— Не слишком красиво пользоваться чьими-то благами и в то же время оплевывать его!
— Я выпила только бокал швепса!
Какое-то теплое, волнующее любопытство медленно шевельнулось в моей душе. Я понимал, что с этим ершистым и, по всей вероятности, вредным существом надлежит держаться холодно и пренебрежительно, по крайней мере, из солидарности с хозяйкой дома, но мне не хотелось вставать из-за стола и было все интересней следить за светло-синими глазами и строгим лицом с еле заметными морщинками в уголках губ.
— Как вас зовут? — спросил я после небольшой паузы, закуривая сигарету.
— Петрана Груева… Разумеется, меня называют просто Пепа.
— А почему вы упомянули квартирную хозяйку? Разве вы не из Софии?
— Нет. А вы еще не догадались? Отстаете, товарищ драматург, ваш коллега Бернард Шоу после третьего слова безошибочно определял, откуда родом девушки, с которыми он сталкивался на лондонских рынках!
— Вы хотите сказать — его герой Хиггинс из "Пигмалиона"?
— Именно! Итак, откуда же я родом?
— Я думаю, что и профессор Хиггинс испытал бы известное затруднение. Вы оперируете абсолютно дистиллированным бедным языком современной молодой девушки.
Морщинки у губ обозначились четко — очевидно, мое замечание развеселило ее.
— Хорошо, я вам помогу. Кое-кто утверждает, что особенность моих глаз объясняется близостью с подобными природными объектами…
— А, рильские или пиринские озера! — догадался я. — Браво, скромность украшает девушку!
Даво уселся в соседнее кресло и налил себе стакан швепса. Он не брал в рот ни капли алкоголя. "Как она!" — невольно пришло мне на ум.
Он бросил сердитый взгляд на девушку, а затем перевел его на меня, не меняя выражения. Я собрался сказать ему что-нибудь приятное, но тут же заметил, что Корнелия оставила своего кавалера и подошла к нам.
— Позвольте вас пригласить, товарищ Венедиков!
Я вспомнил, что во время моего разговора с Пепой несколько раз ловил на себе ее взгляд, и восхитился тактом и выдержкой нашей хозяйки. Пока мы сидели вдвоем с девушкой, она не позволила себе пригласить меня на танец и лишь теперь, когда к нам присоединился Даво, она сочла это уместным.
— Разумеется, — улыбнулся я, немного смутившись, неуверенно вставая из-за стола. — Хотя это не самая сильная моя сторона…
Как и следовало ожидать, Корнелия долго не упоминала имени своей необычной гостьи. Она что-то рассказывала мне о Таганке и о бедном Высоцком, затем поинтересовалась моей новой пьесой, заявив, что впредь не пропустит ни одной моей новой работы. Время от времени, пока мы смешно и бессмысленно подскакивали друг против друга, я поглядывал в сторону столика, еле сдерживая веселую улыбку. Даво, молчаливый и загадочный, мрачно уставившись в одну точку, дул швепс, а Пепа наблюдала за ним с подчеркнутым интересом.
Зазвучало медленное танго, Корнелия прижалась ко мне, и я почувствовал в своем ухе ее теплый возбужденный голос:
— Знаете, я на нее не сержусь. Она три раза проваливается на экзаменах в ВИТИС. При этом, объективно говоря, девушка выше среднего уровня, хотя…
— А на какой факультет? — прошепелявил я слегка заплетающимся языком.
— Насколько я поняла — на кинорежиссерский.
Предметы медленно поплыли перед моими глазами. Инстинктивно я бросил взгляд в сторону Пепы и увидел, что ее стул пуст. Только Даво по-прежнему торчал за низеньким столиком, и я тихонько прыснул, увидев его белоснежную рубашку и блестящий галстук сводника крупного масштаба…
14
Я пришел в себя лишь на следующее утро, в своей постели, а в обед Даво восстановил картину последних часов, стершихся из моей памяти. Во время весьма бурных танцев я был настоящим "милашкой", Корнелия осталась в восторге от моих проказ и сказала, что, как только вернется из какого-то заграничного турне, непременно мне позвонит.
С помощью моего верного друга я более-менее привел себя в порядок, и к часу дня мы направились в клуб.
Все столики были заняты, и нам невольно пришлось присоединиться к двум знакомым дамам — супругам известных столичных шефов в области культуры, которые громко пригласили нас за свой столик, не скрывая радости по поводу моего появления.
Обеим перевалило за сорок пять, но они все еще "не нашалились", как поговаривали в нашей среде. Одна из них — поуродливей, с мешками под большими глазами навыкате, была архитектором, но занималась не проектированием, а научной работой в каком-то институте. А вторая — все еще интересная, пышная, соблазнительная блондинка с влажным взглядом и длинной лебединой шеей — делала серебряные украшения, участвовала в выставках прикладного искусства и часто ездила за рубеж. Они были неразлучными подругами.
Пока я глотал горячий бульон, чувствуя, как мой мозг окончательно проясняется, дамы оживленно делились с нами последними театральными и телевизионными новостями, а затем подробнейшим образом осведомили нас о своих курортных планах. Затем архитектор с любопытством подняла свои тонкие нарисованные брови.
— Вы окончили сценарий, товарищ Венедиков?
Меня удивила ее осведомленность, но я тут же вспомнил, что они часто играли в бридж с женой бай Миладина, и мной овладело смутное беспокойство.
— Окончил!
Женщины переглянулись, и блондинка с лебединой шеей перевела взгляд на свои красивые, усыпанные перстнями, пальцы.
— Мне бы не хотелось быть на месте Миладина Кондова!
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего! — очаровательно рассмеялась она. — Просто я была за его столиком, когда ему сообщили, что студия отказалась от его сценария.
Я промолчал, занявшись полуостывшим фрикасе.
Даво сопел, испытывая неловкость и оглядываясь вокруг. Потом пробормотал какое-то извинение и улизнул.
— Я просто перепугалась за бедного бай Миладина, — продолжала блондинка. — Никогда не видела его в такой ярости. Его лицо побагровело, как…
Она запнулась, и ее приятельница поспешила ей на помощь.
— Как свекла, — сказала ты мне на следующий день…
— Совершенно верно, как свекла! Я подумала, что его хватит удар.
— Ладно, прямо-таки удар! — пренебрежительно обронил я.
— Клянусь, вот вам крест! Согласитесь, не слишком приятно оставить сценарий, уехать за границу… Между прочим, им не повезло с погодой, Вале все время нездоровилось, — на мгновение переключилась она на архитекторшу, — и, вернувшись, узнать, что… Нет, так не поступают…
Я почувствовал себя неловко. Попытался объяснить своим сотрапезницам, как все было на самом деле, но они лишь холодно выслушали меня с высоко вскинутыми головами, а затем блондинка сказала:
— Насколько я знаю, никто не требовал от него никаких поправок, все это — интриги режиссера Рашкова, который прибрал к рукам всю студию, особенно после своего нашумевшего фильма… — Она облокотилась на стол, подперев рукой подбородок, и вызывающе взглянула на меня в упор. — А вы сами действительно верите, что все обстоит именно таким образом и что сценарий Миладина Кондова — слаб? Вы вообще читали его?
— Нет.
— Вот видите! Я считала вас более сообразительным, все-таки вы столько лет работаете с режиссерами, хотя и театральными…
— Почему вы решили изменить театру, товарищ Венедиков? — вмешалась архитекторша.
— Может быть, товарищу Венедикову захотелось заиметь соавтора-режиссера, Этти!
Я вздрогнул, пронзенный этим неожиданным намеком, но тут же рассмеялся, решив не обращать внимания на подружек. Но все же взглянул на них с легким презрением и проронил подчеркнуто небрежно:
— Вас неверно осведомили — моим соавтором будет сценарист Докумов.
— Временно, всего лишь временно! — напевно произнесла блондинка. — Затем к вам присоединится и Рашков. Он потребовал этого и от бай Миладина, и если бы тот согласился, то его сценарий прошел бы "на ура"! Но он в этом деле не новичок, знает цену своему труду и таланту и категорически восстал против этой моды, ставшей в последнее время традицией — когда режиссеры повсеместно становятся соавторами сценаристов…
Я потянулся задрожавшими пальцами к сигаретной пачке. Эти гусыни перегнули палку! Никого не пощадили — похоже, им просто доставляло удовольствие говорить гадости, сталкивать лбами и плести интриги из бескорыстной любви к сплетням.
Я взглянул на русоволосую красавицу, в которой, может быть, из-за длинной неподвижной шеи и пристального взгляда, проглядывало что-то змеиное. Она самодовольно и с плохо скрытым наслаждением рассматривала меня, как рассматривают обессилевшие, погибающие жертвы, и вдруг великодушно заявила:
— А почему бы вам не встретиться с бай Миладином и не объяснить ему все, как вы сейчас объяснили нам? Неправда ли, Этти, лучше всего, если они разберутся сами, по-мужски?
— Бесспорно! — тут же поспешила согласиться архитекторша. — Только не нужно откладывать. Валя с Миладином собирались ехать на отдых в Варну, может быть, даже уже уехали…
Вернувшись домой, я поднял трубку и набрал телефонный номер бай Миладина. Никто не поднял трубку, сигнал незанятой линии долго звучал у меня в ушах и, кто знает почему, с каждой секундой приносил мне все большее облегчение.
15
В понедельник утром мне позвонила секретарша Иванчева. Ее шеф просил меня приехать к одиннадцати часам.
В тесном кабинетике я застал незнакомого молодого человека атлетического телосложения, но довольно бледного. Оказывается, это и был мой соавтор Крыстю Докумов.
Он молчаливо пожал мою руку, низко склонив голову, как бы выражая свое почтение. Когда Иванчев попытался торопливо представить меня в несколько высокопарных выражениях, Докумов снисходительно улыбнулся:
— Поверь, молодое поколение хорошо знает своих ветеранов. Я смотрел почти все пьесы товарища Венедикова… — он приветливо повернулся ко мне, — разумеется, прочел и ваш сценарий.
— Ах так? — заинтригованно поднял я брови. — Ну и какое впечатление он на вас произвел?
— Драматург он и есть драматург! — тут же ответил Докумов. — Как говорят — рука мастера чувствуется в каждой строчке… За сцену между Фердинандом, молодым офицером, придворной дамой и митрополитом — мой вам низкий поклон! Я считаю, что эта сцена может войти в любую хрестоматию по кинодраматургии. Получился невероятный квартет, вроде известного финала в "Риголетто", в котором каждый герой поет свою арию, а в целом получается удивительная… спетость, я правильно употреб