Тогда так: новые или неведомые сущности теперь не предполагают своего признания, обнаружения. И пристроить их не к чему, всего и так хватает, и нет запроса на их поиск. Зато тогда в неведомых пространствах можно блуждать как вздумается, безо всякой цели. Теперь там просторнее, никто не рыщет из практического интереса или ради досуга. Существа оттуда заходят сюда, уходят незамеченными. Вот и сюда должно прийти одно из них.
Серьезность здесь появилась потому, что сейчас она обнаружилась в баре. Другая и какая-то реликтовая. Присущая заведениям, где пьют водку, а зачем иначе сидим и пьем? Впрочем, тут пьют пиво, да пока и ранний вечер. Барменша и посетители обсуждают чей-то день рождения, собираясь устроить пикник за городом. Вот, они тут насквозь знакомы, а я посторонний, ничего о них не знаю, а среди них, поди, бывшие принцессы, принцы и злодеи района. А кто-то и еще действующий кто-нибудь.
Разговор зашел о том, что надо бы достать казан. Один говорит, у знакомого есть, надо съездить и взять, хороший, чугун украинский, не китайский. Кому-то поручили съездить за чем-то (овощи, хлеб), кто-то берет скатерть и посуду. Рассуждали, приглашать ли этого, определяемого мужем Н[…] и маразматиком. Это, понятно, тот англоязычный дядька. Н[…] вроде говорила, что он не поедет, а никто его приглашать и не собирался, потому что маразматик и т. д., хотя пикник попадает и на его день рождения. Снова о том, что надо ехать за казаном, а такой-то купит мясо, ну и по кругу, в схожих основательных интонациях. Но когда у кого-то звонил телефон, отвечали иначе, барменша И[…] начала развернуто говорить о делах совсем другим голосом. Но серьезность все равно окутывала хождение вокруг будущих действий, постепенно делающихся конкретными.
Не был описан в частностях интерьер. В баре не советская аутентика, была ли тогда эта точка? И не помню, и как бы она тогда была? Скорее из 90-х, кооперативного стиля. Неживые подсолнухи, заблудшее сиденье-подушка, изображающее срезанный поперек арбуз. Мелкая сувенирная красота – не раздражающая, потому что как бы уходит за скобки, а вместе с ней и остальное уходит за скобки. Столы, кружевные скатерки, салфетки, вазочки с цветами – настоящими, еще только начало осени. Все происходит сейчас, здесь выпадение в топографическую паузу, где есть ощущения, но нет действий. Все как было: рядом проезжают машины (дверь бара приоткрыта), тепло, дождя нет. И[…] наливает кому-то следующее пиво, разговоры цепляются и за тех, кто прошел мимо полуоткрытой двери (из такого-то дома, такие-то, делают то-то). Место, где конденсируются тело, плоть – со всякой ее влагой и запахами, а также одежда и прочее. Текучка отсечена, и где бы еще, как не здесь, могли бы собираться слои всего, что есть и было вокруг? Место отделяет запахи и заботы, будто выжигая физиологию холодом.
Что, если эту машинку увести от Авоту? То же локал в Леопольдштадте, венский же «Голодный койот», еще Blauensteiner возле ратуши. Или Брюссель, это 1994-й, кажется. Идти со стороны Центрального вокзала, через Ратушную площадь, возле биржи, что ли, раскоп древних фундаментов. Там налево неширокая улица, параллельная бульвару, в ней кафе. Помещение побольше, чем в баре, прямоугольный зал, стойка, железная печка, крашенная серебрянкой – в Риге такие тогда тоже кое-где сохранялись. Вдоль стен диваны, похожие на сиденья старых троллейбусов/автобусов. Да они и были: кожаные, коричневые, продавленные и потрескавшиеся, вдоль каждой из боковых стен.
Перед ними ряд столов, стулья с другой стороны столов, проход в середине. Люди свои, небогатые, не туристы. Старая дама обособленно пьет вечернее шампанское, кто-то в углу ест пиццу. Народу немного. Понравилось, но я куда-то спешил. На другой день зашел снова, мне по дороге, гостиница была за бульварами возле канала. Теперь зал заполнен, рядом сидели пившие пиво дядьки, один все бормотал «Брель, Мари́к», тыкая рукой куда-то вбок. Вряд ли это была новость для остальных. Может, он тут всякий раз вспоминает эту парочку: сбоку брелевский район, а дядька как бы показывал, где жила она. На стене в рамках, темных деревянных, рядом висят эмблемы футбольных клубов – «Реала» и «Барселоны». Чтобы рядом два антагониста? Или тогда они еще не были такими принципиальными антагонистами, а и каталонская тема хозяина не волнует?
Потом, что ли, в 2015-м, шли мимо с R., я узнал заведение, то есть – место и помещение, там уже японская еда. Еще на углу, наискосок от биржи, в 94-м стояла тележка с фритами. Открытый огонь, масло, чад. Кажется, еще суп в стаканчиках. Рядом, возле прочно закрытого то ли цирка, то ли театра, был табачный киоск, «Житан» и «Голуаз» еще без фильтра, короткие. Теперь тележки нет, но все на месте: фриты переместились в угол здания, возле которого она стояла. В первый этаж: длинная очередь, картошка в пакетиках-фунтиках. Не обратил внимания, что теперь с театром-цирком.
Если от фритов идти к каналу, то справа будет церковь Св. Катерины. На стенах старые и прочные потеки, в каждом проеме они будто города: готические, сырые и темно-зеленоватые. Перед площадью на углу двухэтажный дом, библиотека Ste-Katherine, а на ней работа Space Invader’а. Розовая с двумя белыми глазами в сером слепом проеме окна. Этот французский человек делает в разных городах пиксельных персонажей из Space Invaders (игра для игровых автоматов, японская, 1978-й). Персонажи небольшие, обычно горизонтальные, цветные. Из мелких кафельных квадратиков, как бы немного разрозненная мозаика.
