Ни при каких обстоятельствах! Сказано, так сказать, без обиняков, что Дания готова пойти на любые уступки, если того потребует Германия. Но ведь это же как раз противоречит политике нейтралитета! Даже в случае насильственного нападения — как это произошло 9 апреля — страна не смеет сопротивляться. Нет нужды пояснять, что толкование Скавениусом нейтралитета нашло понимание и поддержку в Германии, а в Берлине его считают образцом внешнеполитического деятеля. Подобное заявление не осмелился бы сделать датский министр иностранных дел, если бы он не находился под защитой немецких штыков.
В третьем абзаце заявления говорится, что немецкая политика стремилась не допускать участия Дании в военных действиях. Даже если это и так, то способ недопускания кажется все же странным, а результат его воистину плачевен для самой Дании.
Конечно, вполне возможно, что немцы оккупировали Норвегию и Данию с целью обеспечения себя железной рудой. Но в своем заявлении Скавениус, нисколько не колеблясь и не сомневаясь, соглашается с аргументацией немцев.
Но самым компрометирующим представляется мне последний абзац. Я не стану сейчас повторять эти уничижительные отзывы о великих победах немецкой армии, потрясших весь мир, хотя можно предположить, что в обязанности министра иностранных дел оккупированной страны не входило высказывать свое восхищение по поводу варварского разрушения Варшавы, бесцеремонного захвата Голландии и Бельгии, расправы с гражданским населением при вторжении во Францию. Знаменательно здесь утверждение о готовности Дании признать этот новый порядок в Европе, политический и экономический, при немецком главенстве и о стремлении занять подобающее место в неизбежном сотрудничестве с великой Германией. Такое заявление по сути перечеркивает основу соглашения от 9 апреля, согласно которому немцы обязались уважать нашу политическую независимость. Правительственное заявление Скавениуса давало немцам повод для вмешательства во внутренние дела Дании. Оно как бы побуждало к решительным действиям.
Но если у немцев оставались еще кое-какие сомнения на этот счет, им стоило только почитать заявление Гуннара Ларсена. Министр общественных работ высказывается открыто, не таясь, что занялся политикой, дабы содействовать проведению нового порядка в социальной и экономической жизни Дании, который является неизбежным следствием изменившихся условий в Европе. Как можно еще яснее сказать о готовности отказаться от экономической и политической самостоятельности, чтобы стать вассалом немецкого государства?
Заявление Скавениуса и заявление Гуннара Ларсена явились прямым нарушением Договора 9 апреля. Отныне мы вступали на опасный путь компромиссов. Скавениус поманил только слегка, а немцы уже тут как тут. Внутри правительства образовались две группировки, представлявшие вплоть до 29 августа 1943 года два диаметрально противоположных мнения насчет датской политики в условиях оккупации страны. На одной стороне стоял Скавениус с его политикой пассивности и подчинения, на другой стороне — национальные политики, которые, хотя и склонялись перед фактом оккупации страны, но пытались оказывать сопротивление, насколько это было, разумеется, возможно.
Заявление Скавениуса было для немцев неким радушным жестом гостеприимства, и, чтобы это как-то подчеркнуть, Скавениус поручил министру Мору торжественно вручить его в Берлине.
Когда зовут черта, он легок на помине. Берлин послал тотчас же в Копенгаген своего представителя для проведения переговоров по поводу валютной и таможенной унии.
Не стоит тратить много слов на пояснения, что значила бы для вас эта таможенная и валютная уния. Когда маленькая страна заключает подобный союз с великой державой, она тем самым становится, так сказать, как бы частью этой державы. Естественным следствием такой внешней политики является отказ от собственной экономики, торговли, предпринимательской деятельности, отказ от собственной самостоятельности. Если тогда еще позволительно говорить о суверенности маленького государства, заключившего унию с великой державой, так только потому, что другие страны ведут себя деликатно, делая вид, будто верят в нее. Здесь суверенитет — одна сплошная видимость. Если бы таможенный и валютный альянс состоялся, Дания попала бы в большую зависимость от Германии, чем, к примеру, английские доминионы от Англии. Наша страна превратилась бы в протекторат с весьма ограниченным местным самоуправлением.
Таковы были бы последствия внешней политики Эрика Скавениуса. Он был неглупым человеком и сам все прекрасно понимал. Вероятно, можно найти психологическое объяснение его поступкам. Ведь Скавениус был убежден в победе немцев и хотел создать для Дании привилегированное место в Европе. Говорят, что Стаунинг на вопрос о том, насколько далеко зашел Эрик Скавениус в своем дружелюбии к немцам, заметил, что Скавениус никогда не был особенно дружелюбно к ним настроен. Я тоже не верю, что Скавениус был сторонником нацистов или желал поддерживать Германию так, как это делали датские нацисты. Но у него сложилось свое мнение насчет исхода войны, и сообразно убежденности в победе Германии он проводил свою внешнюю политику. Да, я подчеркнуто повторяю свою внешнюю политику. Поэтому мы сегодня обвиняем его в том, что он принудил страну к политике, противоречившей интересам и датского народа, и правящей политической коалиции.
