— Так будет с каждым, кто посмеет нарушить мои приказы! — взревел охранник, тыча дулом автомата в грузовик и беглецов рядом с ним. — Одно движение, и я стреляю! Поняли?
Потрясенные смертью товарища, ребята молчали, не в силах отвести глаз от изрешеченного пулями тела.
Ударами приклада охранник заставил их говорить:
— Так точно! Вы должны сказать, так точно, господин! — Он бил по головам и лицам подростков в такт своим крикам.
— Так точно!
— Понятно!
— Так точно, господин!
Они принялись отвечать ему, сломленные страхом смерти и болью жестоких побоев. От задора и желания сбежать не осталось и следа. Пытками и убийством охранник сломил волю детей, они теперь лишь дрожали в ужасе и прикрывали при каждом его движении голову и лицо от новых ударов.
Гауляйтер пнул крайнего из беглецов:
— А ну, пошли в машину.
Дуло его автомата качнулось в сторону седого, горбатого старика:
— А ты чего встал! Пошел тоже в кузов! Быстро!
Ольга вцепилась в руку командира, не зная, что же делать дальше. Подчиниться? Но ведь неизвестно, куда их увезет этот грузовик и что их ждет по прибытии на место.
Начать сопротивляться, стрелять или драться? Мертвый мальчик в грязи под их ногами уже попытался это сделать. Даже если разведчики смогут одолеть двух охранников, они подвергнут опасности людей в кузове грузовика, мирных граждан. Скорее всего, там такие же подростки, как и те, что попытались сбежать, старики, дети, женщины. За сопротивление разведгруппы их ждет наказание — мучительные пытки и смерть от рук разъяренных фашистов.
Шубин без слов понял сомнения своей напарницы. Он с силой сжал ее руку, давая понять ей, чтобы девушка следовала за ним.
Разведчики забрались следом за подростками в кузов, где их встретила в темноте масса из человеческих тел. Было слышно, как тяжело дышат люди, стиснутые в слишком маленьком для такого количества народу пространстве. Людей было так много, что Шубину с трудом удалось встать на обе ноги, Олю прижало к нему с такой силой, что он чувствовал каждую косточку ее тонкого тела. Глеб слышал, как тяжело хрипит девушка из-за того, что напирающая толпа давит на нее, будто огромная глыба из камня.
Капитан подтянул ее повыше, чтобы дать хоть немного вдохнуть, так что Ольга повисла у него на руке, словно в кольце. Девушка испуганно прошептала ему на ухо:
— Рука же устанет, не надо, я потерплю.
Но разведчик промолчал в ответ, только чуть заметно боднул головой в плечо Белецкую — молчи пока. Он понимал, что нельзя вести сейчас обсуждение даже шепотом, чтобы не выдать себя. Любая попытка узнать что-то, заговорить с остальными может быть смертельно опасной. Они не знают, кто рядом с ними, что это за люди и на что они способны ради хорошего отношения фашистских прихвостней.
Хотя разведчик догадывался, куда их привела неудачная встреча на дороге. Шубин предполагал, что их загнали в грузовик с местным населением. Немцы согнали всех, кто живет в этих окрестностях, у кого мало-мальски имелись силы, и отправили на трудовые работы по возведению линии обороны. Советские войска готовили новое наступление, и фашисты это понимали, потому так торопились, бросали любые силы на строительство узлов сопротивления. Собирали по деревням и селам всех, кого могли найти и поймать, сгоняли в грузовики и отправляли на строительную площадку, чтобы там подневольные трудяги делали самую простую работу: копали тугую землю кирками и лопатами; таскали тяжелые бревна, расчищали территорию от мусора. Именно в такую машину случайно и попали Белецкая с Шубиным — сопровождающие живой груз охранники, раздосадованные побегом трудовых рабов, захватили и тех, кто нечаянно попался им во время неожиданной остановки.
Разговоры в темноте подтвердили догадки офицера разведки.
Женский голос испуганно спросил:
— Что же, ребятки, что там фрицы творили? Мы выстрелы слышали и как хилфе на вас кричал.
Со слезами в голосе кто-то ей ответил:
— Леньку, друга нашего, поганый охранник из автомата убил. И еще ребят, кто в поле побежал. Может, кто умер, а кто и жив остался. Раненые там лежат без помощи. Ленька попросил их забрать, а этот гад его в ответ ударил, а потом из автомата уже лежачего. До смерти…
Женщина запричитала в голос:
— Ой, ой, что же творится. Куда нас везут-то? С Ольховки вот нас трое, не успели в погреб убежать, нас на колодце фрицы и схватили. И в машину. Куда едем-то? Неужто расстреляют? Ох, что же делать, что же я спрятаться, как все, не успела. У меня ведь дома трое дитев осталось, как же мои кровиночки будут без меня…
Старый дребезжащий голос оборвал ее плач:
— Тише, тетка, не кликай ты так. А то, не ровен час, за шум охранники накажут. Не будут нас расстреливать. Хотели бы, так прямо у колодца бы тебя и порешили, не стали бы горючку тратить. Немцы — они такие, за копейку удавятся, жадные. Нет, нужны мы им для чего-то. А везут куда, я тебе так могу сказать, по дороге совхозной едем, я все эти кочки спиной помню, по ним в «Ударник» чего только не возил и обратно. Совхоз на этой стороне реки, «Ударник», при советской власти работал. Хозяйство там строили знатное, завод хотели возвести, вот я на стройке той до войны работал. Так что точно тебе говорю, в «Ударник» нас везут.
