– Война – тяжелое испытание для каждого из нас, – говорит Ребров. – Хочется, чтобы память о пережитом была дорога и тем, ради кого мы сражались. В двух ленинградских школах – 305-й и 388-й – созданы комнаты боевой славы, посвященные подвигам партизан 1-й Ленинградской бригады. Здесь мы встречаемся с ребятами, проводим уроки мужества. Передали красным следопытам документы из своих архивов, личные вещи. Регулярно проводим переклички ветеранов. Многие из них живут на Псковщине, а более сорока человек – в Ленинграде. Не забываем друг друга, переписываемся, сдружились семьями.
Сергей Николаевич собрал в архивах солидный материал о партизанском движении на Псковщине. И дочь его Светлана увлеклась этой темой. Еще в школе написала работу об операции в Печках, а став студенткой Ленинградского университета, подготовила реферат «Легендарный подвиг ленинградских партизан в 1941–1944 годах». Есть в нем такие строки: «Я хочу рассказать о славных делах партизан, об их вкладе в разгром гитлеровских оккупантов. Выбор этой темы для меня не случаен. Горжусь тем, что среди тех, кто самоотверженно боролся за освобождение нашей Родины, был и мои отец – пулеметчик восьмого отряда 1-й ЛПБ Сергей Николаевич Ребров». Высшим баллом оценили педагоги это исследование будущего учителя.
Боевая биография каждого партизана могла бы стать книгой. Не исключение и Сергей Николаевич. Не раз прикрывал он огнем из станкача боевых товарищей, хорошо показал себя в бою за мост через реку Кебь (об этом рассказ впереди). Надев солдатскую гимнастерку, воевал в составе 98-й Ропшинской Краснознаменной дивизии, был командиром отделения станковых пулеметов, участвовал в боях при форсировании Нарвы, где получил тяжелое ранение. Несколько месяцев в госпитале, а затем снова на фронт. Войну закончил в Либаве. Честно воевал солдат, и наградой ему – медаль «За отвагу».
Сейчас Сергей Николаевич – заместитель директора астрономической обсерватории Ленинградского университета. За активную работу по военно-патриотическому воспитанию молодежи удостоен почетного знака Советского комитета ветеранов войны.
По всем статьям подходил Сергей Ребров для операции в Печках, и я включил его в группу захвата. Но незадолго до выезда на задание свалил его грипп, своим кашлем он мог выдать нас за версту. Пришлось отправить его к доктору Знаменскому. Но я все равно считал Сергея Реброва участником той операции. Думаю, что был прав.
Вот несколько судеб людей, с которыми свела меня партизанская жизнь. Все они очень разные, но объединяет их то, что мы называем советским патриотизмом. Это не громкие слова – каждый день надо было делом доказывать свою верность Родине. К началу подготовки операции в Печках каждый из них проявил себя в ратном деле в бою, разведке. На каждого я мог положиться.
Теперь время сказать о других участниках операции. Но я заранее извиняюсь перед читателем, что не могу представить этих отважных ребят обстоятельно и полно.
Кроме Кузнецова и Реброва в группу захвата я отобрал еще четверых. Приглянулся Алеша Гладковский – лихой парень. И руки отличные – в депо до войны работал, псковский железнодорожник. Только что двадцать лет ему отметили. Самый знаменитый частушечник был в бригаде, никогда не унывал. Так навсегда он и остался двадцатилетним – погиб в январе, в бою за станцию Кебь.
Толя Мышинский – его ровесник. Он из деревни Ануфриево Пустошкинского района. Комсомолец. Бежал к нам из гражданского лагеря. Видный парень был. Мечтал стать педагогом. Не знаю, сбылась ли его мечта. Через два месяца, в марте, его ранило у станции Уза, и я потерял его из виду.
На год старше их был Женя Тарасов. Он побывал в плену, много натерпелся и мстил гитлеровцам беспощадно. Тоже был ранен, когда мы шли на соединение с Красной Армией, но подлечился и стал в боевой строй. Был в нашей группе еще один парень, из Эстонии. Он неплохо знал немецкий язык. Звали его Каарел, а вот фамилию, к сожалению, забыл. Но может быть, он прочтет эту книгу и уж конечно откликнется.
Итак, взглянем на карту. Вот – партизанский лагерь, вот – Печки. (Замечу, к слову, что местные жители этом названии ставят ударение на конце). По прямой двести километров будет.
Место для школы в Печках, конечно, было выбрано гитлеровцами не случайно. Рукой подать до Пскова, где сильный гарнизон. С севера – Псковское озеро. Кругом безлесье, обзор, на многие километры. Школа стоит на отшибе, на самом юру. Незамеченным к ней не подойти. И об этом мы, конечно, знали.
Что касается неожиданностей, то от них на войне никто не застрахован. Однако надо было предусмотреть все возможное. Даже маленькая оплошность, говорят, ведет к большой беде.
Вспомнил, как Наташа Смелова чуть не погибла из-за сапог, на отвороте которых стояло свежее клеймо завода. Поэтому, когда стал готовить экипировку для группы захвата, каждую пуговицу, петличку, нашивку десять раз проверил и перепроверил.
