ты в передовиках ходишь только потому, что на стройке порядка нет! (Снова садится, на этот раз окончательно.)
Соломахин(Черникову). Виктор Николаевич… вы будете говорить?
Черников(не сразу, сидя). Как я понимаю, если предложение Потапова будет принято, Павла Емельяновича снимут с работы. (Помолчав.) Я от всей души поддерживаю это предложение.
Айзатуллин(вскочив). Вы карьерист! Вы бы всех тут уволили, одного себя оставили! Когда вам светила должность главного инженера, вы поддерживали Павла Емельяновича! А теперь осмелели? Рано хороните! (Резко поворачивается к Соломахину.) Это вы виноваты, что партком принимает такой оборот! Лично вы! Поторопились: «Я — за». Вы что, думаете, если свою точку зрения как секретарь парткома высказали первым, вас обязательно поддержат?
Соломахин. Успокойтесь. Ничего страшного не происходит.
Айзатуллин. Значит, вы согласны с заявлением Черникова?
Соломахин. Я считаю, надо сначала выслушать Черникова.
Айзатуллин. А по-моему, сейчас не время обсуждать этот вопрос!
Соломахин(Черникову). Прошу вас, Виктор Николаевич…
Черников. А мне больше сказать нечего.
Возможно, препирательства продолжались бы еще, но поднялся Батарцев.
Батарцев(старается говорить спокойно). Пока Павла Емельяновича еще не уволили из треста, он, с вашего позволения, скажет несколько слов. Честно говоря, я не ожидал, что наш сегодняшний разговор зайдет так далеко. И не буду скрывать, я в некоторой растерянности. От многого, что я здесь сегодня видел и слышал. Но раз уже пошло в эту сторону, то, я думаю, надо идти до конца. Вы, товарищ Потапов, и понятия не имеете, в какой момент, в какое сложнейшее переплетение обстоятельств вы влезли со своими тетрадочками!.. Я собирался доложить об этом членам парткома несколько позже, не сегодня, но вот придется сделать это сейчас. (Пристально посмотрел на Соломахина.) Вы все знаете, что к концу этого года страна ждет от нас пуска комбината. Та продукция, которую будут здесь выпускать, уже разнаряжена, расписана на десятки предприятий. И даже за рубеж! Так вот, я должен вам сообщить: пуск комбината под угрозой срыва!
Соломахин вскинул голову.
(Прямо встретил его взгляд.) Да, Лев Алексеевич, к сожалению, дела обстоят именно так… Нам придется пускать комбинат без некоторых объектов. Без центральной лаборатории. Без ремонтно-механической базы. И без очистных сооружений.
Соломахин. Павел Емельянович, нам никто не позволит пускать комбинат в урезанном виде!
Батарцев(резко). А почему нам позволили три года назад начинать строить этот комбинат задом наперед?! Труб не было! Технической документации не было! А план был! И вместо того чтобы сначала провести подземные коммуникации, построить дороги, построить базу, я начал возводить здания, цеха, класть стены! А начало стройки, чтоб вы знали, это ген, из которого потом все дальнейшее произрастает! Вы посмотрите на нашу площадку: все перекопано, перерыто, вся технология нарушена! А почему? Потому что мы так начали! (Чуть спокойнее.) Теперь я хочу вам объяснить, товарищ Потапов (поворачивается к Потапову), почему так беспокойно ведет себя сегодня Исса Сулейманович. Дело в том, что, пока вы с Милениной делали свой анализ (показывает на тетради), он (кивает на Айзатуллина) сидел ночами и делал другой расчет. Расчет, доказывающий, что с первого дня строительства трест был поставлен в такие условия, которые дают нам сегодня право настаивать на изъятии из пускового комплекса некоторых объектов!..
Соломахин. А почему партийный комитет ничего не знает об этом расчете?
Батарцев. Потому что он еще не готов, Лев Алексеевич. Я от партийного комитета ничего не скрывал и скрывать не намерен. Хотя ты меня в этом сильно подозреваешь! (Потапову.) Я не хочу сказать, что здесь (показал на тетради) — неправда. Если брать отдельно тот год, который здесь (опять похлопал по тетрадям) отражен, то все точно. Все правда. Но эта правда в немалой степени порождена той правдой, которую в своем анализе показывает Исса Сулейманович. Вы всё учли, за исключением того момента, что стройка была начата технологически неверно… А теперь представьте, что и ваши тетрадочки и расчет Иссы Сулеймановича — он на днях будет готов — вместе и одновременно поступят в главк! Товарищи, спросят нас, в чем дело? Вот у вас какие резервы (он потряс тетрадочками Потапова), вот где собака зарыта! В вашем неумении организовывать труд людей! А не в том, что вы не так начали! И ходатайство наше об изменении пускового комплекса будет отклонено! Пускайте, скажут! Полностью, как надо, пускайте, и никаких гвоздей!.. Стройка будет поставлена в тяжелейшее положение. (Соломахину.) Полного пуска все равно не будет, Лев Алексеевич. А будет кошмар штурмовщины, причем бесполезной… (Потапову.) Я вас прошу, очень вас прошу, товарищ Потапов, и как человек, проживший на свете пятьдесят два года, и как управляющий трестом, заберите свои тетради. Снимите с повестки дня свое предложение! Поверьте мне — это будет во всех отношениях и правильно и справедливо. Поверьте, что я вас прошу об этом не потому, что боюсь наказания за срыв пуска. Во всяком случае, не только поэтому.
Наступило молчание. Соломахин было встрепенулся, хотел что-то сказать, но не стал. Очевидно, он решил сначала послушать, что ответит управляющему Потапов. Все сейчас смотрят на Потапова. Потапов, опустив голову, молчит. Тогда поднялся Комков. Он взял со стола обе тетрадки и подошел с ними к Потапову.
Комков(протягивая тетради). От парткома бригаде Потапова на память. Надеюсь, на до-о-олгую!
Потапов взял тетради. Он прошел несколько шагов и остановился перед Батарцевым.
Потапов(негромко, Батарцеву). Зачем же вы начали, Павел Емельянович?
Батарцев. Что зачем я начал?
Потапов. Стройку зачем вы начали?
Батарцев(усмехнувшись). Вы, наверное, думаете, если я управляющий, я уже все могу? У меня был приказ. Был план!
Потапов. И вы не сопротивлялись?