Его посетителем был похожий на тень маленький человек, пятидесяти пяти-шести лет, незаметная, незначительная персона с узкой яйцеобразной головой, поросшей редкими седыми волосами. Он был одет просто, в старый потертый коричневый костюм времен Эйзенхауэра, что делало Ломброзо в его шедевре портновского искусства похожим на экстравагантного павлина, и даже я почувствовал себя денди в своем каштановом вязаном свитере, который носил уже пять лет. Он тихо сидел, ссутулившись и сжав руки. Он казался незаметным, почти невидимым, из породы урожденных Смитов. Его кожа свинцового оттенка, холодная, дряблая, говорила о духовном и физическом истощении. Время забрало у этого человека силу, которой он, возможно, когда-то обладал.
– Я хочу познакомить тебя с Мартином Карваджалом, Лью, – сказал Ломброзо.
Карваджал встал и протянул мне руку. Она была холодной.
– Очень приятно, наконец, познакомиться с вами, мистер Николс, – сказал он мягким глухим голосом, дошедшим до меня как будто с края вселенной.
Необычно устаревшее построение фразы приветствия звучало странно. Я недоумевал, что он здесь делает. Он выглядел каким-то обескровленным, человеком, ищущим мелкой канцелярской работы, или, что более вероятно, каким-нибудь выброшенным за борт жизни дядюшкой Ломброзо, пришедшим сюда за ежемесячным подаянием. Но в берлогу финансового администратора Ломброзо допускались только сильные мира сего.
Однако, Карваджал не был реликтом, за которого я его принял. Уже в момент рукопожатия он проявил неожиданный поток силы; встав, он стал выше, черты лица напряглись, какой-то средиземноморский румянец сделал ярче цвет его лица. Только его глаза, унылые и безжизненные, выдавали роковую отстраненность.
Ломброзо сказал нравоучительно:
– Мистер Карваджал был один из самых щедрых спонсоров предвыборной кампании, – бросая на меня вкрадчивый финикийский взгляд, говорящий:
«Обращайся с ним хорошо, Лью, нам еще нужно его золото».
То, что этот неряшливый, нездоровый незнакомец оказался преуспевающим благодетелем кампании, человеком, которому надо льстить, заискивать перед ним и допускать в святая святых делового должностного лица, основательно потрясло меня, так как очень редко я ошибался в ком-либо так глубоко. Но мне удалось вежливо улыбнуться и сказать:
– А чем вы занимаетесь, мистер Карваджал?
– Инвестициями.
– Он один из самых проницательных и удачливых частных лиц, играющих на бирже, – сказал Ломброзо.
Карваджал самодовольно кивнул.
– Вы зарабатываете только на фондовой бирже? – спросил я.
– Целиком.
– Я никогда не думал, что такое возможно.
– О, да, да, это можно сделать, – сказал Карваджал. Его голос, тонкий и сиплый, раздавался как будто из могилы. – Все, что нужно – это достаточное понимание тенденций и немножко мужества. А вы никогда не играли на бирже, мистер Николс?
– Чуть-чуть. Лишь по-любительски.
– Вам везло?
– Пожалуй. Я сам обладаю способностью схватывать тенденции. Но я чувствую себя неудобно, когда начинаются дикие и безумные колебания.
Двадцать – наверх, тридцать – вниз. Нет, спасибо. Я предпочитаю надежные предприятия.
– Я тоже, – ответил Карваджал, придавая своему утверждению налет таинственности, намек на скрытое значение. Но это сбило меня с толку, заставило почувствовать дискомфорт.
Мелодичный звонок раздался во внутреннем кабинетике Ломброзо, отделенном от основного дверью и коротким коридором налево от письменного стола. Я знал, что это звонит мэр, секретарь всегда переключала связь с Куинном во внутренний кабинет, когда у Ломброзо были посетители. Оставшись наедине с Карваджалом я вдруг почувствовал непреодолимое беспокойство: кожа начала гореть, горло сдавило, как будто какое-то мощное, источаемое им физическое излучение стало непреодолимо изливаться на меня, как только исчезло сдерживающее присутствие Ломброзо. Я не мог оставаться.
Извинившись, я торопливо бросился вслед за Ломброзо в другую комнату узкую пещеру, от пола до потолка наполненную книгами, тяжелыми, богато украшенными томами талмудов, переплетенных книг и рукописей. Ломброзо был удивлен и рассержен моим вторжением. Он сердито указал пальцем на телефонный экран, на котором были видны плечи и голова мэра Куинна. Но вместо того, чтобы уйти, я изобразил целую пантомиму извинений, идиотски гримасничая, пожимая плечами, размахивая руками и подпрыгивая. Это заставило Ломброзо попросить мэра на минуту отключиться. Экран погас.
Ломброзо посмотрел на меня.
– Ну, что случилось?
– Ничего. Я не знаю. Извини. Я не могу там оставаться. Кто он, Боб?
– Я только что говорил тебе. Большие деньги. Сильная опора Куинна. Мы должны быть любезны с ним. Разве ты не видишь, я говорю по телефону. Мэр должен знать…
– Я не хочу быть с ним один. Он похож на ходячего мертвеца. Меня бросает в дрожь от него.
– Что?
– Я серьезно. От него на меня исходит какая-то сила, Боб. Он вызывает у меня желание уйти. Он создает жуткую атмосферу.
– О Боже, Лью!…
– Я не могу. А ты знаешь, что делать?
