Наблюдая это, хозяйка понимающе улыбнулась и отрицательно покачала головой, всколыхнув этим движением тяжёлую копну своих чёрных, словно вороново крыло, волос:
— Пока помолчи, тебе надо учиться быть молчаливым и привыкать к тому, что твои слова имеют очень малое значение, — её лицо стало серьёзным и строгим, — ты теперь моя игрушка, моя покорная и бессловесная игрушка, ведь так?
Найджел, переполняемый жгучим желанием, снова иступленно замычал и заизвивался на влажных, насквозь пропитавшихся любовными соками, простынях.
— Хочешь сказать, что ты это понял? — звонкий смех повелительницы рассыпался по комнате мелким серебром, — но, если бы ты это действительно понял, то ты бы промолчал, ведь, хоть я и задала тебе вопрос, но я ещё не разрешала тебе говорить…
Найджела вдруг с головой накрыло неистовое чувство вины.
Он расстроил свою богиню, ему нет прощения…
На глазах агента навернулись крупные слёзы раскаяния и сожаления, и, спустя несколько секунд, покатились вниз из уголков глаз, оставляя на коже лица солоноватые дорожки.
Остро переживая свою оплошность он даже не обратил внимания на очередной удар плети, безжалостно разорвавший кожу на боку.
— Вижу, что ты осознаёшь свои промахи, — сказала она, и слова прозвучали настолько проникновенно и щемяще, что слёзы неудержимо хлынули из глаз мужчины, — это хорошо… — и она загадочно улыбнулась, — а сейчас будет ещё одно испытание, трудное испытание…
Она снова нежно и бережно приподняла его голову и быстрым движением расстегнула замок, удерживавший ремешок кляпа.
Пока Найджел не осознал всё значение этого великого дара повелительницы, она строго, и вместе с тем, ласково сказала:
— Я запрещаю тебе говорить!
Найджел сглотнул слюну, и вместе с ней он безропотно проглотил те слова благодарности и обожания, что рвались из груди наружу.
— Ты моя умничка, — дьяволица провела пальчиком по раскрывающимся губам Найджела, который, преодолевая, счастливое головокружение, стремился облизать нежный перст хозяйки, видимо, что бы дать ей понять, насколько беззаветно он ей предан, — шалунишка, — улыбнулась она, снова закидывая ножку через его распластанный торс.
Богиня застыла над ним, он ощущал, что её сильные бёдра стискивают его бока, что её ладони сжимают его плечи и острые коготки, безжалостно впиваясь в разгорячённую плоть, уже в который раз оставляют на его мокрой от пота коже кровавые подтёки…
Найджел увидел близко над собой прекрасное лицо дьяволицы, её приоткрытые полные губы, и матовое сияние острых жемчужных зубов за ними.
Её длинные густые волосы ниспадали вниз и отгораживали их от всего остального, словно стены шатра. Найджел зачарованно смотрел в бездну огромных, влажно поблёскивавших, чёрных глаз прекрасной колдуньи.
— А теперь, закрой глаза, — и он послушно сомкнул веки, успев заметить, что лицо обожаемой хозяйки медленно приближается…
…Их губы встретились и мужчина покорно впустил в свой рот её проворный шаловливый язычок, который тут же переплёлся с его языком в бешеном танце вожделения.
Пронзительный спазм похоти опять сотряс его тело, заставляя выгнуться дугой…
Он почувствовал, что она движется ему навстречу, и что спустя мгновение он получит высшую награду хозяйки, ему будет дозволено ощутить влажные объятия её тесного лона.
И последнее, что он запомнил перед тем, как снова погрузиться с головой в пучины неземного наслаждения, это её жаркий шёпот, вползший в его мозг, минуя уши:
— Заполни меня собой, мой смиренный раб… — он с радостью ощутил, что это пожелание боготворимой госпожи, начало исполняться, — растворись во мне…
Ня очень не долго смогла наблюдать за тем, что транслировали из комнаты Зары равнодушные видеокамеры.
— Андр, я прошу тебя снять меня с дежурства, — она хлестала себя по бокам своим пушистым хвостом, в медовых глазах сверкали искры, и по всему было видно, что сохранять внешнее спокойствие ей удаётся ценой запредельных усилий, — я сейчас кого-нибудь изнасилую, причём мне уже всё равно, кого именно, — и многозначительно посмотрела на меня.
— Не кипятись подруга, — это Истер, только что вошедшая в бункер, тут же встала на мою защиту, — конечно, иди уже к себе, ты и так сделала всё, что могла, и даже намного больше…
— Спасибо, сестра, — торопливо мявкнула Ня, и тут же исчезла за дверью.
— Ты зачем довёл кисоньку нашу до умопомешательства? — с напускной строгостью обратилась ко мне подруга, — по краю же прошёл…
— Ну, я не мог предполагать, что контроль ситуации будет сопряжён с такими моральными затратами, — объяснил я.
Истер, кстати, тоже слушала меня в пол-уха, откровенно косясь обоими глазами в монитор, на который транслировался процесс грехопадения Васисуалия Лоханкина.
Я неслышно отошёл в уголок, и уже оттуда начал с интересом наблюдать за изменениями её мимики.
Не зря, ох, не зря доставляющим самое изысканное наслаждение многие знатоки тончайших удовольствий считают подглядывание за подглядывающим, да…
— Я так понимаю, что у нашей Зары всё под контролем, — пробормотала она, облизывая пересыхающие губы…
— Думаю, что да, — согласился я.
Спорить с этим утверждением, было трудно, особенно если принимать во внимание тот факт, что Зара без труда управляла поведением мужчины, частично обездвиженного и полностью одурманенного её, поистине дьявольским обаянием и убойными феромонами.
— Значит так, дорогой, — глаза подруги яростно сверкнули из-под чёлки, — гаси этот монитор, от греха… Ставь трансляцию на запись…
— Зачем? — поинтересовался я.
— Монитор гасим, чтобы не провоцировать никого на сексуальные безумства, а запись надо сделать, что бы потом изучать, — она снова тягуче облизнулась, неотрывно глядя мне в глаза, — лично я смотрю на это не более десяти минут, а уже узнала кое-что новое, — её голос выдавал крайнее возбуждение, — а мы с тобой сейчас прогуляемся в спальню…
— Скажи ещё, что это вот, — я указал глазами на монитор, где разворачивался очередной раунд постельного противостояния, — на тебя сон навевает…
— Не прикидывайся дурачком, в спальне не только спать можно, ты же знаешь… — она выключила монитор и, поднявшись из кресла, всем телом плотно прижалась ко мне, — ставь, давай, на запись. Да пойдём… А то у меня уже зубы сводит…
Я, в общем то и не возражал, мало того, в глубине души приветствовал подобное развитие событий, поскольку тоже узнал много нового.
И у меня крепла уверенность в том, что эти новые знания стоило бы немедля закрепить, так сказать, на практике…
В общем, через пять минут мы закрыли дверь своей спальни изнутри и и мы с Истер до утра выпали из жизни…
К утру Зара собралась таки покинуть спальню, оставив своего партнёра прикованным к кровати.
Ей нужно было доложить об успехе операции, и получить дальнейшие инструкции.
А человек, известный ей, как Васисуалий Лоханкин, никакого дискомфорта к тому моменту уже не испытывал, так как ночные скачки с нашей неутомимой чертовкой выпили из него до капли все силы, как, физические, так и духовные.
И, как следствие, стоило ей только оставить провалившегося агента ненадолго в покое, как он, будучи опустошённым до самого дна, тут же впал в приятное забытье.
Он спал, мышцы его лица иногда беспорядочно сокращались, глазные яблоки метались из стороны в сторону под сомкнутыми веками.
А когда его лицо ненадолго успокаивалось, на нём расцветала по детски беззащитная улыбка.
Иногда спящий, причмокивая губами, издавал забавные поцелуйные звуки и сладострастно постанывал.
Зара посмотрела на него, улыбнулась, и пошла переодеваться.
Действительно, выходить в коридор, будучи задрапированной в кожаные, проклёпанные металлом ремешки и небольшие клочки латекса, едва прикрывающие самое сокровенное, не стоило.
Она быстренько ополоснулась под душем, и, обсушив тело под ростовой пневмосушилкой, накинула на себя просторный комбинезон.
Покрутившись перед зеркалом, пришла к выводу, что выглядит вполне пристойно, и, бросив на прощание ещё один взгляд на сладко посапывающего Васисуалия, вышла из апартаментов.
— Что, проголодалась за ночь? — спросил я Зару, которая сделала свой первый шаг в столовую, где мы с Истер с аппетитом поглощали свой завтрак.
Ня и Эви, сидевшие рядом дружно захихикали.
— Не без этого, — улыбнулась чертовка, — я с удовольствием съем пару килограмм жаркого.
— А глаза- то у неё сытые, — вдруг ни с того, ни с сего заметила Эви, с завистью покосившись на Истер, излучавшую умиротворённость и довольство жизнью.
— Это не та сытость, не желудочная. — объяснила Зара, потом, немного подумав, добавила, — да и не сытость это пока, — чем вызвала ещё одну волну скабрезных смешков.
— От же ты ненасытная, подруга, — заметила Истер.
— Это у меня генетическое, — улыбнулась Зара, — так что я не виновата в этом, и вынуждена страдать…
— Да, что-то непохоже на то, что ты сильно страдаешь, — сказала Эви, многозначительно глянув, на этот раз, в мою сторону.
— Иногда страдаю, иногда наоборот, — Зара, сказав эти слова всецело переключилась на поглощение пищи.
Глядя на неё, все присутствующие тоже перенесли своё внимание на содержимое своих тарелок, и некоторое время в столовой слышался только негромкий стук столовых приборов по фарфору да треск из-за ушей завтракающих.
Когда все, включая Зару, наконец, отодвинули тарелки, я решил, что пора бы нам и услышать, чем дело-то кончилось.
— Ну что, Зара, — я развернулся к нашей чертовке, — рассказывай…
— А что рассказывать то? — она бесстыдно улыбнулась, — вы же, наверное, видели всё?
— Я не видела, — вдруг сказала Эви, и опять выразительно на меня посмотрела.
— И я! — присоединилась к ней Алевтина, и, что характерно, тоже посмотрела на меня, и не менее пристально, кстати.
— Так ты его только, гмммм… — я не знал, как бы охарактеризовать то, что она с этим беднягой всю ночь вытворяла.