— Если бы это было так блестяще, как вы говорите, — с печальной иронией ответила Лизл, — им никогда не удалось бы снова найти его.
— Нет. Я виню в этом только себя. Мне не следовало никогда приезжать в Швейцарию. Не окажись я здесь, эти паразиты не вылезли бы из своих щелей.
— Но откуда вы могли знать, как на самом деле обстоят дела? Вы же не думали, что Питер жив! — она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
Ее кожа была очень бледной, почти прозрачной, а каштановые волосы отливали темным золотом. Она была очень стройной; простую белую блузку приподнимали небольшие идеально округлые груди. Ее красота казалась чрезмерной, даже экстравагантной.
Ничего удивительного, что Питер решил расстаться со всем, что у него было, чтобы прожить жизнь с этой женщиной. Бен чувствовал властную притягательность этой красоты, но твердо знал, что никогда в жизни не поддастся этому влечению.
— Вы живете не под своим настоящим именем, — заметил он.
— Конечно, нет. Все мои местные знакомые знают меня под другим именем. Я совершенно официально поменяла его. Маргаритой Хубли звали сестру моей бабушки. А насчет Питера им было известно только то, что он был моим дружком, канадским начинающим писателем, которому я немного помогала. Они знали его тоже под другим именем...
Ее голос упал до шепота; она умолкла и на несколько секунд уставилась в темное окно.
— Тем не менее он продолжал поддерживать кое-какие из своих контактов — с теми, кому он, безусловно, доверял. Он называл их своей “системой раннего оповещения”. А потом, несколько дней назад, когда ему позвонили и рассказали о кровопролитии на Банхофштрассе... Он понял, что там произошло. Я умоляла его ничего не делать. Но нет, он настоял на этом! Сказал, что у него нет выбора. — Черты ее лица исказились в презрительной гримасе, голос сорвался на пронзительное рыданье. Сердце Бена сжалось от боли.
Она снова заговорила слабым, сдавленным голосом:
— Он должен был защитить вас. Уговорить вас уехать из страны. Он должен был спасти вашу жизнь, невзирая на то, что сам подвергался при этом смертельной опасности. О, боже, я говорила, что ему не следует ехать. Я просила, я умоляла его.
Бен взял ее за руку.
— Мне так жаль...
А действительно, что он мог сказать? Разве можно передать словами, как ему мучительно больно, что пришлось умереть Питеру, а не ему самому? Он скорбит, что все сложилось так, а не иначе. И еще одно — он любил Питера гораздо дольше, чем она.
Голос Лизл снова смягчился.
— Я ведь даже не могу попросить, чтобы мне выдали его тело, не так ли?
— Нет. И никто из нас не может.
Она сглотнула слюну.
— Вы знаете, Питер очень любил вас...
Ему было очень больно слышать это. Он вздрогнул.
— Мы много дрались. Я думаю, что это наподобие того закона физики, знаете, где говорится, что каждое действие вызывает равное противодействие.
— Вы, двое, не просто выглядели похожими, но и были очень схожи между собой.
— Не слишком.
— Это может сказать только близнец.
— Вы меня совсем не знаете. По темпераменту, по эмоциональному настрою мы были совершенно разными.
— Возможно, это такая же разница, какая бывает между двумя снежинками. Несмотря на некоторые различия, они все равно остаются снежинками.
Бен с благодарностью улыбнулся.
— Я не уверен, что нас можно было назвать снежинками. Мы всегда причиняли окружающим слишком много беспокойства.
Что-то в ней снова сломалось. Теперь она плакала навзрыд, и при виде ее мук сердце Бена готово было разорваться.
— О, боже, но зачем им нужно было убивать его? Для чего? Зачем? Он никогда ничего не сказал бы, он же не был дураком!
Бен терпеливо ждал, пока она не успокоилась снова.
— Питер сказал мне, что он нашел документ, список имен. Двадцать три фамилии высокопоставленных государственных деятелей и промышленников. “Люди, о которых ты должен был слышать”, — сказал он. Он сказал, что это был учредительный документ какой-то организации, созданной здесь, в Швейцарии.
— Да.
— Вы видели этот документ.
— Видела.
— Он вам показался подлинным?
— Насколько я могу судить, да. Все признаки, даже машинопись, походили на те, относившиеся к тысяча девятьсот сороковым годам бумаги, которые мне доводилось видеть.
— И где он теперь находится?
Лизл поджала губы.
— Перед тем как мы уехали из Цюриха, Питер открыл счет в банке. Сказал, что делает это прежде всего ради сейфа, который при этом выделяет банк. Он хотел держать там бумаги. Я не знаю наверняка, но мне кажется, что он должен был поместить этот список туда.
— А не мог ли он спрятать его дома, в вашей хижине?
— Нет, — быстро ответила Лизл, — в нашей хижине нет никаких укромных мест.
Бен мысленно отметил, что она отреагировала на его слова слишком поспешно.
— А ключ от этого сейфа у вас?
— Нет.
— Если счет на имя Питера, разве не было опасности того, что плохие парни могли бы узнать о его существовании?
— Именно поэтому он не стал открывать его на свое имя. Счет открыт на имя его поверенного.
— Вы помните, кто это был?
