Однако у советских бойцов их крики и суета не вызывали сочувствия или желания продолжить расправу над поверженным врагом, минерам во главе с капитаном Шубиным было не до того. Они спешили к своим боевым товарищам, опасаясь, что те попали в беду.
И уже через пару минут их тревога была оправдана: на краю леса подразделение минеров столкнулось с штурмовым отрядом; на куске брезента ребята несли своего уже мертвого командира капитана Павла Шураха.
При виде разбитого, изуродованного взрывом тела и лица Павла у капитана Шубина дрогнуло сердце. Все-таки не зря сработала его интуиция, на станции во время штурма произошло несчастье! Отряд потерял своего командира.
Расспрашивать ребят о том, что случилось, Глеб не стал. И без того тяжело им, по черным от горя лицам он видел, что каждый потрясен неожиданной утратой.
Рядом не сдержал крик Олег Смолов:
— Нет, нет!
Остальным удалось не выдать своих чувств, хотя каждый внутри испытывал скорбь. Для всех бойцов в отряде Павел был не чужим человеком или просто командиром. Он стал за время службы как родной отец — мудрый, заботливый и надежный.
Поэтому обратно к мотоциклам группа пробиралась в гробовом молчании. Парни переживали боль от потери молча, потому что понимали — кругом война, они в центре боевых действий, и нет времени даже горевать.
Однако при виде фашистов, некоторые из которых еще были живы, самый младший из диверсионной группы, Олег Смолов, не выдержал, сорвался в крик и слезы. Ему нужно было излить свое горе, направить его на тех, кто был врагом и причиной смерти командира.
Парень схватил автомат, кинулся через кусты прямо к окровавленным, шевелящимся телам и принялся палить очередями по поверженному противнику. Нажимал на спусковой крючок автомата и кричал сквозь отчаянные слезы:
— Вот вам, гады, звери, изверги! Ненавижу, ненавижу!
Младший сержант Виктор Шайдаров нагнал его в несколько шагов. Выдернул из рук младшего товарища оружие, сгреб парня в охапку и потащил в глубину леса.
— Все, все! Надо терпеть, слышишь, Сова, терпи! Нельзя сейчас, нельзя этого делать! Они, гады, за все ответят, но сейчас уходить надо отсюда как можно быстрее. Не подставляй остальных, иначе все тут останемся лежать.
Олег поник у него на руках, словно сломался от слишком тяжелого для него горя, и покорно поплелся за остальными.
Лишь на ходу он тихо, по-детски всхлипывал, оплакивая своего погибшего командира:
— Гады, гады! Какие же они гады!
Капитан Шубин, который теперь по старшинству стал командир отряда, краем глаза поглядывал на парня, чтобы тот снова не сорвался и не открыл ненужную сейчас стрельбу. Однако основное его внимание было сосредоточено на обстановке вокруг.
Рассвет уже занялся красно-золотым маревом, которое светлело на глазах даже в черной дымке гари. И Глеб понимал: сейчас нужно или уходить как можно быстрее назад к границе фронтов, или искать убежище для двух десятков бойцов на этом участке. Но это скрытое от фашистских глаз место должно быть таким, чтобы никто их точно не обнаружил. Надежное, с просматриваемыми подходами. Им необходимо настроиться на терпеливое ожидание, от суток до трех, до того момента, когда начнется наступление Красной армии.
А пока после диверсии немногочисленный отряд должен затаиться, чтобы не оказаться в ловушке на территории противника. Ведь за ними сейчас начнется охота, немцы поймут, что взрыв на железнодорожной станции совершили советские бойцы, и начнут рыскать по окрестностям, искать диверсантов. Может быть, их пыл снизит торопливая подготовка к обороне, но уничтожение стратегически важного участка железной дороги они не простят и точно будут искать, а затем преследовать виновников. Тем более по взрывчатке, оружию, наличию мотоциклов им будет понятно, что это не случайная вылазка, а хорошо спланированная операция, в которой участвовали несколько десятков человек. Такому отряду не просто скрыться… В этой местности не так много лесных уголков или болот, в основном степи, на которых так трудно найти укромное место, особенно для нескольких десятков людей.
И теперь он, капитан Шубин, командир, заменивший погибшего Павла Шураха, должен был решить эту проблему — найти такое укрытие для своих бойцов, которые сегодня во время проведения операции осиротели.
Глеб остановился возле мотоциклов.
— Товарищи, мы не будем возвращаться назад на советскую сторону, это рискованно из-за задержки операции по времени. Сейчас мы выдвигаемся к месту, которое наметили в качестве убежища для минеров. Так вышло, что ваш командир погиб. Он умер как герой, и похороним мы его с положенными почестями, когда доберемся до нашей цели. Сейчас самое важное для нас — уйти как можно дальше из этого квадрата. После нашего удара здесь хаос и разруха, мы одержали победу, но уже через пару часов фашистский штаб узнает о происшествии и отправит сюда подкрепление. Нас будут искать… Чтобы выжить, мы должны действовать как можно быстрее и использовать свое временное преимущество. По уставу обязанности и ответственность командира переходят ко мне как к старшему по званию. Я не знаю ваших имен и ваши задачи в этой операции, и у меня нет времени на знакомство с вами, даже на разговоры! Поэтому я приказываю строго придерживаться плана, а также выполнять мои приказы без обсуждения. Дисциплина и быстрые действия — это то, что сейчас нас спасет от немецких преследователей.
Голос его вдруг дрогнул, и совсем по-человечески, а не как командир, Глеб объяснил:
— Я знаю, вы потеряли очень важного для вас человека, своего командира! И хотите мести, но я считаю, что он хотел бы, чтобы вы жили дальше, а не тратили время на возмездие. Павел погиб, чтобы спасти ваши жизни, поэтому они теперь важны вдвойне. Прошу вас, не делайте опрометчивых поступков, не вступайте в стычку с немцами, если ее можно избежать. Мы проведем какое-то время в укрытии, а потом примем участие в общем наступлении советских войск.
Ответом ему был хор голосов:
— Так точно, товарищ командир!
Отряд, даже потеряв своего командира капитана Павла Шураха, снова собрался в стальной кулак и готов был действовать дальше.
Из мотоциклов бойцы забрали оставшееся оборудование — небольшой запас боеприпасов, гранаты и провиант, а затем выдвинулись цепочкой снова к краю лесополосы.
Но теперь шли советские бойцы не в сторону проселочной дороги, по которой прибыли в Долянск с советской территории. Они отступали на север к лесному массиву, где еще при планировании операции капитан Шубин наметил убежище для своего подразделения минеров. Среди степного ландшафта негде было укрыться, но все же на северном направлении опытный разведчик нашел небольшую по ширине, однако глубокую балку в окружении полезащитных полос из клена и акации. Деревья были высажены, чтобы защитить от ветров поля с посевами, а в военное время разведчикам пригодился этот крошечный узкий и покатый прямоугольник, который разделял глубоким разрезом два квадрата больших полей.
Проблема теперь перед многочисленным отрядом была одна. Добираться до этого укрытия было тяжело и опасно, потому что приходилось преодолеть по открытому полю расстояние в три километра. Конечно, диверсионная группа торопилась снова двигаться вперед. Теперь бойцы не сражались, а уходили от возможного преследования, спасали свои жизни. Да и к тому же для подготовленных, физически развитых парней преодолеть такое расстояние было простой задачей, вот только из-за полного отсутствия маскировки такой маневр среди белого дня рядом с участком, где произошла диверсия, был крайне рискован. На этом открытом пространстве, ровном поле без деревьев, камней или перепада рельефа, они были видны с дороги как на ладони.
К тому же передвигаться пришлось пешком, и не просто пешком, а с тяжелым грузом. По очереди бойцы из группы тащили на себе радиостанцию, оборудование для минирования, четыре человека сменяли друг друга у погребального куска брезента, где замер окровавленный капитан Шурах.
Поначалу Шубин думал воспользоваться трофейными мотоциклами, но потом отказался от этой идеи. Горючка на исходе, тяжелые машины застрянут на раскисшей от весенней влаги дороге. Да и передвигаться так близко к плотному скоплению немецких сил сразу после диверсии по общей дороге опасно. Мотоциклы оставят четкие следы, по которым погоня придет прямо к балке. Нет, надо уходить скрытно и постараться замести все следы.
У них совсем мало времени, счет идет на минуты и надо спасаться изо всех сил!
Интуиция разведчика толкала вперед, а он привык ей доверять. Если внутри появилось ощущение, что надо спрятаться, затаиться, значит, его скоро начнут искать.
Поэтому новый командир подгонял бойцов всеми способами, торопясь пройти с ними как можно быстрее опасное открытое пространство.
Они выбрались из-под укрытия деревьев, преодолели коротким броском расстояние до дороги. Командир прислушался к звукам — никого!
И он скомандовал:
— Вперед, бегом! Быстрее!
Сразу за узкой полоской сельской дороги перед отрядом раскинулась степь с проталинами. Черная и рыхлая, грелась она на весеннем солнце, и люди месили жирную землю сапогами и с трудом продвигались вперед метр за метром к тонкой полоске из деревьев, что чернела на краю огромного поля.
Шубин оглянулся назад и убедился, что за ними тянется широкая полоса с четкими отпечатками следов. Прямые указатели для преследователей.
Он остановил часть бойцов, которые не были заняты переноской груза:
— Ребята, берите ветки, палки и затирайте наши следы, иначе по ним нас сразу обнаружат.
Шайдаров и Грушин сразу принялись за дело. Виктор вздохнул, старательно рыхля землю:
— Эх, вот так чернозем, палку воткнешь, и зацветет. Нам бы в Сибири такую земельку, зажили бы. Груши, яблоки, арбузы бы росли!
Всеволод поджал губы:
— Вот поэтому гад Гитлер сюда и притащился, земли ему нашей надо. Хочет жить хорошо.
Виктор толкнул его по-дружески в бок:
— Не вешай нос, Яблоня! Вытурим поганого Гитлера в два счета. Уже не знает, куда бежать, мечется как заяц подстреленный. Прогоним его со всеми его шавками фашистскими и заживем! Приедешь ко мне в гости в Сибирь, покажу тебе, как у нас там хорошо, вольготно. Леса до самого неба растут, а живности там, а рыбы в реках! Ух, навалом!