А когда пришел в себя, вокруг сгущались сумерки, собирались в черные складки и мрачные тени с багровым отливом. Он с трудом поднялся — тело было словно чужое, не слушалось и то и дело теряло равновесие. Разведчик впился пальцами в дерево, чтобы удержаться на ногах, и медленно, буквально по сантиметру, начал делать шаги. Его усилия оказались не напрасными, кровь потихоньку разогналась по сосудам и прилила к конечностям. Становилось все теплее, а двигаться стало проще.
Капитан Шубин возвращался назад тем же маршрутом, что пробрался на вражескую территорию. Правда, теперь он был один, без юной и отчаянной напарницы Ольги Белецкой. Воспоминание о девушке оставило в его душе кровавую зарубку, и поэтому Глеб отчаянно торопился назад, чтобы отомстить фашистам за девушку.
Почти вся ночь ушла у Шубина на то, чтобы пробраться по хлюпающей трясине. Временами он снова проваливался в обморок, тело было слишком слабым и норовило сдаться под давлением тяжелых условий. Но дух разведчика не давал ему остановиться, как последний уголек в костре, он горел внутри озябшего и измученного тела, заставлял ритмично двигаться ползком по зыбкой трясине. Нельзя останавливаться ни на секунду, нельзя медлить или давать себе передышку, иначе засосет, проглотит зыбкая пучина. И разведчик полз дальше, не чувствуя своего тела, но старательно отдавая себе команды и выполняя их. «Толчок, и вперед, рука, нога, лево, рука, нога, право», — отсчитывал он будто во время зарядки, стараясь не думать о том, как долго еще придется двигаться до края болота. Иногда ему казалось, что он ползет уже очень давно, в сознании все мутнело, и Глеб тряс головой, чтобы избавиться от этого состояния. Он должен быть в сознании, он должен держаться!
Над лесом занялся рассвет, однако офицер разведки его почти не заметил. После преодоления топи он едва стоял на ногах, хотя и продолжал идти. Опираясь на стволы, шатаясь из стороны в сторону, разведчик упрямо брел по тому же маршруту, который двое суток назад они проложили с Белецкой. Хотя обратный путь был словно в тумане, густом и липком, от которого слипались глаза и тело превращалось в непослушный студень.
Но все же он дошел… Понял это, когда оказался у окраины леса и из-за деревьев увидел «зилок», который караулил возвращение разведгруппы. Полковник Зубарев, обеспокоенный нарушением сроков, выслал в тот квадрат, откуда выдвигались разведчики на операцию, водителя с машиной и приказал дежурить еще сутки в ожидании Белецкой и Шубина, чтобы после тяжелых испытаний хоть немного облегчить разведчикам путь назад.
Поэтому шофер не удивился, когда из леса в его сторону двинулся едва стоящий на ногах человек. Он, насторожившись, дождался, когда капитан дойдет до дороги, и тогда уже строго выдал приказ командира:
— По уставу представляйтесь. Без этого не повезу, так мне велели.
— Капитан Глеб Шубин, подразделение фронтовой разведки Пятой ударной армии.
И шофер, с облегчением выдохнув, бросился к вымотанному разведчику, чтобы помочь забраться в кабину:
— Давайте-ка, товарищ капитан, помогу. Один вы? Вроде мне сказали, с вами еще должен кто-то быть, два человека для перевозки.
Глеб замотал головой:
— Я один, Ольга Белецкая… она… погибла при исполнении… как герой.
И вдруг хрипло закричал, как раненый зверь, наконец дав волю горю, что острым осколком застряло внутри.
Водитель завел машину и двинулся по кочкам фронтовой дороги. Он молчал, понимая, что любые слова сейчас будут неуместны. Они на войне, и здесь у каждого своя страшная боль и израненная душа. Надо дать человеку хотя бы здесь, при единственном свидетеле, возможность без стыда погоревать, оплакать ставшего ему близким человека. В штабе такого офицер себе не сможет позволить, там он офицер и командир группы, собранный, волевой. Пускай хоть короткие полчаса побудет он человеком, живым и страдающим.
Глава 7
— Это, товарищи, капитан Шубин. Я пригласил его на наше совещание, потому что он проводил разведку на вражеской территории и проверку сведений, которые предоставила подпольщица из Одессы. — Голос полковника Зубарева осекся при упоминании Ольги Белецкой. — Он будет вам полезен. Ответит на вопросы, если что-то в докладе об итогах разведывательной операции осталось неясным.
Командир повернулся к Глебу, бледному и молчаливому. Вот уже третьи сутки, как разведчик вернулся в часть. На тот момент он был измучен длительным возвращением, ослаб после заплыва в весенней ледяной реке. За время нахождения в безопасности тыловой части Шубин привел себя в порядок, восстановил силы, но, казалось, так и не пришел в себя морально. При встрече с Николаем Трофимовичем разговаривал коротко и только по делу, а тот, несколько раз попытавшись разговорить разведчика, понял, что слишком болезненна рана от гибели Ольги Белецкой и не получится коснуться ее даже вскользь.
