Позднее я узнал подробности героических дел комсомольца Василия Кирилловича Митина. До фронта он служил командиром прожекторного взвода на одной из батарей береговой обороны Тихоокеанского флота, однако служба в прожекторном взводе не удовлетворяла смелого и решительного офицера Митина, и он все время просил командира батальона перевести его на должность командира огневого взвода, - поскольку очень любил артиллерийскую технику. Но его не переводили. Когда же началась война, Василий Кириллович подал рапорт о переводе в морскую пехоту, при этом заявил командиру: Пустите меня на фронт. Что я у вас буду небо мазать? Лучше пойду фашистов бить. Митина отпустили. В бригаде он был назначен командиром огневого взвода в противотанковый дивизион, но матчасти не оказалось. В бою за Языкове Митин участвовал со своим взводом как пехотинец. Но вот лейтенант с группой бойцов, уничтожив прислугу, захватил у врага миномет. Повернув его в сторону противника, моряки открыли огонь по отходящим гитлеровцам и продолжали стрелять до тех пор, пока не кончился боезапас. На второй день боя смельчаки первыми ворвались в Борносово, захватили новый комплект мин у врага и вновь громили врага его же собственным оружием. На поле боя Митин показал себя инициативным и находчивым командиром. Он в течение двух недель успешно воевал трофейным оружием, пока не получил артиллерийскую противотанковую батарею отечественного производства.
Я узнал от краснофлотца Маничева и подробности подвига, совершенного моим воспитанником Никитиным. Со стороны кладбища в село ворвалась рота лейтенанта Черепанова. Продвигаясь с боем вдоль села, моряки встретили упорное сопротивление. Гитлеровцы, засевшие в большом доме, сильным пулеметным огнем преградили путь наступающим. Дом был обложен до окон бревнами и мешками с землей, окна превращены в амбразуры, из которых простреливалась вся улица. Несколько раз атакующие поднимались в атаку, но каждый раз на них обрушивался многослойный свинцовый ураган. Продвижение роты приостановилось. Черепанов понимал, что задержка наступления усилит врага.
Уничтожить огневую точку вызвался Никитин и попросил при этом:
- Дайте побольше гранат, да почаще беспокойте фашистов!
Лейтенант разрешил.
- Берите помощников по своему усмотрению, а гранат - сколько донесете!
Окинув взглядом бойцов отделения, лежавших за срубом колодца, старшина скомандовал:
- Захаров, Маничев, Малеев, за мной!
Никитин повел свой отряд в обход огородами. Шли осторожно, скрываясь за изгородями, кустами прошлогодней полыни, по открытым участкам пришлось ползти.
И вот цель почти достигнута. Уже видны из-за угла знакомые белые наличники на окнах. Осталось преодолеть несколько метров. Ползли особенно осторожно. Обнаружив в заборе щель, маленький Никитин ловко юркнул в нее и со двора подал команду:
- Все заходите с улицы. Услышите взрыв - бегите к окнам и действуйте по обстоятельствам.
Затем старшина пробрался к окну, из которого выглядывал ствол пулемета и метнул в него связку гранат. Раздался сильный взрыв, окно окуталось дымом. Никитин в упор расстрелял трех выбежавших гитлеровцев и ворвался в дом. Оставшиеся в живых гитлеровцы, выбивая сапогами стекла, выпрыгивали на улицу, где Захаров, Малеев и Маничев встречали их огнем. Выбежав в переулок, Никитин увидел, что из погреба, метрах в 30 от дома, бьет вражеский пулемет. Старшина бросился туда, но его тяжело ранило. Все же моряк дополз до погреба и последней гранатой уничтожил пулемет.
Когда мы подошли к месту взрыва и заглянули в погреб, то увидели прислонившегося к стене мертвого обер-лейтенанта. На его новеньком сером мундире красовались два железных креста. Из дневника гитлеровца мы узнали, что он прошел по Чехословакии, Польше, Франции и Белоруссии, погубив сотни невинных людей. За все злодеяния ему отомстил советский моряк.
Из погреба были извлечены трупы еще нескольких офицеров. Там же нашли оперативные документы. Оказывается, в погребе помещался штаб вражеского батальона.
После боя к комбригу Безверхову подошли два моряка. Они привели высокого, сухощавого старика и мальчика лет десяти - двенадцати.
- Вот кого, товарищ полковник, следовало бы наградить, - обратился один из моряков к Безверхову, показывая на деда и мальчика. - Они многим нашим краснофлотцам спасли жизнь, убив фашистскую кукушку.
И моряки рассказали подробности.
- Когда мы вышли из леса и пошли в атаку, то заметили, что два наших бойца ранены, хотя со стороны врага выстрелов вроде не было. Стали наблюдать и увидели, что начали падать моряки и в соседнем отделении. Впереди, неподалеку стояла высокая кудрявая елка, и вдруг среди ее ветвей блеснул огонек: это действовал фашистский снайпер. Надо было его как-то снять. Пока обдумывали план действий, услышали необычный выстрел, и с дерева что-то с шумом упало. Когда мы подбежали, около ели уже были они, - моряки указали на старика с мальчиком, - а на снегу лежал гитлеровский снайпер, убитый, как рассказал мальчик, дедушкой.
Полковник Безверхов поблагодарил Якова Стегалина и его внука, крепко пожал им руки.
Заключительные бои за Языкове тоже были ожесточенными.
... Держались еще несколько укрепленных точек: каменная церковь и ряд домов у обрывистого склона холма. Артиллерист лейтенант Г. И. Стулов с группой моряков - Худяковым и Борисовым, скрываясь за постройками, переползая сугробы, подкрались к вражеской пушке, стоявшей между домами. Перебив гранатами немецких артиллеристов, они захватили орудие, выкатили его на улицу и прямой наводкой начали огонь по колокольне церкви.
Веером разлетаются осколки кирпича. Колокольня окутывается дымом и красноватой пылью. После нескольких метких выстрелов пулеметы верхнего этажа замолчали.
Моряки уже были готовы открыть огонь и по нижнему этажу, откуда гитлеровцы еще огрызались пулеметными очередями, но разведчик Пяткевич доложил, что там свои, колхозники. Боец сообщил, что в церкви - овощехранилище и там скрываются жители села, выгнанные немцами из домов.
- Делать нечего, придется добивать фрицев врукопашную, - согласился лейтенант.
Стрелки Окунев, Захаров и Прохоров подобрались к окнам церкви и забросали пулеметчиков противника гранатами.
Наступавшие с разных сторон подразделения бригады соединились вечером в центре села. Но начался артиллерийский обстрел села. Оказывается, огонь вела батарея крупного калибра из Ольгово. Немецкие артиллеристы стреляли довольно метко: видимо, их наблюдатель сидел высоко и хорошо просматривал наше расположение.
Комбриг приказал командиру артиллерийского дивизиона капитану Мамаеву подавить огонь батареи противника. После наблюдения капитан установил, что НП противника находится на колокольне села Ольгово. Рассчитав данные для первого залпа батареи 76-миллиметровых пушек, капитан сам встал к орудию и открыл огонь. Стрельба оказалась эффективной: НП противника был, видимо, уничтожен. Через несколько минут огонь немецкой батареи прекратился и не возобновлялся в течение всего дня.
На другой день в Языкове привели первых пленных. Они шли под конвоем огромного роста главного старшины К. И. Пономарева, обвешанного немецкими гранатами, с новым немецким же автоматом на шее.
В 1936 году он окончил на Балтике школу учебного отряда подводного плавания, краснофлотцем прибыл на Тихий океан. Дни и ночи проводил он в отсеках, изумляя всех своим упорством и трудолюбием, умением организовать людей, и в течение двух лет стал старшиной группы электриков. Константин Иванович был всеобщим любимцем на корабле. Там, где он, никогда не скучно, там и тяготы походной жизни переносились легче.
На фронт Пономарев попал с большим трудом; считали, что он принесет большую пользу, оставаясь на своем месте. Тогда Константин Иванович обратился к члену Военного совета флота.
Не могу терпеть, - заявил Пономарев генералу, - когда льется кровь нашего народа, когда враг все дальше и дальше углубляется на нашу землю. Прошу отпустить в морскую пехоту.
В 71-й бригаде Пономарев был назначен командиром взвода в роту лейтенанта Борзаковского и вскоре стал известен всей бригаде.
- Вот, товарищ комбриг, привел консервированных фашистов! - с улыбкой доложил главный старшина, указав автоматом на гитлеровцев, с тревогой смотревших на нас. Они переступали с ноги на ногу и ежились от мороза в своем довольно легком обмундировании.
- Это почему же консервированных? - строго спросил полковник.
- Мы их извлекли из силосной ямы. От них до сих пор неприятно пахнет, по-прежнему улыбаясь, ответил моряк.
Пленных, среди которых оказался один офицер, допрашивал комбриг. Переводчиком был начальник химической службы Н. А. Будрейко, окончивший до войны Московский университет и хорошо знавший немецкий язык. На все вопросы пленные упрямо твердили одно: Рус капут, Москва капут.
Комбриг вдруг резко встал и сказал, обращаясь к конвою: За баню!. Это означало: В расход.
Видимо, интонация комбрига возымела действие, а может быть, пленный офицер уловил тайный смысл слов комбрига, но он вдруг заговорил по-русски. Он оказался весьма разговорчивым, что было редкостью в то время. Лейтенант дал ценные показания.
- Наш полк в бою у Языкова понес огромные потери. Я командую ротой с начала войны. За все время рота потеряла всего 50 человек, а за последние три дня боев в моей роте из 200 человек осталось 16 солдат и 2 офицера... Я хорошо понимал, что командование не похвалит за такие потери, и искал смерти... но попал в плен. Последние два-три дня были самыми черными днями нашей части.
После допроса пленного Безверхов сказал многозначительно: Это хороший признак, раз фашистские офицеры заговорили. Значит наша берет. Верно, мы здорово научились их лупить! Свидетельство врага - лучшая нам похвала, ответил присутствовавший при допросе комиссар Бобров.
Позднее мы узнали, как были взяты пленные. Рота лейтенанта Борзаковского получила приказ прорваться в глубину обороны противника в деревне Борносово и атаковать укрепленную точку, которая мешала нашему продвижению.