– И славно, – ответил Сор. – Потому что хотеть он может только одного – или сожрать твое сердце, или захватить твое тело. Конечно, если он не разносчик смерти. А ну-ка, давайте сюда.
Подобрав пологое место, Сор направил лошадь вверх по склону. Продравшись сквозь кусты, отряд выбрался на поросший голым орешником холм. Здесь уже вовсю припекало солнце, и сквозь опавшую листву виднелись первые бледно-голубые цветы.
– Весна! – едва не закричала Фламма.
– Тихо, – оборвал ее Сор. – А ведь нам придется еще раз пересечь эту тропу. И она идет никак не к Бэдгалдингиру, а на север, к реке.
Кама пригляделась туда, куда показывал дакит. Впереди лежал кочковатый луг, который пересекала все та же черная полоса разбитой земли. Обогнув холм, она ныряла в четверти лиги в тот самый овраг, из которого только что выбрались путники.
– Да, – покачал головой Сор. – Если бы в Аббуту имелся король, ему было бы чем заняться. А теперь быстро за мной. Видите башни над лесом? Нам туда.
Дакит подал вперед коня и прямо через кусты помчался вниз по склону. Кама еще только успела разглядеть над верхушками елей четыре рыжих конуса крепостных башен, как ей пришлось прикрывать глаза от хлещущих по ним ветвей. Но не прошло и минуты, как троица уже мчалась через луговину. Еще через пару минут крохотный отряд пересек невольничью тропу и вновь скрылся в еловом лесу. Хоженых троп не было и здесь, но ели в низине стояли старые, ветви на них начинались на высоте пяти или шести локтей, бурелома было немного, и лошадки бежали резво. Затем местность стала забирать вверх и, выкатив на лесистый гребень, обратилась серым весенним лугом. Сор остановил лошадь у молодого ельника и с облегчением вытер лоб.
– Вроде бы все в порядке. Значит, так, девчушки. Фламме будем искать провожатых, а тебя, Кама, уберегать от них. Так что запомните, Кама – дакитка. Имя твое, принцесса, никого не касается. Лицо твое – никого не касается. Повяжи платок потуже да прикрой лицо до глаз.
– Да у нее такие глаза, что всякий остолбенеет! – фыркнула Фламма.
– Вниз будет смотреть, – отрезал Сор. – Все понятно?
До крепости, которая торчала каменным кубом на омываемом речушкой холме, оставалось чуть меньше лиги. Над ее воротами ветер трепал полотнище черного цвета, на котором Кама с трудом разглядела желтые полосы башен Бэдгалдингира. У основания холма теснилась деревенька на два десятка деревянных домов, у начала которой выделялись два больших бревенчатых здания – одно трактира, другое – постоялого двора, возле которого были привязаны не менее трех десятков лошадей и даже виднелись несколько торговцев с выставленными в ряд телегами с товаром.
– Ардуусских стражников нет, – заметил Сор. – В крепости маленький двор, да и не пускают подданные короля Тигнума никого в свой бастион. Или почти никого.
– Адамас! – вдруг что было силы закричала Фламма. – Валпес! Лупус! Аэс! Тенакс!
Подала лошадь вперед и помчалась вниз по склону наперерез к выбирающемуся из-за рощи отряду в полсотни всадников, первый из которых нес алый флаг с бледно-голубым силуэтом орла, а последний – голубой флаг с алым силуэтом барса.
– Вот ведь рыжая беда в платье! – с досадой сплюнул Сор. – И что ты прикажешь делать? Ладно. От Тимора и Обстинара беды мы пока не ждем. Конечно, можно было бы и пуститься в обратный путь, но новости нам тоже не помешают. Да и от горячей еды я бы не отказался. Ты как?
– Я тоже, – с неожиданной грустью призналась Кама.
– Тогда прикрывай лицо, – приказал Сор. – И держись, что бы ни случилось. И готовься принять на грудь слезы огненной подружки.
– Зачем? – не поняла Кама, затягивая лицо.
– Ты часто видела, чтобы королевский эскорт, даже с королем, шел под флагами? – спросил Сор. – И уж тем более тот, в котором только принцы, пусть и двух королевств.
– Нет, – мотнула головой Кама, бледнея.
– Траурные багровые ленты подвязаны на древках под обоими полотнищами, – подал коня вперед Сор. – Если бы это был траур по мужчине, ленты были бы над полотнищем. Значит, траур по женщине. Королевский траур. Кто объединяет королевские дома Обстинара и Тимора? Кто сестра короля Обстинара и сестра королевы Тимора?
– Мать Фламмы! – прошептала Кама. – Тричилла!
– Поспешим! – тронул с места лошадь Сор.
Глава 16Пепел
Тричилла Кертус покоилась на уложенных вперемешку со снопами соломы поленьях. От погребального костра пахло маслом, которым были пролиты дрова и тело королевы Ардууса. Белое покрывало, скрывающее тело Тричиллы Кертус, шевелил по углам ветер.
«Именно так, – думал Пурус Арундо, – Тричилла Кертус. Не Арундо, а Кертус. Не королева великого Ардууса, а королевская подстилка. И нет ничего страшного, что именно она родила Пурусу красавицу дочь Фоссу и сына Болуса. И не из такой грязи поднимались великие деревья. Во всяком случае, в двух своих детях он был уверен. Но ни одного дня он не был уверен в своей жене. Она обманула его даже с собственной смертью. Не захотела ждать, когда яд заморит ее тело, нашла его тайник и приняла яд весь сразу. Выжгла себе нутро. Захлебнулась кровью. И хорошо. Хоть так! Хоть так!»
