Для нормального читателя эта повесть — сплошное идиотство. Вы поймете все это только тогда, когда будете знать тайный «ключик»: герой этого «Дьявола» — такой же двуполый педермот, как граф Толстой. И путался он сначала не с крестьянкой, а с мужиком. А потом женился, но его по-прежнему тянет к мужчинам. Но зачем же тогда стрелять жену? Или другого педермота? Логический вывод — стреляйся сам! И обратите внимание на характерное название — «Дьявол».
Недавно я видел кинофильм по повести Толстого «Казаки». И опять та же фальшь. Молодой дворянин прощается со своими собутыльниками в столице и уезжает на Кавказ, якобы в поисках каких-то идеалов. Там он встречает настоящих людей — казаков — и даже вроде влюбляется в простую казачку, воплощение здоровья и красоты. Но когда красавица-казачка наконец говорит ему «да», наш герой почему-то пасует и поспешно смывается.
Почему? Да потому, что Толстой вкладывает в своих героев свою собственную душу — душу педермота. В общем, Толстой морочит нам голову, выдавая ненормальных людей за нормальных.
Сейчас на Западе Солженицына сравнивают с Толстым. Да, кое-что общее есть. Например, в рассказе «Случай на станции Кречетовка» пышная красотка соблазняет героя в постель, но он упорно сидит и штудирует Карла Маркса. Тогда красотка встает из горячей постели и стоит перед героем голая, приглашая его вкусить все блага рая. Кто бы из вас здесь не соблазнился? Но герой Солженицына хватает книжку Карла Маркса и убегает на улицу. Какая политическая сознательность! И какая литературная примитивщина!
Эта навязчивая идея импотенции проходит во многих его вещах — и в «Круге первом», и в «Раковом корпусе». Его герои как будто лезут к женщинам, но в последний момент, когда героиня говорит «да», они почему-то пасуют и убегают. Типичная реакция импотентов.
Дело в том, что на таких людей полагаться нельзя. Они очень двойственны и двуличны. А потом оказывается, что это шизофреник или параноик. Напомню диагноз знаменитого психиатра Россолимо о Толстом: «Дегенеративная двойная конституция: паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой» (Александра Толстая, «Отец», т. 2, с. 365).
«Севастопольские рассказы» и «Война и мир» — очень патриотические произведения. Казалось бы, что граф Толстой любит свою родину? А вот посмотрите, что он пишет в то же самое время в своих дневниках и в частной переписке:
«Противна Россия, просто ее не люблю», — это в дневнике от 6 августа 1857 года, после возвращения из Европы. А в письме Александрии Толстой от 18 августа того же года он пишет: «В России скверно, скверно, скверно… Поверите ли, что, приехав в Россию, я долго боролся с чувством отвращения к родине…» (А. Толстая, «Отец», т. 1, с. 153).
Приехав домой в Ясную Поляну, он пишет в своем дневнике от 8 августа 1857 года: «…Россия противна, и чувствую, как эта лживая, грубая жизнь со всех сторон обступает меня» (Полн. собр. соч., «Госиздат», т. 47, с. 150).
Побывав в Европе, где ему тоже не понравилось, Толстой пишет в своей записной книжке от 13/25 мая 1857 года, что «все правительства равны по мере зла и добра» и что «лучший идеал — анархия». (Там же, с. 208). Видите, что ему хочется — анархию! Вот такие-то графья и погубили Россию.
Сидевшие в аудитории члены советского правительства, слушая все это, думали: «Да-а, эти профессора из КГБ свое дело знают — как обеспечивать безопасность государства. Значит, потому они и Солженицына выкинули — чтобы он разводил свою критику и анархию за границей».
А генерал-профессор Руднев продолжал:
— Чтобы вы не подумали, что я занимаюсь развенчанием великих людей, послушаем теперь и другую сторону — американскую разведку ЦРУ. В их журнале «Мосты» (№6, Мюнхен, 1961, с. 209), в статье «Бес равенства» о Толстом пишется так: «Писатель был близок к сумасшествию, к самоубийству (это психическое потрясение Толстого убедительно разбирал тончайший наш философ-психолог Лев Шестов)…».
А вот что происходит с дочками графа-педермота Толстого Машей и Таней: «Бог лишил Машу детей. Проносив ребенка 7–8 месяцев, движение в ней прекращалось и ребенок умирал. Первый раз это объяснили случайностью, но то же повторилось и на второй, и на третьей беременности — дети рождались мертвыми, и то же самое при первой же беременности случилось с Таней».
Это пишет 13-е чадо Толстого Александра в своей книге «Отец», т. 2, с. 214. Глядя на все это, Александра Толстая осталась старой девой и вместо мужа завела себе подружку-еврейку Татьяну Шауфус. Обе взяли себе приемных детей. Откровенно говоря, это честнее того, что делал граф Толстой.
Эта Александра Толстая жила в Америке и, совместно с мадам Шауфус, командовала там «Толстовской фермой». Но знаете, что было на этой ферме раньше? — Колония для дефективных детей! А сейчас там колония для выживших из ума стариков, где предпочтение отдается бывшим революционерам, вроде княгини Паниной, одной из богатейших женщин России, в доме которой начинал свою карьеру Ленин, и анархистам, вроде махновца Жигулева, который пишет о себе так: «Я был во всех левых партиях и организациях. Левее может быть только сумасшедший дом». И беглая принцесса Светлана Сталина там тоже гостила. В общем, каждой твари по паре!
В американских газетах писали, что Александра 13-я продолжала дело Толстого, получая на это пожертвования от таких благотворителей, как американская разведка ЦРУ и… Светлана Сталина. В «Новом русском слове» от 04.03.1958 (в дальнейшем — НРС) сообщается, что Толстой вручен крупный чек от какой-то странной организации под названием «Святые и грешники». Хм-м, вот и разбери здесь, где святые и где грешники. А Сталин просто гнал их в концлагеря — и святых, и грешников.
— Возьмем следующего гиганта русской литературы — Достоевского. Профессор Ломброзо в своей книге «Гениальность и помешательство» пишет, что Достоевский дал поразительно яркие типы душевнобольных в «Идиоте», «Подростке» и «Преступлении и наказании». Толстой говорит о Достоевском так: «Он сам больной, и все его герои тоже больные». А Достоевский отвечает: «Толстой совсем помешался». Видите, какой обмен любезностями между гениями!
В «Психиатрическом трехмесячнике», издающемся в Нью-Йорке, доктор Г. М. Давидсон, тоже из сионских мудрецов, в 1964 году поместил статью «Достоевский и вечная драма человека». Там доктор Давидсон анализирует эту драму, понимай — психические болезни, от библейских пророков и евангелистов до Фрейда и затем указывает на некоторые «тенденции гомосексуального порядка в жизни Достоевского и его творчестве».
Отец Достоевского происходил из духовного сословия, был помещиком — и садистом. И он так издевался над своими крепостными, что они в конце концов убили его. Но «даже царский суд» оправдал этих крепостных. Из садизма отца происходят и «тенденции» Достоевского, в творчестве которого много садо-мазохизма, то есть смеси садизма и мазохизма, что обычно так или иначе связано с гомосексом. Из 4 детей Достоевского 3 умерли в детском возрасте, по-видимому, как результат дурной наследственности.
Характерно, что в молодости садо-мазохист Достоевский был членом кружка революционеров-петрашевцев, о которых он позже сам писал в своих «Бесах», что это было «противоестественное и противогосударственное общество человек в тринадцать». Заметьте символику — тринадцать! Чертова дюжина! В кружке петрашевцев Достоевский был один из самых левых и стоял за цареубийство. За это он был по суду приговорен к смертной казни. Но царь, которого он хотел убить, помиловал его и заменил ему казнь каторгой.
На каторге в Сибири с Достоевским происходит своего рода трансформация, и из левого он превращается в правого, становится писателем-реакционером. Возможно, что ему помогло «лечение трудом», которое проповедовал Толстой.
Сравнивая Толстого и Достоевского, нужно отметить, что эволюция Толстого происходила от Бога к дьяволу, а у Достоевского как раз наоборот — от дьявола к Богу. Соответственно этому Достоевский умер счастливым, просветленным человеком. А жизнь Толстого перед смертью была сущим адом, где он все время носился с мыслью о самоубийстве.
Достоевского считают великим психологом. Точнее, как говорил Толстой, он сам был психопатом и все его герои — тоже психопаты. Но описывал он их честно, гораздо честнее, чем Толстой. Критики считают, что Достоевский не любил своих героев. Да и как любить этих психов? У меня, например, герои Достоевского возбуждают тревогу. А на Западе по героям Достоевского судят обо всем русском народе.
Был ли Достоевский психом? Ну вот вам пример. Когда его любимая жена Анна Григорьевна была беременна, лежит она в холодной комнате в постели, а гениальный муженек трясущимися руками снимает у нее обручальное кольцо, хватает единственную теплую юбку, бежит в ломбард и закладывает это, а потом летит в казино и проигрывает все в карты. А любимой женушке нечего есть. Кстати, у Достоевского и его жены была разница в возрасте в 25 лет, а это уже плохой признак.
Достоевский и его герои — это типичные латентные, или подавленные гомо из 37% д-ра Кинси, а героини — из 47% д-ра Виттельса. Напомню, что говорится о таком подавленном гомосексе в Библии:
«Когда нечистый дух выйдет из человека; то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел… Тогда идет, и берет с собой семь других духов, злейших себя, и вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Матф. 12:43-45).
«Семь других духов» — это просто всякие психозы.
Интересно как Достоевский писал свой роман «Идиот». Сначала он хотел изобразить там идеально доброго человека, Иисуса Христа в наше время. А в результате получился «Идиот». Потому-то в своей «Легенде о Великом инквизиторе» Достоевский и говорит, что если бы Иисус Христос появился в наше время, то его опять распяли бы.
Достоевского считают пророком. Приведу вам некоторые интересные высказывания этого пророка: