Непросто было доставлять взрывчатку в Псков из партизанской глубинки. Лучшим «толовозом» группы был Александр Иванович Иванов, хозяин конспиративной квартиры на Черехинскои улице, 12. Нет сейчас этого дома – его сожгли фашисты, отступая из Пскова.
А вот вторая конспиративная квартира на Железнодорожной улице, 21, где жил составитель поездов Михаил Григорьевич Гусев, уцелела. Стоит этот Дом о трех окнах по фасаду в большом фруктовом саду. В войну эта зеленая маскировка была очень кстати. К тому же дом находился на самом краю города, за ним – кустарники, мелколесье. лучше места не придумать. Условный стук в окно – и появлялся на крыльце хозяин всегда немногословный, осмотрительный и надежный.
По-отечески бережно и требовательно относился руководитель наших подпольщиков Иван Степанович к самому молодому своему разведчику – восемнадцатилетнему Саше Быстрову. Был этот огневой парень незаменим, когда требовалось, как говорят, пробраться сквозь игольное ушко. Работал Саша сапожником надомником – обувку чинил. Тоже хорошее прикрытие и новости к тебе сами стекаются: сколько народу то за день перебывает! Надо срочно в бригаду – Саша когда ни позови, готов. И назад идет не пустой – несет тол, мины замедленного действия, листовки свежие газеты. Были у него для этого дела и корзины с двойным дном, и бидон специальный.
В последней операции он участвовал вместе с Дидрихсоном: отправились на рыбалку в устье реки Великой. Задание было получено из штаба партизанского движения – установить прочность льда для возможной высадки десанта и прохода боевой техники. Было это в феврале сорок четвертого. Вернулись с хорошим уловом – и рыбки привезли, и замеры сделали. Местные рыбаки помогли.
Наша железнодорожная группа продолжила дело начатое еще в сентябре сорок первого подпольщиками, которых возглавлял машинист Л. С. Акулов. На счету этих патриотов было много славных подвигов. Но фашистам удалось выследить их – большинство погибло в застенках гестапо. Горький опыт наших товарищей учитывали мы, организуя подпольную сеть. Более тщательно отбирали людей, усилили конспирацию, до мельчайших подробностей продумывали каждый шаг подпольщиков. Деятельность небольшого по составу коллектива оказалась весьма эффективной.
Группа вышла из этой схватки без потерь. А было все – и слежка, и обыски, и допросы. На определенном этапе, когда рисковать стало уже нельзя, пришлось Ивану Степановичу сдать свои полномочия. Вывезли в Партизанский край и его семью. Это была, кстати, целая операция.
Подготовили нужные документы, подводу и горластого старосту, который в один из вечеров приехал в Музейный переулок за семьей Ивановых. В соседских домах слышали, как он орал:
– Собираться! Побыстрее… Барахла много не набирать!
– Куда ж это на ночь то глядя? – запротестовала мать.
– Ваше место в деревне, где раньше жили. Есть приказ властей находиться там, где постоянное место жительства. Велели доставить вас туда. Пошевеливайтесь!
Вскоре сани скрылись в ночной мгле. Лошадьми правил староста деревни Горушка Иван Прокофьевич Прокофьев, много сделавший доброго для партизан.
Прошло несколько дней, и вот уже на свое первое боевое задание отправился самый младший и Ивановых – Коля. Вернулся – доложил о передвижении немецкой части: пушка у них, три пулемета обоз.
– Вот это дело, молодец, – похвалил я его. – Это тебе не из рогатки по Гитлеру стрелять.
Инженер Карл Везенталь вполне соответствовал занимаемой должности. Педантичный, знающий, требовательный, он навел порядок на городской электростанции. Случаев нерадивости не прощал, но с персоналом старался держаться просто и доступно.
– Герр начальник, нельзя ли для дома дровишек взять? Семья замерзает, – обратился к Везенталю инженер теплосети Семенов.
Даже на электростанции в ту лютую зиму не во всех помещениях было тепло. А каково горожанам? Были разобраны все заборы, старые постройки, разбитые дома.
Начальник электростанции не отказал себе в красивом жесте. К тому же Семенов был хорошим, исполнительным работником и вполне заслуживал поощрения.
… Дрова грузили с предосторожностями. Володя Осипов стоял метрах в двадцати от склада и, если что должен был подать условный сигнал. Бачок с турбинным маслом обложили со всех сторон чурками, досками, для страховки перевязали веревками. Когда возок был готов, Осипов-старший, потянув санки, спросил Семенова:
– Как, Михаил Георгиевич, управишься один? Тяжеловато.
– Дотащу.
Дрова пошли по назначению, а за турбинное масло были выручены хорошие деньги. Их оказалось достаточно для покупки по жестоким рыночным ценам нескольких килограммов настоящего свиного сала. Оно пошло на приготовление мази для партизанской аптеки. Многие недели, проведенные в землянках, в сырости давали о себе знать – распухали суставы, начинались кожные заболевания. Сотням людей помогла эта мазь, и мы от души благодарили подпольщиков с электростанции.
К созданию этой группы Иван Степанович Иванов тоже причастен. Долго приглядывался он к Семенову, которого знал еще по довоенному времени, а потом направил к нему связную. Назвалась она Галей (это была разведчица нашего особого отдела Шура Спиридонова). Сказала, что в партизанском отряде к инженеру относятся с доверием, потому что его рекомендовал «один надежный товарищ». Его имя Семенов узнал уже после освобождения Пскова, Михаилу Георгиевичу предлагали сделать все от него зависящее, чтобы станция давала немцам как можно меньше энергии.
Решить одному такую задачу не под силу. Стал Семенов подбирать надежных помощников. Первым на ком он остановил свой выбор, был плотник Михаил Григорьевич Осипов, впоследствии его квартира стала явочной устроил он на станцию учеником и своего четырнадцатилетнего сына Володю. Парнишка оказался на редкость смышленым, наблюдательным и вскоре стал полноправным членом группы.
Когда задумали мы взорвать на электростанции котлы, появилась проблема: как пронести туда тол? Тут Володя и проявил свою изобретательность. Он обкладывал тонко нарезанными ломтиками хлеба брикеты взрывчатки и под видом обеда проносил через проходную где дежурил немецкий часовой. Потом парень придумал еще более хитроумный способ: укладывал куски тола на дно бидона, заливал их водой и забеливал молоком. Ни одной осечки у него не было.
Тайник сделали в токарной мастерской, где работал другой подпольщик – Василий Иванович Гусев. Володя поступил к нему в ученики.
– Я обучал Володю слесарному делу, а партизанскую науку мы, можно сказать, проходили на равных, – вспоминает Василий Иванович. – Тайник оборудовали под большим токарным станком, куда и складывали тол, запалы, бикфордов шнур. Но прежде чем оказался в группе, пришлось первое время действовать самостоятельно. Вывел из строя несколько станков, перегнал на стружку специальную сталь, из которой делали кольца и клапаны. Впоследствии их пришлось вытачивать из простого железа, и они быстро изнашивались.
Поэтому, когда Семенов предложил мне сотрудничество, я уже был готов к нему.
Моя жена, Анастасия Георгиевна, работала на складе немецкого обмундирования. Бывшие склады Иркутского полка, находившиеся на углу улиц Октябрьской и Железнодорожной, были забиты мундирами убитых гитлеровцев. В карманах кителей, брюк жена находила индивидуальные пакеты с бинтами и ватой и приноси их домой. Все это переправлялось к партизанам через разведчицу Галю.
Получали мы задания, связанные не только с делами на электростанции, но и в самом городе. Надо было выявить военные объекты и нанести их на карту. Мы разделили Псков на районы и стали собирать информацию. Успешнее всех это делал, конечно, Володя, кто обратит внимание на чумазого, ободранного мальчишку, который день-деньской слоняется по улицам. Мне достался район от Варлаамской церкви до сквера Жертв революции. Одни объекты было несложно обнаружить, а другие маскировались достаточно тщательно. Проходя по улице Володарского, в том месте где спуск ведет к реке Пскове, я заметил немца, который будто из-под земли вырос. Значит, здесь либо дзот, либо бункер, решил я про себя. В воскресенье мы с женой направились туда. Перейдя мост через Пскову, повернули влево, в сторону Гремячей башни. Жена стала обходить ее справа по дороге, а я взял левее. Не успел пройти двух десятков шагов как услышал окрик: «Стой!» Оглянулся – передо мной два немца: офицер и солдат. Аусвайс требуют. Проверили – работаю на электростанции, документ в порядке. Спросили, что здесь делаю. Сказал, что иду домой. Повернули они меня назад, но успел я заметить, что церковь рядом с башней превращена в укрепленную точку. Нанесли мы ее на карту.
Рассказал мне Гусев и еще один любопытный эпизод, связанный непосредственно с делами на станции.
– Как-то утром, идя по двору, я заметил в торфе… авиабомбу. Тут же мелькнула мысль: а не отправить ли ее в топку? Воспользовались удобным моментом, вместе с Володей подняли ее на одну из тележек. Однако взрыва не последовало ни в этот день, ни позже. Один из слесарей мне потом рассказал, что перед самой засыпкой тележку перевернули и в последний момент увидели на дне бомбу. Это насторожило гитлеровцев, Может быть, они уже что-то и ранее замечали. По крайней мере обыск в инструменталке сделали. В этом я убедился, придя утром на работу. Замок сорван, ящики в верстаках перерыты, но, к счастью, ничего не нашли. Тол то был надежно укрыт, а вот на листовки, которые принесла нам из леса Галя, вполне могли наткнуться. Решил их сжечь. Только догорели листики, как слышу шаги в коридоре. Я из конторки – навстречу, умышленно. Нос к носу столкнулся с Бекманом. Это был сын известного в дореволюционной России перербургского фабриканта, который дожидался в Пскове падения Ленинграда. Там у него были свои интересы. Пока же он исполнял роль главного инженера станции. На этот раз Бекману надо было что-то уточнить. Я ответил ему, и он повернул назад. Когда вернулся в конторку, дым от сгоревших листовок еще клубился под потолком