Лени громко рассмеялась. Воспользовавшись тем, что К. отвлекся, она крепко прижалась к нему и прошептала:
– Забудь про него, ты же видишь, что это за человек. Я немножко вошла в его положение, потому что он крупный клиент адвоката, вот и все. А ты? Хочешь успеть поговорить с адвокатом? Он сегодня очень плохо себя чувствует, но, если хочешь, я о тебе доложу. А на ночь, конечно, останешься у меня. Ты так давно к нам не заходил, даже адвокат о тебе спрашивал. Нельзя пускать процесс на самотек! А я, кстати, кое-что разузнала, надо бы тебе рассказать. Да сними же наконец пальто!
Она помогла ему раздеться, взяла у него шляпу и пальто, сбегала в переднюю их повесить, вернулась тоже бегом и занялась супом.
– Доложить сначала о тебе или отнести первым делом суп?
– Сначала доложи, – сказал К.
Он был зол: ведь ему хотелось сперва обсудить с Лени свои обстоятельства, и в особенности возможное расторжение договора, но присутствие торговца отбило у него всякую охоту. Теперь, однако, его дело казалось ему слишком важным, чтобы позволить заморышу-торговцу оказать сколько-нибудь решающее влияние на его ход, так что он окликнул Лени, уже вышедшую в коридор:
– Нет, все-таки отнеси сперва суп. Ему надо подкрепиться перед разговором со мной – разговор предстоит тяжелый.
– Вы тоже клиент адвоката, – тихо сказал торговец из своего угла с интонацией скорее утвердительной, чем вопросительной.
– А вам-то какое дело? – сказал К.
– Сиди тихо, – сказала Лени. – Так я отнесу ему сперва суп. – И налила суп в тарелку. – Только, боюсь, он сейчас же заснет, он, как поест, быстро засыпает.
– Как услышит то, что я собираюсь сказать, спать сразу расхочется, – сказал К.
Он хотел намекнуть, что намеревается обсудить с адвокатом некое важное дело, чтобы Лени сама начала его расспрашивать, – и только тогда попросить у нее совета. Но она лишь в точности исполняла указания. Проходя мимо К. с тарелкой, она нарочно чуть толкнула его и прошептала:
– Доложу ему о тебе прежде, чем он доест суп, тогда ты раньше ко мне вернешься.
– Делай свое дело, – сказал К.
– Не груби мне, – сказала она, поворачиваясь со своей тарелкой к выходу.
К. не хотел больше сердиться и проводил ее взглядом; теперь он окончательно решился уволить адвоката. Это даже к лучшему, что не вышло заранее обсудить это с Лени. У нее не было полной картины, она бы наверняка посоветовала этого не делать, возможно, даже удержала бы его от расторжения договора, оставив в сомнениях и тревоге, но в конце концов он все же вернулся бы к своему решению – ведь другого выхода не было. Чем раньше он выполнит задуманное, тем меньше будут потери. Кстати, может быть, и торговцу есть что сказать на эту тему.
К. обернулся к нему. Торговец не обратил на это внимания, потому что как раз поднимался с кресла.
– Не вставайте, – сказал К. и подвинул второе кресло поближе к торговцу. – Вы давний клиент адвоката?
– Да, – сказал торговец, – очень давний.
– Сколько лет он вас представляет? – спросил К.
– Смотря что вы имеете в виду, – сказал торговец. – Если по деловым вопросам – я торгую зерном, – то с тех пор, как у меня свое дело, то есть примерно двадцать лет, а если на процессе – вы, видимо, об этом хотели спросить, – то с самого начала, то есть уже больше пяти лет. Да, уже сильно больше пяти лет, – добавил он и вытащил на свет старый толстый портфель. – У меня здесь все записано, могу, если хотите, назвать вам точные даты. Но мой процесс идет, вероятно, даже дольше, он начался сразу после смерти жены, выходит, больше пяти с половиной лет назад.
– То есть адвокат занимается и обычным юридическим сопровождением?
К. придвинулся поближе к торговцу. Связь между судом и обычным правом показалась ему добрым знаком.
– Именно, – сказал торговец и добавил шепотом: – Говорят даже, что в обычных юридических вопросах он проявляет больше рвения, чем в тех, других.
Похоже, он тут же пожалел о сказанном, поскольку положил руку К. на плечо и попросил:
– Прошу вас, не выдавайте меня.
К. ободряюще хлопнул его по коленке и сказал:
– Не выдам, я не такой.
– Он человек мстительный, – сказал торговец.
– Не станет же он мстить клиенту, – сказал К.
– Еще как станет, – сказал торговец. – Если его разозлить, он разбираться не будет, к тому же я ему не очень-то верен.
– Как это – не верны? – спросил К.
– Могу ли я вам довериться? – засомневался торговец.
– Думаю, можете, – сказал К.
– Что ж, – сказал торговец, – я вам расскажу, хоть и не все, но вам тоже придется доверить мне какую-нибудь тайну, чтобы нас обоих что-то сдерживало перед адвокатом.
– Вы очень осторожны, – сказал К. – Но я расскажу вам секрет, чтобы вас совершенно успокоить. Так в чем ваша неверность по отношению к адвокату?
– У меня, – неуверенно начал торговец таким тоном, словно признавался в каком-то бесчестном поступке, – есть, кроме него, и другие адвокаты.
