— Нас учили по-другому.
— Наверное, для того чтобы ты убедился в том, что есть разница между предположением о том, как строить контакт и тем, что происходит на самом деле, тебя надо было оставить наверху, когда они садились. Думаю, сейчас бы ты уже сидел в клетке, и кто-то уже пытался бы тебя изучить, разрезая на части.
— Молчу, — Евгений присел на оружейный ящик, и не удивился, увидев, как из спального мешка тут же показалась рука с пистолетом. — А еще ты сказала, что здесь жарко.
— Мы находимся в вентиляции, иногда по ней идет прохладный воздух, как сейчас, но чаще всего горячий, поэтому я сплю голой. Поскольку мы принадлежим к одному виду, но к разным полам, ты спать будешь в следующем отсеке, и сюда без моего разрешения входить не будешь. Если же вдруг покажется, что я улыбнулась именно тебе, или решишь, что ты мне нравишься, то сначала подумай о том, как хороша была до этого жизнь и стоит ли ее терять?
— А если я тебе действительно понравлюсь? — улыбнулся Торк. — Это я так, на всякий случай, спрашиваю…
— Для того чтобы мне понравиться, ты должен быть настоящим мужчиной, что для тебя вряд ли выполнимо.
— Интересно, кем я тебе кажусь?
— Слюнтяем и маменькиным сыночком.
— Понятно, — грустно усмехнулся Торк. — Спорить не стану, знаю это бессмысленно. Но имею вопрос: если действительно произойдет нечто немыслимое, и я тебе понравлюсь, как мне себя вести?
Если такое невероятное событие случится, я тебе сама скажу, но даже после моего признания, советую держаться от меня подальше — целее будешь. Я выросла в дурном районе: у нас девочки либо рожают в школе едва ли не в начальных классах, либо настолько опасны, что мальчики их обходят за километр. Для информации — мое имя находится в последнем списке.
— Не любишь мужчин?
— Чаще всего нет, они думают той частью своего тела, что находится внизу живота, а там мозгов нет.
— Предпочитаешь женщин?
— Скорее мне еще не встретился тот, ради кого я могла бы изменить моим принципам, и поверь мне — это точно не ты. Поэтому давай договоримся: я тебя не трогаю, но и ты старайся ко мне не прикасаться. Предупреждаю, иногда я сама не отвечаю за то, что делаю.
— Спасибо, что предупредила, — Евгений встал с ящика. — Так мне куда?
— Дальше по воздуховоду, примерно через тридцать метров будет еще один такой же отсек. Даю тебе два дня на излечение по корабельному времени, после этого отправимся на первую вылазку.
— А как быть с водой? У меня она закончилась.
— Забери в очистителе туалета, потом вернешь.
— А спальника лишнего не найдется?
— Вот еще одна причина, почему мне мужчины не нравятся, — пробурчала девушка, доставая из небольшого рюкзака пакет. — Они беспомощны, как младенцы, при этом каждый считает себя гением, воином и защитником слабых женщин.
— Спасибо за спальник. Я пошел.
— Учти, примерно через час корабельного времени скорость в воздуховоде усилится до максимума, и поток может тебя унести. Если не удастся удержаться, не дергайся, примерно через пару километров находится большой отстойник, прилетишь туда.
— Уже летала?
— Нет, просто пролазила все заранее, чтобы знать, где что находится и куда отступать. Далеко я не ушла, поскольку большая часть воздуховодов перекрыта каменными решетками, которые ничем не открыть и не сломать.
— А плюшкометом не пробовала?
— Космодром вырабатывает поле, которое блокирует любые виды энергии. Энергетическое оружие здесь не действует, работает только примитивное — вроде пистолета, но им каменную решетку не пробьешь.
— Странное это место. Здесь столько всего, что если человеческая цивилизация сможет это использовать, то скакнет вперед на сотни лет в технологии и технике.
— Если киоты разрешат…
— Думаю, мы с ними справимся.
— Извини, но ты рассуждаешь, как кретин. Мы с тобой похожи сейчас на земных мартышек, которые залезли в большой человеческий дом, в котором много чего имеется. Они лазят по воздуховодам вентиляции и рассуждают о том, как хорошо заживут, когда сюда придет вся стая. А думать следует не об этом…
— А о чем?
— О том, что будет, когда хозяева нас обнаружат. Как ты думаешь, что сделает человек, когда придет домой и обнаружит двух обезьянок?
— Думаю, ответ мне не понравится, — Евгений почесал голову, где была ссадина, она сильно зудела. — Но все равно спрошу — что?
— В лучшем случае поймает и посадит в клетку, в худшем убьет.
— Может просто выгонит?
— Куда? В безвоздушное пространство? Звездолетов наших больше нет — сгорели в атмосфере. Это планета для киотов большой и удобный дом, а не для нас.
— Как-то мне совсем грустно стало, — Торк вздохнул. — Пойду, посплю, может, легче станет.
Он полез по воздуховоду и действительно метров через восемьдесят обнаружился такой же отсек, как и тот, в котором спала девушка.
Он лег чуть сбоку от трубы, чтобы не унесло потоком воздуха. Марине он верил безоговорочно, она — разведчик, значит, чувствует опасность.
Отсев среди десантников огромный, до конца курса доходит от силы десять процентов, остальные гибнут или становятся калеками, в разведчики из оставшихся берут двух — трех человек, которые на порядок умнее и дальновиднее всех других, но и из них после приемных испытаний остается обычно только один.
Раньше он не понимал, как огромная академия может работать только для того, чтобы выучить одного человека, но теперь знает, что так и должно быть. Людей, которые могут чувствовать опасность, находить правильное решение в сложных ситуациях, уметь справляться с трудностями, рождается немного. А доверять звездолет, который стоит почти столько же, сколько одна планета, вряд ли стоит тем, кто не умеет выживать — погибнет сам и разрушит корабль.
Марина училась на год раньше, но, несмотря на то, что в академии в это время обучалось всего шесть курсантов, они никак не могли встретиться, уж слишком специфичным было обучение — вместе они практически не встречались хоть и знали друг о друге.
Евгений тоже умел выживать. Вся разница между ним и девушкой была лишь в скорости мышления — Марина мыслила быстрее, а он думал медленнее, но точнее и правильнее. Правда, сейчас это было неважно. Они земляне и поисковики, и только это имеет значение, потому что в любом месте космоса звездный разведчик может полагаться только на другого разведчика, и тот никогда не предаст и не бросит в беде, даже если это будет угрожать его жизни.
К угрозам Марины Евгений отнесся спокойно и с пониманием, сам бы поиздевался над другим поисковиком при случае, просто потому что такое редко удается.
А к ее словам, чтобы он к ней не приближался под угрозой смерти, не придал никакого значения, хоть и поставил отметку о том, что делать это опасно. Они — брат и сестра просто потому, что прошли такие испытания, которые обычным людям не снились даже в самых жутких кошмарах, следовательно, между ними может, произойти все, что угодно. Но решать это они будут вместе.
Торк сбросил с себя комбинезон, отметив, что не раздевался уже более суток корабельного времени, осмотрел множество синеющих и желтеющих синяков появившихся на его теле после неудачного приземления и приставил диагноста к груди, в нем зажужжало, в кожу воткнулось две иглы, потом автомат недовольно пискнул.
В окошечке появилось надпись: «Недостаточно лекарств, пополните запас медикаментов».
— Я бы пополнил, да взять негде, — пробурчал Евгений, с грустью подумав о том, что эту процедуру можно выполнить только на его звездолете, который, если верить Марине, уже не существует. — Так что лечи тем, что есть.
Он залез в спальный мешок и закрыл глаза:
— А она симпатичная, такие девчонки мне всегда нравились, хоть с ней и страшновато. Если удастся выжить, попробую приударить…
Нести родителям птаху в сумке было тяжело, отвыкли, да и весила она немало. Хорошо, что лететь недалеко — лишь несколько взмахов крыла и долгое планирование.
Уже через пятнадцать малых кликов они кружили над огромной платформой, служившей космодромом. На ней сейчас находилось два десятка шатлов, возле одного из них копошились коры, готовя к полету. Дядя Рил — огромный серый летун с мощными широкими крыльями стоял рядом с аппаратом, наблюдая за подготовкой.
Отец и мать резко спикировали, заходя на посадку. Она оказалась довольно жесткой: удержать тяжелую сумку около платформы, где отсутствовали восходящие потоки, родители не смогли, хоть и махали крыльями изо всех сил, поэтому Алане пришлось несладко.
Хорошо, что она привыкла к толчкам и ударам с рождения, иначе обязательно что-нибудь бы себе да повредила.
Увидев, как она выбирается из мешка, Рил хохотнул.
— Все также катаешься на родителях, как в детстве? По-прежнему нравится?
— Не очень, особенно при такой жесткой посадке.
— Твои родители постарели, посмотри, как они тяжело дышат, летать с грузом для них нелегко. Надеюсь, больше им этого делать не придется.
— Ты имеешь в виду, что я могу улететь и не вернуться?
— Именно так, малышка, — Рил захлопал крыльями, отгоняя коров от летательной машины. — Залезай внутрь, пора. Светило уходит в гнездо, чтобы утром вернуться вновь. Наступает время ночных охотников, оно нам и нужно.
— Ты действительно хочешь, чтобы я умерла? — спросила Алана, послушно заходя в шлюз. — Почему?
Родители махнули на прощанье крыльями и взлетели. Прощание было не принято в ее роду, только возвращение из дальнего и тяжелого полета отмечалось долгим и утомительным празднеством.
— Иногда смерть — лучший выход, — Рил сел на широкий насест пилота, сжимая лапами штурвал и нажимая когтями на крыльях на нужные рычажки. — Достойная смерть почетнее тонкой скорлупы жизни.
— Я не виновата, все произошло без моего желания, — вздохнула Алана, все эти слова она слышала не одну сотню раз и не только от дяди, свои оправдания тоже выучила наизусть. — Что-то испортилось, когда я находилась в яйце.