— Конечно. Это мой кузен доктор Маттиас Дешнер. Даже не кузен, а троюродный брат. Дальний родственник, достаточно дальний для того, чтобы никто не мог бы догадаться о его связи с нами... со мной. Но он хороший человек, заслуживающий полного доверия. Его контора находится в Цюрихе, на улице Санкт-Аннагассе.
— Значит, вы доверяете ему?
Целиком и полностью. В конце концов я доверяла ему наши жизни. Он никогда не предавал нас и никогда не предаст.
— Если по прошествии стольких лет люди, обладающие влиянием, властью и широко разветвленными связями, идут на такие отчаянные меры для того, чтобы заполучить этот документ, он должен быть чрезвычайно важным. — Перед мысленным взором Бена вдруг возникло ужасное зрелище безжизненного тела Питера, залитого кровью. Спазм стиснул его.
Глаза Лизл наполнились слезами, губы искривились, как будто она пыталась сдержать подступившие рыдания.
— Да, — сказала она. — Если вы сможете сделать это... Если вы будете вести себя осторожно, так же осторожно, как вы добирались сюда, то для меня не может быть высшего счастья. Разыщите их, Бен. Заставьте их расплатиться за то, что они сделали. — Она крепко сжала нос большим и указательным пальцами, словно старалась сдержать чих. — Теперь мне нужно вернуться домой. Я должна попрощаться с вами.
Она казалась с виду безмятежной, но Бен все же сумел разглядеть глубоко затаенный страх. Это была сильная, замечательная женщина, настоящий бриллиант. Я сделаю это и для себя, и для вас, — подумал он.
— До свидания, Лизл, — сказал Бен, целуя ее в щеку.
— До свидания, Бен, — сказала Лизл, когда он вышел из автомобиля. Она еще долго смотрела на него. — Да, заставьте их расплатиться.
Глава 12
Асунсьон, Парагвай
Такси, которое Анна взяла в аэропорту — старый, гремящий на всех ухабах “Фольксваген”, — оказалось далеко не таким симпатичным, каким показалось ей на первый взгляд. Можно было подумать, что у него вовсе не было глушителя. Они проехали мимо приятных на вид особняков в испанском колониальном стиле, а затем въехали в забитый транспортом деловой центр города, где на обсаженных деревьями улицах кишели пешеходы и ездили старинные желтые троллейбусы. Нигде за пределами Германии она не видела столько “Мерседесов”, как здесь; многие из них — Анна хорошо это знала — были крадеными. Асунсьон, казалось, застыл в сороковых годах, и время проходило мимо, никак не сказываясь на его жизни.
Ее отель — маленький и непрезентабельный — размещался в деловом центре, на Колон. В путеводителе он был объявлен как трехзвездочный. Было ясно, что автору путеводителя специально за это заплатили. Портье сразу зауважал Анну, обратившуюся к нему на хорошем испанском языке.
Потолки в ее комнате были высокими, стены — облупленными, а так как окна выходили на улицу, то всю комнату наполняли невероятно громкие звуки, доносящиеся снаружи. По крайней мере в номере была своя ванна. Но если не хочешь, чтобы на тебя все обращали внимание, то не стоит останавливаться там, где обычно останавливаются “гринго”.
Из маленького холодильника, носившего громкое имя “бар”, Анна достала бутылочку aqua con gas[12] — она оказалась лишь чуть-чуть холоднее воздуха в комнате, — не спеша напилась, а затем позвонила по номеру, который ей дали в Соmisaria Centrico — главном управлении полиции.
Это не был официальный контакт. Капитан Луис Болгорио занимался в парагвайской policia расследованием убийств и несколько раз по телефону обращался за содействием к американским властям. Анна узнала его имя в обход официальных каналов, через своих друзей из ФБР. Болгорио был обязан американским полицейским своими служебными успехами, и это давало повод надеяться на его лояльность.
— Вам повезло, мисс Наварро, — сказал капитан Болгорио, когда они созвонились в следующий раз. — Вдова согласилась повидаться с вами, несмотря даже на то, что пребывает в трауре.
— Замечательно. — Они разговаривали на деловом языке, то есть по-испански. Повседневным языком здесь был гуарани. — Спасибо вам за помощь.
— Это богатая и важная дама. Надеюсь, вы отнесетесь к ней со всем уважением.
— Конечно. Тело...
— Это не по моему ведомству, но я могу устроить вам визит в полицейский морг.
— Отлично.
— Дом находится на Авенида Марискал Лопез. Вы сможете добраться туда на такси, или мне вас подвезти?
— Я возьму такси.
— Очень хорошо. Я прихвачу с собой все документы, которые вы запрашивали. Когда мы встретимся?
Через консьержа она заказала такси и весь следующий час просматривала дело “жертвы” — хотя ей трудно было применять слово “жертва” к такому матерому преступнику.
Она знала, что вряд ли сумеет добыть еще какие-то сведения, помимо тех, которые содержались в картонной папке, предоставленной ей Аланом Бартлетом. Капитан Болгорио помогал ей лишь потому, что помощь, оказываемая ему самому время от времени Федеральной криминальной полицией Соединенных Штатов, обеспечила его успехи на родине и помогла произвести хорошее впечатление на начальство. Стопроцентная “услуга за услугу”. Болгорио распорядился, чтобы тело Проспери пока задержали в морге.