Я их обнаруживал в Лондоне (сбоку от Барбикана, на Old St), в Кельне (возле собора, там справа – если смотреть в его сторону – тощая аркада, на бетонной колонне с краю маленькая работа). Сиреневая на желтом, размером, как блямбы (белая и желтая), отмечающие городские коммуникации, рядом с ней. Впервые заметил в Вене, на углу Нойшитфгассе и Келлермангассе, сбоку от сквера, где статуя Августина. Сине-белая на темно-сером доме, на углу, довольно крупная. У него на сайте работы задокументированы, есть, например, Invader в Шарлеруа. Так что он не богат, Шарлеруа – лоукостерный аэропорт, часа полтора на автобусе от брюссельского вокзала, мимо Ватерлоо. Улетали мы оттуда. Проект давний, наверное, и сейчас активен. Вот он как-то сшивает эти – если и не города, то окрестности, где проставлен инвайдер. Ведет себя как не появившееся пока существо, превращает себя в приключение, в трип.
У Invader’а обнаружилось нелепое продолжение: пару лет назад в Нью-Йорке была выставка It’s a thing x Mr. Brainwash (по работе попалась). Пресс-релиз: «Mr. Brainwash – французский стрит-артист и видеооператор, известный крупными объектами и принтами знаменитостей, таких как Мадонна, Кейт Мосс и Мэрилин Монро. Его практика извращения культурной иконографии и присвоения всего подряд заимствована у Энди Уорхола, Кейта Харинга и Бэнкси». Brainwash, Мозгочист. Известность отчасти спекулятивная: Brainwash, Тьерри Гетта, попал в фильм Бэнкси «Выход через магазин подарков» (Exit Through the Gift Shop), представлен в нем французом, «перебравшимся в Лос-Анджелес, где купил магазин одежды и видеокамеру». Сущая ерунда, но вот: он начал с того, что стал фиксировать работы «своего брата, более известного как Space Invider».
Потом сам захотел быть художником. Выставка тупая: собраны, например, портфели-сумки-чемоданчики, осуществляют казуальную монументальность. Комплекты других однотипных вещей. Расставлены, ничего никуда не двигается, в гербарии смысла больше. Невнятно, а фон, на котором слабо шебуршит Brainwash, неведом. Может, играет на тему что считать искусством. Впрочем, он в LA, там это нормально. Еще в Гетти выставят, а то и в Броде. Да, он рассматривался в качестве одного из тех, кем может быть Бэнкси (из-за фильма, прежде всего). Artnet.com оценивает такую возможность как 2 к 10 (7 People Our Investigations Have Determined Are Not Banksy Despite the Circumstantial Evidence to the Contrary; Dec. 3, 2020).
К чему он тут? Ну, как-тоязщджжх, хм. Зацепляться может что угодно. Да, кота зовут Густав потому, что было так: кто-то мелкое плакало под лоджией (пятый этаж). R. вышла во двор, он выскочил из-под машины, кинулся в объятия. Я тоже спустился, от меня не шарахнулся, ну и все. Как-то сразу выглядел именно Густавом. У нас это не экзотика, например – в соседних окрестностях кафе «Густав Адольф», теперь невпопад помодневшее. А это Густав II Адольф; когда он в 1621-м забирал Ригу у Польши, в том районе был его военный лагерь. Ничто не сплошь, всегда высунется что-нибудь немотивированное.
Рядом, на углу с Брунениеку, двухэтажный деревянный дом, темно-коричневый. Какое-то время там было что-то шашечное, рижский клуб или республиканская федерация (в 2020-м в шашки еще играют или все уже просчитано насквозь?). Теперь в нем вещи, совсем дешевые, в окнах выставлены книги, корешками наружу, горизонтально.
Зарубежный кинороман. «Никто кроме тебя».
Линч Фрост. «Твин Пикс» (толстая книга).
«Укрепление здоровья в пожилом возрасте».
Роберт Ладлем. «Кровавая луна».
Дин Кунц. «Слезы дракона».
Ги де Мопассан. «Милый друг» (очень старая в бежево-голубой мягкой обложке; такую серию издавали в 60-х).
O. Henry. Selected stories.
«Dons Kihots».
Dagnija Zigmonte. «Gausīgais nazis».
Lawrence. «Women in Love».
Mirdza Ķempe. «Kopoti raksti II».
«The Valley of Secrets». Charmian Hussey.
«The Girls Empire».
Makss Frišs.
Ivlins Vo.
Г. Р. Хаггард.
Тынянов. «Смерть Вазир-Мухтара».
Наталья Нестерова. «Кошки-мышки».
«Влюбленный холостяк».
«Крылатая смерть».
Aleksandrs Čakovskis.
Simenons. Romāni.
Несомненно, в стопках книг отражены слои и контексты улицы Авоту. Временны́е, языковые, социальные – будто реально связаны. Вряд ли бывшие владельцы книг друг с другом знакомы, хотя, вероятно, видятся на улице и в магазинах. Не зная, наверное, что их бывшие книги оказались рядом в окне, да и что, собственно, в том. То же и авторы: лежат друг на друге, но их ничего не связывает, не предъявляют даже антропологически-социальной структуры района. Впрочем, представляют ее, вполне репрезентативная выборка. Все книги советского и послесоветского времени, не старше. Никакой дореформенной латышской орфографии, нет и на немецком. Такие есть дальше к центру, в антиквариатах или в «Болдерае».