Какая-то девочка выкрикнула:
— А назад когда? Точно нас назад вернут? У нас так мамку в грузовик загнали, так больше и не видели. Говорят, в Германию их угнали в лагерь.
— У нас тоже в машины погрузили и увезли незнамо куда. Говорят, в лесу в овраге расстреляли, и все, даже закапывать не стали. Мальчишки наши знают, где та могилка.
— Да в Германию везут, Гитлер, говорят, велел Одессу затопить. Дамбы все взорвут, и хана нам!
— Да что вы такое говорите! Советские войска уже на подходе, они не дадут немцам уничтожить город и жителей, — не выдержала Белецкая и все-таки вступила в разговоры местных жителей.
Шубин одернул ее, чтобы молчала. Лучше беречь силы и слушать, чтобы понять, как настроены люди вокруг. По прибытии им придется действовать как можно быстрее, чтобы сбежать со стройки и вернуться назад.
А тем временем люди в грузовике все продолжали обсуждать, что их ждет впереди.
Та самая мать троих детей из Ольховки укоряла беглецов:
— Что же вы о других-то не подумали, побегли! Нас ведь под расстрел бы подвели. Вы на свободе, а мы в могиле!
— Эх, тетка, — остановил ее дедок-строитель. — Дело молодое, уж за то они поплатились, хватит ругать их. Никто не знает, что нас в «Ударнике» ждет. Может, привезут да враз в расход всех. А кто из раненных на том поле и выживет, до жилья доползет за помощью. Война кругом, линия фронта, почитай, здесь, какие уж тут могут быть планы. Хоть живым остаться — и уже за радость. Фрицы хуже зверей диких, особливо эсэсовцы.
— Да немцы в «Ударнике» оборону строят, чтобы Красной армии не дать пройти через железную дорогу! — выкрикнул детский голосок. — Партизаны же там раньше были, тятька мой ту станцию взрывал. А как изловили его отряд, так чинить взялись фашисты железку.
Шубин вздрогнул от этого замечания. Точно, как же он мог упустить из виду, ведь на карте был обозначен в этих окрестностях крохотный полустанок, он стоял особняком от основной железнодорожной магистрали и, по всей видимости, раньше служил нуждам строящегося завода в «Ударнике». А сейчас немцы решили его использовать для своих целей и сооружают там узел обороны, который перекроет наступление советских войск с фланга по направлению к намеченному центральному удару.
Белецкая мгновенно отреагировала на его движение и прижалась губами к уху, ну не могла она удержаться, чтобы не поделиться догадкой:
— Нас везут на стройку основного узла.
Но капитан покачал головой, а потом сжал руку напарницы, снова останавливая ее. Вдруг среди этих людей есть сочувствующий немцам или кто-то решит обменять в абвере свою жизнь и свободу на двух советских разведчиков. Нет, нельзя выдавать себя и нарушать маскировку. Да и с Ольгой он не был до конца согласен: может быть, на станции лишь пункт передислокации, и все силы направлены в какой-то квадрат поблизости. Но сейчас было ясно одно: не зря они оказались на той дороге, и из их неудачи надо получить максимум пользы, одновременно решая, как им выбраться из трудового рабства.
А грузовик с людьми уже перебрался через мост на низкой скорости и теперь, подпрыгивая на ухабах, приближался к «Ударнику». Дедок-строитель прокомментировал:
— Ну, почти добрались. Хоть все живы? Никого не придавили?
Ответом ему были робкие возгласы. Опытный строитель принялся поучать трудовых рабов:
— Ежели копать поставят, сильно-то не старайтесь. Никто не похвалит, а если все будут медленно работать, так, может, и наши сюда дойти успеют. И вы, ребятишки, не бегите, не надо. Вредить надо по уму, хитро, чтобы фрицы не приметили. Меня Савельичем кличут, держитесь меня, научу, как надо. А ты, горластая, которая с Ольховки, смотри, к фашистам в ноги-то не падай. Не жди, они тебя, пока все окопы им не отроешь по линейке, к дитям не отпустят, а будешь выть, так пулю пустят, чтобы другим неповадно было. Так что помалкивайте пока, да по сторонам смотрите лучше. А там сообразим, как от смерти убежать.
Ольга Белецкая сжалась, всем телом прильнув к руке капитана, — машина замедлила движение и остановилась.
Глава 5
Когда грузовик фыркнул и замер на месте, вместе с ним в напряжении затихли и люди внутри кузова. Что их ждет снаружи? Смерть? Лагерь? Побои?
За тентом раздался знакомый резкий голос конвоира:
— А ну выходи строиться! Давай, шевелитесь, курицы вареные.
Ослепшие от темноты люди с трудом двигались после долгой поездки в тесноте, но их все равно подгоняли то прикладом, то пинком. Несколько автоматчиков присоединились к охранникам и погнали людскую толпу по протоптанной тропке к длинному оврагу, на склоне которого уже вовсю шли работы.
Рабам раздали кирки и лопаты, выстроили цепочкой, и работа началась. Капитан Шубин постарался встать так, чтобы быть рядом с Савельичем. Он хотел рядом поставить Белецкую, но девушку отогнали вместе с теми, кто был слабее, на расчистку следующего квадрата для окопной системы.