Таможенная и валютная уния была политикой Скавениуса.
Но позвольте следовать дальнейшему ходу событий.
При вручении заявления министра иностранных дел в Берлине произошло следующее: 18 июля министр Мор посетил господина Риттера, экономического эксперта в немецком министерстве иностранных дел. Риттер уже получил копию заявления Скавениуса, и он спросил Мора, следует ли понимать это заявление так, будто Дания готова обсудить сотрудничество в области экономики еще до окончания войны. По его мнению, вопрос был принципиальный. Мор ответил, что сомневаться не приходится, на этот вопрос нужно ответить утвердительно. Тогда Риттер сказал, что он хотел бы сразу же информировать об этом «высшие инстанции», он думал, что готовность к переговорам до окончания войны падет на благодатную почву, даже если с немецкой стороны едва ли были еще хорошо подготовлены к таким переговорам.
30 июля господин Риттер прибыл в Копенгаген с двухдневным визитом, и в министерстве иностранных дел он выразил пожелание, чтобы датское правительство незамедлительно заняло принципиально положительную позицию относительно вступления Дании в «хозяйственную унию» с Германией. На заданные вопросы он ответил, что под унией подразумевается таможенная и валютная уния. Если Дания принципиально не возражает против такого союза, то в Берлине хотели бы начать переговоры о краткосрочном «рамочном соглашении». Когда это «рамочное соглашение» закончится и определятся его основные линии, тогда в ближайшие 2–3 месяца последуют новые переговоры об окончательном переходе в унию с уточнением всех деталей.
День спустя, 31 июля, Скавениус вручил господину Риттеру меморандум, написанный по-немецки. Он начинался так:
«Датское правительство заявляет, что оно принципиально не возражает против немедленных переговоров с немецким правительством касательно заключения соглашения о хозяйственном содружестве при соблюдении полной политической самостоятельности Дании».
Скавениус, таким образом, фактически дал свое согласие на присоединение Дании к третьему Рейху в экономическом отношении, считая это решение благоразумным и неизбежным.
В тот же день на заседании Комиссии сотрудничества Скавениус объяснил планы. Он сказал, что пока это еще только предложение, которое нужно принять к сведению, и что обсуждение его еще предстоит, когда время придет. Сейчас, по его словам, речь шла всего лишь о том, готовы ли мы вообще к переговорам, и он подчеркнул, что мы свободны в своем выборе — «но что мы подпишем в том случае, если политика останется без изменений».
Я прошу Суд обратить внимание на неискренность в поведении Скавениуса. Еще не просохли чернила текста меморандума, направленного господину Риттеру, как он перед Комиссией девяти заявляет, что речь идет всего лишь о нашей готовности к переговорам. Сам он, однако, давно уже ведет переговоры, обрисовав немцам контуры будущего сотрудничества. Иными словами, он связал по рукам и ногам себя самого и правительство. И лишь политическая недальнозоркость немцев предотвратила нашу гибель. Если бы они довольствовались малым, что им предлагал Скавениус, то тут и карте место.
Для проведения дальнейших переговоров в Берлин послали датскую правительственную делегацию во главе с особо доверенным лицом Скавениуса Гуннаром Ларсеном. Здесь был представлен проект таможенного и валютного союза, в котором предусматривалось, к примеру, что немецкие таможенные тарифы будут внедрены в Дании посредством датского таможенного закона. Между тем в датских деловых кругах пронюхали об этих переговорах и подняли страшный шум. Протесты неслись со всех сторон. Проект Скавениуса получил в стране такой отрицательный резонанс, что переговоры были прерваны, и датская делегация еще раз прибыла в Берлин лишь для того, чтобы сообщить — Дания не может согласиться на выдвинутые немцами предложения. После неудавшихся переговоров была создана специальная Комиссия, которой надлежало исследовать возможности более тесного экономического сотрудничества с Германией. Создание такой Комиссии было чистой формальностью. Ренте-Финк всего лишь один раз справился о ней. Там работали не торопясь, без треволнений.
Мы подошли сейчас к центральному пункту обвинения, которое я по роду своей должности выдвигаю против Эрика Скавениуса. Я прошу выступить в качестве свидетеля бывшего члена фолькетинга Олуфа Педерсена.
Председательствующий: Займите свидетельское место, господин Олуф Педерсен.
Обвинитель: Господин Педерсен, вы выполняли обязанности секретаря в Комиссии сотрудничества, так называемой «Комиссии девяти», учрежденной с согласия всех партий для контроля за политикой правительства. Вы помните, что произошло на заседании 13 августа 1940 года, когда обсуждался вопрос о поездке правительственной делегации в Берлин?