Результаты операции «Крепость фюрера» капитан изложил подробно в отчете, там описал сухими словами все произошедшее на территории фашистов и отправил донесение на имя командира в штаб. Конечно, потом Зубарев еще несколько раз вызывал его и просил пересказать своими словами события на оккупированной территории. Рядом в это время сидел особист и хмурился при каждом слове. Да только Глеб повторял слово в слово свой рассказ, отвечал на вопросы, не сбиваясь. А потом замолкал… Казалось, что он равнодушен к произошедшему, не вспоминает и не тяготится. Однако чуткий к людям Николай Трофимович видел, что за этим молчанием скрывается огромная боль.
Потому вызывал повторно капитана, спрашивал, качал головой, стараясь разделить с ним горе, помочь. Однако все попытки полковника разговорить разведчика были напрасными. Глеб отвечал на вопросы обстоятельно, рассказывал все без утайки. И об их переходе через болото до Березовки, о том, что произошло на стройплощадке. Но по его посеревшему лицу и ровному, тусклому голосу было понятно — это лишь голые факты, хотя его командир понимал: на душе у разведчика черно из-за гибели напарницы Ольги Белецкой. Хоть и сделал капитан Шубин все, как положено по уставу, не нарушил никаких армейских правил, но вот по закону человеческому чувствует себя виноватым. И как настоящий мужчина, как боевой офицер, держит все внутри, сам с собой переживая свою трагедию.
Поэтому Зубарев пригласил капитана на одну встречу, которая, по его мнению, должна была расшевелить офицера и дать тому новую цель.
И сейчас полковник объяснял, с кем же довелось Глебу сидеть за одним столом:
— Это капитан Шурах Павел Геннадьевич, командир диверсионного отряда. Его группе поставлена задача организовать взрыв как раз в том квадрате, где вы были с разведкой. Думаю, беседа была бы полезна вам обоим. Два разведчика, два капитана, об одном толковать будете. Ты там был, товарищ Шурах скоро отправится туда с опасным заданием. Думаю, что найдете о чем потолковать.
Капитан Шубин ответил кивком на слова Зубарева и повернулся к новому знакомцу, крепко сложенному и приземистому мужчине, смуглая кожа которого отливала под солнечными лучами, что ползли через окно по стенам и полу кабинета штабного командира. Голова, щеки, мягкий подбородок у него были начисто выбритыми, а глаза были темными и влажными. В целом Павел Шурах выглядел бы чистейшим добряком с его мягким лицом, если бы не цепкий взгляд, который, казалось, прожигал насквозь, и тонкие, суровые губы.
Капитан Шурах внимательно рассмотрел Шубина, все-таки был наслышан об этом разведчике. Потом разложил карту местности и очертил химическим карандашом квадрат:
— Товарищ капитан, сами понимаете, операция тайная. Все, о чем мы сейчас с вами будем говорить, секретная информация. Наша задача проникнуть на территорию врага в районе железнодорожного узла в Долянске, на полосе обороны немецких войск. Там нами будет проведена диверсия — минирование пункта, чтобы рассечь немецкие и румынские формирования. Тогда при наступлении советских войск две армии будут разобщены из-за ликвидированных путей сообщения, так будет проще добить их по отдельности в «котлах». Мною намечена следующая стратегия диверсионных действий. Мой отряд в виде моторизированной группы должен прорваться через границы фронтов, заминировать участок и затем вернуться назад. Мы рассчитывали на то, что в Долянске почти нет вражеских сил, так как они сейчас консолидируются в русле Буга. Однако по тем сведениям, чтобы были добыты вами, можно предположить, что противник начал, наоборот, рассредоточивать свои силы в другом направлении, выстраивая дополнительную линию обороны.
— Да, думаю именно так и происходит. — Глеб очертил длинную линию вдоль железной дороги. — Фашисты ставят передний заслон уже на подходе силами румын. Поэтому, думаю, ваш замысел очень опасен и, скорее всего, неисполним. Слишком много формирований находятся в этом квадрате. Предположим, вам удастся проникнуть к ветке железной дороги, например через «Ударник», где активно ведется строительство. Но делается это в основном силами мирного населения, а самих фашистов там немного. Вы сможете ликвидировать охрану на стройплощадке и воспользоваться их формой, чтобы получить фору. Добраться по ветке до Долянска, но как вы планируете провести там минирование? И потом вернуться назад? Там все кишмя кишит фашистами. Дороги полны грузовиков, проверки на каждой переправе, вооруженная охрана останавливает на кордонах, без разницы, пытаетесь вы заехать на полосу строящейся обороны или выехать с нее. Гитлеровцы осторожны, они понимают, что мы готовимся к удару, и бдят днем и ночью, не допуская проникновения на их территорию.
В уголках рта капитана залегли суровые складки.
— Мои люди готовы на все, чтобы выполнить приказ.
— То есть вы хотите сказать, что все исполнители погибнут во время этой операции? Так спокойно говорите об этом? Это ведь ваши товарищи, фронтовые… Люди, которые достойны жизни… А вы их на смерть… — Глеб Шубин не сводил глаз с капитана Шураха.
Павел наклонил круглую голову на короткой, мощной шее: