И через три минуты этот вояка тряхнул головой. Он определился. Оставалось только связаться кое с кем.
И Аполлинарий решительно потянулся к коммуникатору…
— Ну что, Порфирий, — Мирон Авксентьевич, улыбаясь, самолично разливал чай себе и гостю, — рассказывай, до чего ты там с этим счастливчиком договорился…
— Да ты знаешь, Мирон, — задумчиво начал Порфирий Станиславович, — какой-то странный у нас с ним разговор вышел…
— Ого, — удивился Соболев, — многообещающее начало, однако… Неужто этот Антонов отказался от твоего заманчивого предложения?
— Ну, не то, чтобы совсем отказался, — господин Злобин как-то не стремился быстро переходить к конкретике, — вернее, от того, что я ему предложил, он отказался однозначно.
— Хммм, — Мирон Авксентьевич покачал головой, — неужели надёжные гарантии безопасности, к которым мы предлагали присовокупить ещё и кругленькую такую сумму в тридцать миллионов его совсем не заинтересовали? На что он тогда надеется?
— Ты знаешь, Мирон, — всё также неторопливо продолжил Злобин, — он выдвинул встречное предложение…
— Какое? — напористо поинтересовался его собеседник.
— Он, в общем-то, не против сотрудничества, — Злобин невесело усмехнулся, — но хочет иметь контрольный пакет…
— Ты ему разве не сказал, что это просто смешно? — немного раздражённо отреагировал Мирон, — он не в том положении, чтобы позволить себе капризничать, разве не так?
— Ну, сказать я ему ничего так тогда и не успел, — Злобин хлебнул чаю, отставил чашку и продолжил, — нас прервали.
— Как это?
— Обрыв связи. Я даже не всю его последнюю фразу дослушал до конца.
— Странно, — удивился Соболев, — каналы гиперпространственной связи весьма помехоустойчивы…
— Ну, там вообще очень любопытная ситуация сложилась, — Злобин посмотрел на собеседника, — как говорится в таких случаях, нарочно не придумаешь…
— Ну, что ж ты за темнила-то такой? — возмутился Мирон, — ну, ни слова в простоте, всё что-то не договариваешь…
— Ну, прости, прости, — Злобин скроил виноватую физиономию, — так уж я привык.
— Отвыкай, — сварливо отозвался его партнёр.
— Так вот, связь наша тогда оборвалась из-за того, что его поместье подверглось орбитальному удару, — объяснил, наконец Порфирий.
— Так что, — Соболев явно расстроился, — всё накрылось медным тазом, Антонов всё, и месторождение, уже почти ставшее нашим, заграбастают «Недра»?
— Экий ты пессимист, однако, — хмыкнул Злобин.
— Я не пессимист, я реалист, — провозгласил Мирон Авксентьевич.
— Нет, ты пессимист, — возразил Порфирий, — и при этом пессимист торопливый, ты же меня не дослушал…
— Ну так ты не тяни, а говори, — Соболев изобразил праведное такое возмущение, — я весь внимание.
— Так вот, вся хохма то заключается в том, что щиты Антоновского поместья выдержали этот выстрел. Который, на минуточку, был произведён из главного калибра орбитальной крепости. Как объяснили потом официальные представители Флота, это был программный сбой…
— Ну да, как писал один англичанин, всё страньше и страньше, — пробормотал Мирон, — сразу вопрос, а что это у него за щиты такие были?
— Не знаю, но мне тоже очень любопытно, — ответил Порфирий.
— Загадочно, однако, — прокомментировал Мирон, — и, ты знаешь, нужно изучить его встречное предложение более пристально…
— Ага, — вскинулся Злобин, — а на меня бочки катил…
— Да не катил я никаких бочек, — усмехнулся Мирон, — я просто выяснял сопутствующие обстоятельства. А связаться с этим Антоновым, определённо, нужно. Уж очень он какой-то таинственный…
Глава 11Выигрываем?
Трансляция местных новостей закончилась, и господин Бояндин, выключив голопанель, не глядя отшвырнул пульт в сторону.
Хрупкий девайс, соприкоснувшись со стеной, печально хрустнул и брызнул во все стороны осколками пластика.
Подобное эмоциональное поведение было совершенно нехарактерно для Федота Мирославовича, имевшего репутацию законченного флегматика, но последние новости взволновали его не на шутку и даже вывели из равновесия…
Федот Мирославович, зашарил рукой по поверхности стоящего рядом столика, и, нащупав стакан с водой, сделал несколько жадных глотков.
— Овечкин, свинья такая, — эмоции продолжали захлёстывать разум господина Бояндина, — наобещал золотые горы, а теперь спрыгнул. А я, конечно, тоже хорош гусь, уши развесил, губы раскатал…
Действительно, исчезновение Овечкина, заказчика войны с Антоновым, ставило господина Бояндина в очень неприятную позу.
Если он пропал, то вместе с этим прекращается и ресурсная поддержка военных действий, осуществление которой он всецело брал на себя.
Теперь же вся толпа наёмников и их техника, всё это повиснет тяжеленной гирей на самом Бояндине, как только ранее авансированные средства будут использованы полностью.
А этот неприятный момент наступит ровно через пять дней.