– Но в этом же нет ничего ужасного, – слегка разочарованно сказал К.
– Очень даже есть, – сказал торговец, силясь отдышаться после такого признания. Впрочем, замечание К. придало ему чуть больше уверенности. – Это не разрешается. И уж тем более не разрешается брать вдобавок к адвокату еще и стряпчих. А я именно так и поступил, у меня, кроме него, еще пятеро стряпчих.
– Пять! – воскликнул К., пораженный этой цифрой. – Пять поверенных вдобавок к этому?
Торговец кивнул:
– Сейчас с шестым договариваюсь.
– Но зачем вам их столько? – спросил К.
– Без них никак, – сказал торговец.
– Не изволите ли растолковать поподробнее?
– Охотно, – сказал торговец. – Прежде всего, я не хочу проиграть процесс, это ясно и без слов. Значит, нельзя упустить из виду ничего важного. Даже если мало надежд извлечь выгоду из какой-то определенной ситуации, возможностями разбрасываться нельзя. Я все, что имею, вложил в процесс. Изъял из дела все деньги, например. Раньше моя контора занимала целый этаж, теперь хватает одной комнатенки с выходом во двор, работаю там с мальчишкой-учеником. Ужаться пришлось, конечно, не только из-за денег – я больше не могу так много работать, как раньше. Хочешь чего-то добиться на процессе – все остальные дела придется отложить.
– То есть вы и сами работаете в суде? – спросил К. – Как раз об этом я хотел бы узнать побольше.
– А мне почти нечего рассказать, – ответил торговец. – Поначалу я очень старался, но скоро перестал. Это слишком утомительно, а результатов почти нет. Самому работать и вести все переговоры оказалось совершенно невозможно. Все время сидеть и ждать – уже тяжко. Вы ведь и сами знаете, какой тяжелый воздух в канцеляриях.
– Откуда вы знаете, что я там бывал? – спросил К.
– Я как раз сидел в коридоре, когда вы проходили мимо.
– Вот это совпадение! – воскликнул К., проникаясь приязнью к торговцу и забывая, каким жалким он только что был в его глазах. – Выходит, вы меня раньше видели! Сидели в коридоре, а я как раз мимо проходил. Я и вправду шел там как-то раз по коридору.
– Не такое уж и совпадение, – сказал торговец. – Я там почти каждый день.
– Мне тоже, наверное, надо бы почаще туда ходить, – сказал К., – но едва ли меня станут каждый раз принимать с таким почетом, как тогда. Все вставали. Думали, я какой-то судья.
– Нет, – сказал торговец, – мы тогда приветствовали судебного пристава. А что вы обвиняемый, мы знали. Такие новости распространяются мгновенно.
– Знали, значит, – сказал К. – В таком случае мое поведение, наверное, показалось вам высокомерным. Ругали меня потом?
– Нет, – сказал торговец. – Наоборот. Но это глупости.
– Что глупости? – спросил К.
– А почему вы об этом спрашиваете? – огрызнулся торговец. – Вы, похоже, совсем не знаете этих людей и неправильно поймете. Имейте в виду, что многое в судопроизводстве умом не понять – слишком сильно устаешь и много отвлекаешься, так что понимание заменяют суеверия. Я говорю о других, но и сам я не лучше. Одно из этих суеверий состоит в том, что по лицу обвиняемого, особенно по рисунку губ, можно многое узнать об исходе процесса. Так вот, говорили, что, судя по вашим губам, вас наверняка приговорят, и очень скоро. Еще раз – это дурацкое суеверие, факты его, как правило, полностью опровергают, но, вращаясь в этом обществе, трудно не поддаться влиянию предрассудков. А это, поверьте, сильный предрассудок! Мы хоть и приветствовали пристава, но вряд ли поднялись бы все разом с мест без какого бы то ни было знака, – а вы ведь с одним из нас заговорили, верно? Но он вам ничего не смог ответить. У него, конечно, было много причин чувствовать себя не в своей тарелке, но одна из них – ваши губы. Он позже рассказывал, что увидел в ваших губах еще и предвестие своего собственного осуждения.
– Мои губы? – переспросил К., вынул карманное зеркальце и посмотрелся в него. – Не вижу в моих губах ничего особенного. А вы?
– Я тоже, – сказал торговец, – ровным счетом ничего.
– Какие все суеверные! – воскликнул К.
– А я о чем? – спросил торговец.
– И что же, вы много общаетесь, обмениваетесь мнениями? – спросил К. – Я до сих пор держался совсем в стороне.
– На самом-то деле общения почти нет, – сказал торговец. – Оно и вряд ли возможно, слишком много людей в нашем положении. Да и общих интересов маловато. А если иногда и зарождается ощущение, что у какой-то группы есть общий интерес, быстро выясняется, что это заблуждение. Сообща против суда ничего не добьешься. Каждое дело расследуется отдельно, этот суд отличается тщательностью. Потому и не сделаешь ничего сообща, только одиночка может тайно чего-то добиться, и лишь тогда другим удается об этом узнать, но все равно никто не понимает, что именно произошло. Так что никакой общности нет, люди сидят, бывает, вместе в коридоре, но говорят между собой мало. А суеверия сложились в стародавние времена и множатся будто сами собой.