Пурус закрыл глаза. Все, что он хотел, это сдернуть труп с костра и бросить его на псарню. Обычные псы не будут жрать мертвечину, а калбы как раз ее и любят. Или яд все еще в ее теле? Жалко будет псов. Нелегкое это дело, поймать калба и приручить его.
Пурус оглянулся. На южной стене старого замка было мало народу. Король не стал объявлять траур в предпоследний день ярмарки, объявил его днем позже, мастерам стражи приказал жестко – никаких свидетельств о соболезновании, никаких даров и подношений, все, что нужно королю – холод, спокойствие и отстраненность. Пусть думают, что он не может привыкнуть к ее смерти. Хотя он никак не мог привыкнуть к ее жизни.
Король закрыл глаза, поднял лицо к небу. Солнце понемногу начинало припекать. Все, что он задумал, получится. По-другому не может быть, потому что если не получится, то не будет ничего. Не только для короля Ардууса, – ни для кого.
Он опустил голову, напряг скулы. Все-таки ненависть требовала выхода. Мало было того, что пропала вторая дочь («Дочь – скрипнул зубами Пурус, – свидетельство позора, а не дочь. – Более шестнадцати лет он старательно изображал любящего отца рядом с огненноволосой приблудой»), так и жена умерла на следующий день. Пусть подданные горюют, сочувствуя королю. Пусть горюют и страшатся собственных горестей. Если уж королева сгорела за одну ночь от неизвестной болезни, то что говорить о простых смертных? Никто не может спать спокойно, никто. Все в руках Энки! Все в руках Энки!
«А ведь она знала о бегстве Фламмы, знала. Отчего она покончила с собой? Оттого, что простилась с дочерью, или оттого, что пронюхала его планы? Все ли? Было бы жаль, если она не успела узнать о его планах относительно отца рыжей. Очень жаль. Как бы он хотел сообщить ей об этом! Ведь он только потому и оставлял Тричиллу живой, чтобы однажды явиться в ее комнаты и сообщить, что ее избранник, ее подлинный избранник – мертв. И как жаль, что он, король Ардууса, не может заточить негодяя в темницу, чтобы прикручивать фитиль его жизни медленно и неутомимо. Никаких сомнений, она все поняла, поэтому и приняла яд. И Фламма убежала по той же причине. Один вопрос: кому еще успела рассказать Тричилла о своих подозрениях?»
Пурус снова оглянулся. Дочь Фосса и сын Болус за спиной. Дочь в слезах, как положено женщине. Болус стоит, прикусив губу. Молодец. Из парня будет толк. Главное, чтобы жену подбирал с умом, а не как он, брал старшую из тиморского выводка, где все с юности замешивали свои будущие беды. Ну, с женой сыну придется помочь. А кое-кому уже не поможешь. Чуть в стороне стоит брат Кастор с женой и дочерью. Невысокий, светловолосый, лобастый. Не похожий ни на старого короля, ни на своего брата, ни на свою сестру. Точно ли он его брат? Или, как позднее и Тричилла, королева-мать спуталась с каким-нибудь лаэтом? Не оттого ли отец Пуруса не дожил до глубокой старости? И не он ли ускорил смерть собственной жены? И ведь тоже Арундо. И Кура урожденная Тотум, яйцо из лаписского гнезда, окаменевшая, словно знает, что грозит ее родным, тоже Арундо. И их дочь, белобрысая уродка Лава – тоже Арундо! И позор королевской семьи – Монедула, младшая сестра короля, тоже Арундо! Легла под простого стражника! Опозорила на всю Анкиду! Стражника того уж давно нет, бросили в каменный мешок, заморили, скормили крысам, десять лет потом сочувственно кивали и разводили руками в ответ на слезы мерзавки: пропал бедолага, отбыл и ничего никому не сказал, и что теперь? Вот она стоит, льет слезы. Над кем плачешь? Поплачь над своим сыном, рожденным от простого стражника. Поплачь над Лаурусом, который стоит рядом с тобой. Недовольна, что он всего лишь мастер восточных ворот? А твой король, дрянь, недоволен, что мастер восточных ворот носит его имя – Арундо. Стереть, уничтожить, развеять прах по ветру и забыть навсегда. И семью его, в которой жена – простолюдинка и двое детей – парень и девчонка, и тоже все Арундо! Отбросы, и туда же, Арундо! Уничтожить!
– Мурус! – позвал мастера стражи король.
– Да, Ваше Величество, – шагнул вперед, склонил голову мастер стражи.
Софус, стоявший за спинами проклятой родни, низко поклонился в ответ на королевский взгляд. «Давай», – махнул ему король. Маг согнулся еще ниже, скрестил пальцы, приложил руки ко лбу, зашевелил губами. В глубине устроенного на железной решетке кострища что-то зашипело, затрещало, посыпались искры, и вот побежали по соломе и поленьям языки пламени, затрещало дерево, начало темнеть белое покрывало, и вмиг вспыхнуло, оделось пламенем тело.
– Новости? – коротко бросил король воеводе.
– Ее Высочество принцесса Фламма пока не найдена, – сдавленным голосом произнес Мурус. – Три отряда продолжают искать ее. В Бэдгалдингир она не заходила, тиморскую переправу не пересекала, к Кируму тоже не выбиралась. Наши соглядатаи везде! Как только она появится, сразу же будет препровождена в Ардуус!