ridotto в Ренела, а сопровождать ее, разумеется, непременно должен Летбридж. Скандала можно было не бояться, поскольку оба будут в масках, а вот единственный, кому необходимо узнать о дерзкой выходке, – это милорд Рул. Уж если и это его не заденет, значит, его не способно расшевелить вообще ничто на свете.
В качестве следующего шага нужно было заручиться согласием лорда Летбриджа. Она боялась, что сделать это окажется не так-то просто (поскольку он стремился любой ценой не бросить тень на ее доброе имя), но все получилось на удивление легко.
– Сопроводить вас на ridotto в Ренела, Хорри? – удивился он. – А зачем?
– П‑потому что я хочу п‑поехать туда, а Рул не хо… не может отвезти меня, – поспешно поправилась она.
В его блестящих глазах притаилась насмешка.
– Как это невежливо с его стороны!
– Н‑ничего страшного, – сказала Горация. – Т‑так вы отвезете меня?
– Всенепременно, – ответил Летбридж, склоняясь над ее рукой.
И вот, пять вечеров спустя, карета лорда Летбриджа остановилась на Гросвенор-сквер и миледи Рул, в вечернем платье, с серым домино[66], переброшенным через руку, и полумаской, свисавшей у нее с запястья на длинных завязках, вышла из дома, сбежала по ступенькам и села в экипаж. Она специально оставила у привратника сообщение для лорда Рула.
– Если его светлость будет спрашивать меня, передайте ему, что я отправилась в Ренела, – беззаботно сообщила она.
При первом же взгляде на Ренела она преисполнилась восторга оттого, что приехала сюда, несмотря на свои первоначальные опасения. Сады освещались тысячами искусно развешанных золотистых фонариков. В воздухе плыли звуки музыки, и толпы веселящихся людей в карнавальных костюмах разгуливали по вымощенным гравием дорожкам. В многочисленных беседках и домиках, разбросанных там и сям, гостей ожидали освежающие напитки и легкие закуски, тогда как в большом павильоне вовсю шли танцы.
Горация, наблюдая за происходящим сквозь прорези в маске, порывисто повернулась к Летбриджу, который стоял рядом в ярко-алом домино, небрежно наброшенном на плечи, и воскликнула:
– Я так р‑рада, что мы п‑приехали сюда! Вам здесь нравится, Р‑Роберт?
– Только потому, что здесь вы, – ответил он. – Хотите танцевать?
– Да, конечно! – с энтузиазмом воскликнула Горация.
В поведении танцоров в бальной зале нельзя было заметить ничего, способного шокировать самого чопорного и ханжески настроенного человека, но Горация широко распахнула глаза при виде возни, возникшей чуть позже, у пруда под террасой, за обладание маской какой-то леди. Та сбежала оттуда, повизгивая от смеха самым неприличным образом, и ее кавалер бросился за ней вдогонку. Горация ничего не сказала, но про себя подумала, что Рул, возможно, был не так уж не прав, отказываясь посещать вместе с супругой общественные вечера музыки и танцев.
Следует отдать лорду Летбриджу должное – он старательно избегал показывать своей подопечной низкопробные и шумные забавы, поэтому она от души наслаждалась чудесным вечером, поздравляя себя с правильно сделанным выбором развлечений. За ужином в одной из кабинок она призналась, что никогда еще не получала такого удовольствия от вечеринки и что для полного счастья ей недостает только одного.
– Господи помилуй, Хорри, что еще я упустил из виду? – в шутливом отчаянии осведомился Летбридж.
Она очаровательно улыбнулась, так что на щеках у нее показались ямочки.
– Знаете, Р‑Роберт, нынешний вечер станет для меня самым запоминающимся, если мы с вами сыграем в карты!
– Ах, негодница! – негромко произнес Летбридж. – Вы шокируете джентльмена в соседней кабинке, дорогая.
Горация не обратила никакого внимания на его слова, лишь заметила мимоходом, что готова поставить десять к одному на то, что мужчина им не знаком.
– Р‑Роберт, признайтесь, вы же н‑не любите т‑танцевать! А я хочу испытать на в‑вас свое умение.
– Вы чересчур честолюбивы, Хорри, – поддразнил он ее. – Я играл в карты, когда вы еще вышивали гладью. И я готов биться об заклад, что играл лучше, чем вы вышивали.
– Да, мою вышивку в‑всегда заканчивала Л‑Лиззи, – признала Горация. – Но я играю в к‑карты намного лучше, чем вышиваю, уверяю вас. Р‑Роберт, ну пожалуйста!
– Неужели вы полагаете, что я способен ободрать как липку столь невинную овечку, как вы? – поинтересовался он. – У меня не настолько жестокое сердце.
Она воинственно задрала подбородок.
– Вполне в‑возможно, это я обдеру вас как липку, сэр! – заявила она.
– Вероятно, что и так, но только в том случае, если я поддамся вам, – улыбнулся он. – Что я и должен буду сделать, вне всякого сомнения.
– П‑позволите мне в‑выиграть? – с негодованием переспросила Горация. – Я уже не р‑ребенок, сэр! Если я играю, то играю п‑по-настоящему.
– Очень хорошо, – неожиданно согласился Летбридж. – Я сыграю с вами – по-настоящему.
Она радостно захлопала в ладоши, отчего мужчина в соседней кабинке оглянулся на них.