Значит что? Правильно, за оставшиеся пять дней нужно, по любому, прекратить этот конфликт, иначе почтенный Федот Мирославович вылетит в трубу и пойдёт по миру с протянутой рукой.
Это значит, что необходимо договариваться с Антоновым…
А Антонов этот, надо признать, совсем не дурак, и, скорее всего, о роли Овечкина во всей этой истории догадывается.
И о его исчезновении тоже уже, наверняка, осведомлён.
Как это неприятно… А ещё этот орбитальный удар, который обсуждают сейчас все, кому не лень…
Наверное, для Антонова вовсе не было секретом и то, что вся эта война ведётся на средства Овечкина, а если нет Овечкина, то и средств на ведение боевых действий нет…
Да, переговорная позиция просто дерьмовая…
.
Зуммер внезапно ожившего коммуникатора заставил взбудораженного лендлорда подпрыгнуть в кресле.
Утерев со лба капли внезапно выступившего пота, он потянулся к переговорной трубке, попутно думая о том, что нервы ни к чёрту, и что надо будет, как только это всё закончится, ехать на воды…
— Добрый день, Федот Мирославович, — рука Бояндина, державшая трубку нехорошо дрогнула.
Он сразу узнал голос звонившего. Звонил ему Дратвин, командовавший всей этой прожорливой ордой разномастных вояк. А это значит, что проблемы уже стучатся к нему, можно сказать, прямо в дверь…
— Добрый день, Аполлинарий Александрович, — Бояндин постарался успокоиться, — зачем я вам понадобился?
— А вы не догадываетесь? — с нехорошей усмешкой поинтересовался собеседник.
— Догадываюсь, — сокрушённо вздохнул Федот, — вы по поводу исчезновения нашего с вами нанимателя?
— Совершенно верно, — подтвердил Дратвин, — и у меня к вам вопрос. Если вы на него сейчас мне внятно не ответите, то я вынужден буду уступить вам дальнейшее руководство этой военной авантюрой… Вопрос простой: что делать будем?
Бояндин понял, что надо что-то решать. А для того, чтобы взвесить все за и против и принять обдуманное решение, ему нужно сосредоточиться и хоть немного поразмыслить, хотя бы полчасика…
— Давайте договоримся так, — Бояндин ощутил, как от волнения пересохло во рту, — я перезвоню вам через полчаса, и мы с вами решим, что предпринять. Годится? — и в разговоре повисла тягостная пауза…
— Хорошо, — через тридцать секунд, показавшихся Бояндину вечностью, прозвучал бесцветный голос Дратвина, — я жду ровно пол-часа, и ни минутой дольше. Если вы протянете сверх этого хоть секунду, то можете вообще не утруждаться.
— Я понял вас, тогда в течение получаса я вас обязательно наберу, — сказал Бояндин и нажал отбой.
Он был в панике, он чувствовал, что быть ему крайним. Вот сейчас Дратвин дал ему понять почти открытым текстом, что готов устраниться в любой момент, сбагрив на него весь ворох проблем. Да, надо что-то делать…
Итак, что мы имеем?
Войска будут подчиняться командам ещё пять дней. Потом они просто уйдут и оставят его наедине с Антоновым, который, несомненно, разделается с ним, как бог с черепахой.
А если до сих пор над Антоновым не одержана победа, то за оставшиеся дни разбить его, тем паче, нереально.
Значит, с ним нужно договариваться. Другого выхода просто нет…
Вопрос, как?
После недавнего орбитально удара, и последовавшего за ним штурма, окончившегося, кстати, неудачей, напугать осаждённых, наверное, не удастся уже ни чем.
Мало того, даже сделать вид, что есть реальная возможность создать для них ещё какую-нибудь серьёзную угрозу, не получится.
Значит, вести переговоры с позиции силы возможным, ну, никак не представляется.
А что нам тогда остаётся? А остаётся крайне невыгодная, но сейчас единственно возможная переговорная стратегия.
Это стратегия добровольных уступок. Вынужденное проявление слабости, которое еще в древности называли «жестами доброй воли», хотя все прекрасно понимали, что если бы была возможности обойтись без подобных жестов, то ею, несомненно, воспользовались бы.
В создавшейся ситуации подобным жестом доброй воли может стать снятие осады.
Сразу же после этого, покуда у осаждённых ещё не стихла радость от того, что осада снята, необходимо предлагать переговоры.
Ну и там уже торговаться, торговаться, и ещё раз торговаться…
Придётся поступиться многим, но за всё надо платить… А за допущенные просчёты и ошибки, тем более… Хотя и очень не хочется…
Господин Бояндин слегка успокоился. Путь, который может вывести из тупика найден, и Федот Мирославович, мельком глянув на часы, потянулся к коммуникатору…
Когда подготовка к вечернему рейду была в самом разгаре, со мной связался Семён и предложил подойти к нему, в центр управления нашей обороной.
На мой вопрос, а, зачем я там вдруг понадобился, он, действуя в своей манере, напустил тумана и так толком ничего и не объяснил.
Но однозначно намекнул на то, что будет очень и очень интересно.
Так что, для того, чтобы понять, в чём там дело, мне, всё-таки, пришлось отложить в сторону все свои дела и пройти к нему. Умеет он заинтриговать, этого не отнимешь.