Набрался в особом отделе целый гардероб немецкой одежды. Никаким трофеем, не брезговали. Солдатская пилотка – годится, офицерский китель – тем более. Шинели, галифе, сапоги снимали чаще всего с убитых немцев. Большая коробка с орденами и медалями ждала своего часа. Был тут даже Железный крест с дубовыми листьями, медали «За зимовку в России».
Как вы понимаете, обрядить целую группу в гестаповскую форму, да так, чтобы комар носа не подточил, совсем непросто. Одно дело каску нахлобучить, другое – фуражку надеть, чтоб она сидела на голове как влитая. Я за эти две недели, можно сказать, портным стал. Где подшить, где укоротить, где талию заузить – просто измучился. Передоверить такое дело другим не мог, не имел права,
Ребятам строго-настрого наказал: выходите из «примерочной» язык на замок. Добыл немецкий одеколон, припас несколько пачек сигарет, чтобы от участников операции дух шел соответствующий. Переводчице Ольге Захаревич поручил заняться с разведчиками немецким языком.
Любой из них должен был уверенно произносить десятка два фраз, без которых, в случае чего, не обойтись. А уж немецкие команды надо было помнить назубок. У Каарела было хорошее произношение, с остальными же нашему педагогу пришлось повозиться.
Шла уже вторая половина декабря. Морозы набрали силу. Доставалось нашим разведчицам-маршрутницам, которые в эти дни почти не знали отдыха. Переписка с Лазаревым подходила к концу.
Я писал ему:
«Какой будет операция, известим впоследствии. Однако в назначенную для нее ночь ответственным дежурным по школе надлежит быть вам, а заместителем – человеку, который вам известен и, несомненно, вашим приказам подчинится. Во время дежурства вы должны точно знать, где находится личный состав школы, а также его руководящие лица, как охраняется территория школы и кто размещен на постах охраны, К моменту подхода к школе наших людей вы. должны находиться в караульном помещении.
Вам нужно будет создать перед своим заместителем по охране, отдыхающим в этот момент, видимость вызова по телефону. Объясните ему, что начальник школы приказал подать к дому упряжку лошадей. После этого запрягаете двух коней и выезжаете для встречи наших бойцов в форме гестапо. Они назовут пароль. Затем въезжаете на территорию гарнизона и выполняете их приказания. После завершения операции следуете с ними в назначенное место».
Минула еще неделя. Девушки по цепочке доставили ответ.
«Ваше задание постараюсь выполнить, – писал Лазарев. – Прилагаю пароль на последнюю декаду декабря, список руководящих лиц школы. Жду дальнейших указаний».
Сразу же отправил ему последнюю записку, самую короткую: «Операцию проводим в новогоднюю ночь. Берем Хорвата».
Тайник, служивший для Лазарева почтовым ящиком, находился на дороге, ведущей к Новоизборску. Там лежало поваленное дерево с дуплом. В него Александр за девять дней до операции вложил ответ: «Для выполнения задания подготовился. В расписание дежурств по охране включен в ночь на 1 января ответственным дежурным. Пароль прилагается. Жду в назначенном месте. Сообщаю, что в Ерусалимовке только что разместилась прожекторная часть, в Запутье – пограничники, в Ангово возможен приезд на эти дни командующего Ильменско-Псковским районом на отдых и охоту».
Чем ближе подходило назначенное число, тем все большее волнение охватывало меня: как все пройдет? Партизаны готовились к Новому году. Уже в домах, где была детвора, поставили елки, как в довоенную пору. На их украшения шли ружейные гильзы, цветные лоскутки, крашеные шишки. Прилетел самолет с Большой земли, доставил праздничную почту, газеты с хорошими фронтовыми новостями.
Нам же Новый год предстояло встретить совсем в другом месте.
Явился с докладом к командиру бригады М. В, Степанову и комиссару Н. Ф. Захарову;
– К выполнению операции готовы. Разрешите приступать?
Показал наш маршрут на карте. Уточнили ряд деталей.
– Может, усилим группу прикрытия? – спросил командир.
– Лишних людей не нужно. Справимся.
– Что ж, успеха вам, Георгий Иванович. До встречи в Новом году! – Командир и комиссар крепко пожали мне руку.
Я знал, что с этой минуты и на их плечи ляжет тяжелый груз тревоги за нас. В бою все рядом, на виду. А тут мы отправлялись в далекую дорогу, и случись что – помощи ждать неоткуда.
К вечеру «новогодний маскарад», как я его про себя окрестил, был закончен. Свежеиспеченные «гестаповцы», прохаживаясь по избе, скрипели начищенными до блеска хромовыми сапогами, то и дело проверяя, ладно ли сидят на них мундиры. Я понимал, как трудно им было приноровиться к такому обмундированию, особенно психологически. Эта форма вызывала одно чувство – ненависть.
За час до отъезда я пригласил «господ офицеров» к карте.
– Товарищи, предстоит выполнить чрезвычайно ответственную операцию…
И рассказал им, куда и зачем мы едем, уточнил по карте все детали маршрута, четко обозначил каждому его задачу.
Натянули маскхалаты, проверили оружие. Всей группой вышли на крыльцо. В чистом морозном небе загорались первые звезды.