– П‑правда?
– В пикет – на определенных условиях, – сказал Летбридж.
– Ну р‑разумеется. Я ничуть не возражаю п‑против того, чтобы сыграть по высоким с‑ставкам.
– Мы будем играть не на деньги, дорогая моя, – сообщил ей Летбридж, допивая шампанское.
Она нахмурилась.
– Р‑Рулу не нравится, когда я ставлю на кон драгоценности, – сказала она.
– Боже упаси! Мы сыграем на кое-что подороже.
– Как интересно! – воскликнула Горация. – На что же?
– На прядь – одну драгоценную прядь ваших волос, Хорри, – сказал Летбридж.
Она невольно отпрянула.
– Это глупо, – заявила она. – К‑кроме того, я не могу.
– Так я и думал, – сообщил он. – Прошу прощения, дорогая, но вы сами видите, что вам еще далеко до настоящего игрока.
Горация покраснела.
– Неправда! – заявила она. – Я – игрок! Вот только играть на п‑прядь волос я не могу! Это глупо, и я не стану этого делать. Кроме того, что вы готовы п‑поставить взамен?
Он сунул руку под шейный платок с брабантским кружевом и вытащил очень необычную заколку, которую носил почти всегда. Это была крошечная золотая фигурка Афины со щитом и совой старинного литья. Он положил ее на ладонь и показал Горации.
– Вот уже многие годы она передается в моей семье из поколения в поколение, – сказал он. – Я поставлю ее против пряди ваших волос.
– Это какая-то фамильная ценность? – поинтересовалась она, касаясь заколки кончиками пальцев.
– Почти, – сказал он. – С ней связано красивое предание, и никто из Летбриджей никогда не расставался с нею.
– Вы и вправду готовы п‑поставить ее? – удивленно спросила Горация.
Барон вновь заколол ею шейный платок.
– Против пряди ваших волос – да, – ответил он. – Потому что я – игрок.
– Вы не п‑посмеете утверждать, что я испугалась! – заявила Горация. – Я сыграю с вами на прядь своих волос! И чтобы п‑показать вам, что я настроена с‑серьезно… – Сунув руку в ридикюль, она принялась рыться в нем. – Вот! – Девушка показала ему маленькие ножницы.
Он рассмеялся:
– Как удачно, Хорри!
Она спрятала ножницы обратно в ридикюль.
– Вы п‑пока еще не выиграли, сэр.
– Правильно, – согласился он. – До победы в трех партиях?
– Д‑договорились! – сказала Горация. – Играй или п‑плати! Я уже п‑покончила с ужином и теперь х‑хочу играть.
– Ради бога, – поклонился Летбридж и встал из‑за стола, предлагая ей руку.
Она оперлась на нее, и, выйдя из кабинки, они стали пробираться сквозь толпу, запрудившую свободное пространство, отделявшее их от главного павильона. Горация поинтересовалась со своим характерным заиканием:
– Где мы будем играть, Р‑Роберт? Только не в п‑переполненной игорной зале! Это б‑будет неприлично.
Высокая женщина в яблочно-зеленом домино повернула голову и уставилась вслед Горации, приоткрыв от удивления рот.
– Разумеется, нет, – согласился Летбридж. – Мы сыграем в маленькой комнатке, которая вам так понравилась. Ее дверь выходит на террасу.
Женщина в зеленом домино застыла на месте, то ли от удивления, то ли в раздумьях, и пришла в себя только после того, как чей-то извиняющийся голос пробормотал:
– Прошу прощения, мадам.
Она повернулась и, обнаружив, что загораживает дорогу высокой фигуре в черном домино, быстро отступила в сторону, бормоча извинения.
Хотя из разных уголков сада доносилась музыка, скрипачи в бальной зале решили сделать перерыв. В павильоне было почти пусто, поскольку ужин еще не закончился. Горация пересекла большую комнату, опираясь на руку Летбриджа, и уже собралась выйти на залитую лунным светом террасу, когда столкнулась с кем-то шедшим ей навстречу. Это был тот самый мужчина в черном маскарадном костюме, который, очевидно, поднялся из сада по ступенькам террасы. Оба отпрянули почти одновременно, но каким-то необъяснимым образом мужчина ухитрился наступить на край кружевного чехла под платьем Горации. Раздался громкий треск, за которым последовало восклицание Горации и покаянные извинения мужчины.
– Тысяча извинений, мадам! Умоляю простить меня! У меня и в мыслях не было… Не представляю, как я мог быть настолько неловок!
– Ничего страшного, сэр, – холодно обронила Горация, приподнимая юбку одной рукой и выходя через высокое венецианское окно на террасу.
Мужчина в черном домино отступил в сторону, пропуская Летбриджа, и, вновь рассыпавшись в извинениях, удалился в бальную залу.
– К‑какая досада! – сказала Горация, глядя на безнадежно оторванные оборки. – Теперь мне придется заколоть их булавками. Платье испорчено.
– Хотите, я вызову его на дуэль? – предложил Летбридж. – Клянусь честью, он это заслужил! Как он смел столь беспардонно наступить вам на юбку?
– Бог его знает! – ответила Горация и захихикала. – Он б‑был ужасно расстроен, в‑верно? Где мне искать вас, Р‑Роберт?
– Я буду ждать вас здесь, – ответил он.
– И потом мы сыграем в к‑карты?