– Он безобидный маленький старикашка, который делает огромные деньги на бирже и любит нашего мэра. Это все!
– Зачем он здесь?
– Чтобы встретиться с тобой, – сказал Ломброзо.
– Только для этого? Только чтобы увидеть меня?
– Он очень хотел поговорить с тобой. Сказал, что ему очень важно иметь дело с тобой.
– Что он хочет от меня?
– Я сказал все, что знаю. Лью.
– Мое время продается каждому, кто заплатит пять баксов Фонду кампании Куинна!
Ломброзо вздохнул:
– Если бы я сказал тебе сколько дал Карваджал, ты бы не поверил, но в любом случае, да, я думаю, ты должен уделить ему время…
– Но…
– Послушай, Лью, если хочешь больше узнать, обратись к Карваджалу.
– А сейчас возвращайся к нему. Будь очаровательным и дай мне поговорить с мэром. Иди. Карваджал тебя не съест. Он маленькая слабая штучка. – Ломброзо отвернулся от меня и нажал кнопку телефона. Мэр вновь появился на экране. Ломброзо сказал:
– Извини, Пол. У Лью небольшой нервный срыв, но он возьмет себя в руки.
А теперь…
Я вернулся к Карваджалу. Он сидел не двигаясь, с понуренной головой, безвольно опустив руки, как будто огненный ветер пролетел по комнате, когда я ушел, и он сгорел. Медленно, с огромным усилием он пришел в себя, выпрямился, вздохнул, разыгрывая из себя героя из мультика, которого полностью выдавали его пустые пугающие глаза. Живой мертвец. Да.
– Вы с нами пообедаете? – спросил я его.
– Нет, нет. Я не буду навязываться. Я только хотел переговорить с вами, мистер Николс.
– Я к вашим услугам.
– Правда? Чудесно! – Он улыбнулся мертвенной улыбкой. – Знаете, я много слышал о вас. Даже до того, как вы занимались политикой. В каком-то смысле, мы с вами делаем одно дело.
– Вы имеете в виду биржу? – спросил я озадаченно.
Его улыбка стала ярче и еще более пугающей.
– Прогнозы, – сказал он, – для меня это биржа. Для вас – консультации по бизнесу и политике. Мы оба зарабатываем мозгами и нашим пониманием тенденций.
Я был неспособен воспринимать его. Он был темным, таинственным, загадкой.
– Сейчас вы поддерживаете локоть мэра, указываете ему дорогу вперед. Я обожаю людей, имеющих такое ясное видение. Скажите, какую карьеру вы предсказываете мэру Куинну? – спросил он.
– Блестящую!
– Блестящего мэра?
– Он будет самым лучшим из тех, кто был когда-нибудь мэром в этом городе.
Ломброзо вернулся в комнату. Карваджал спросил:
– А потом?
Я неуверенно посмотрел на Ломброзо, но его глаза были скрыты. Я был предоставлен самому себе.
– После этого срока в качестве мэра? – спросил я.
– Да.
– Он еще молодой человек, мистер Карваджал. Он может победить на трех или четырех выборах. Я не могу вам предоставить глубокого прогноза о том, что будет через двенадцать лет.
– Двенадцать лет в Сити Холле. Вы думаете, он намерен там оставаться так долго?
Карваджал играл со мной. Я чувствовал, что он меня втягивает помимо моей воли в своего рода дуэль. Я бросил на него пристальный взгляд и ощутил что-то пугающее и неопределенное, что-то мощное и непостижимое, что заставило меня предпринять достойный защитный маневр. Я сказал:
– А что вы думаете, мистер Карваджал?
Впервые отблеск жизни загорелся в его глазах. Он наслаждался игрой.
– Этот мэр Куинн займет более высокий пост, – сказал он мягко.
– В правительстве?
– Выше.
Я не сразу ответил, и не мог ответить тогда, неожиданная тишина разразилась из кожаных панелей стен и поглотила нас. Я боялся нарушить ее.
Хоть бы опять позвонил телефон, подумал я, но все замерло, остановилось, как воздух морозной ночью, пока Ломброзо не выручил нас, сказав:
– Мы тоже думаем, что у него большие возможности.
– У меня большие планы на него, – выпалил я.
– Я знаю, – сказал Карваджал. – Поэтому я здесь. Хочу предложить поддержку.
Ломброзо сказал:
– Ваша финансовая помощь была потрясающе полезной для нас, и…
– Я имею в виду не только финансовую поддержку.
Теперь Ломброзо посмотрел на меня, обратившись за помощью. Но я растерялся. Я сказал:
– Я не думаю, что мы последуем за вами, мистер Карваджал.
– Я бы хотел остаться с вами наедине, – сказал Карваджал.
Я взглянул на Ломброзо. Если ему и не понравилось, что его выставляют из своего собственного кабинета, он не показал этого. Со свойственной ему грацией он поклонился и удалился в заднюю комнату. Опять я оказался наедине с Карваджалом и опять почувствовал себя плохо, скрученным и искривленным невидимыми стальными нитями, которые стягивали его сморщенную, ослабленную душу. Уже другим тоном, тихо и доверительно, Карваджал сказал:
– Как я отметил, вы и я делаем одну работу. Но мне кажется, что у нас разные методы, мистер Николс. Ваша техника интуитивна и пробабилистична, а моя… Моя иная. Я верю, что, возможно, моя интуиция может дополнить вашу.